Богомол. Глава тринадцатая

Продолжение. Начало в номерах 38—49. Глава двенадцатая. Начало

Глава тринадцатая

Гамлет высадил меня на берегу Ангары. Пройдя наискосок Александровский сад, чудесный даже в это время года, я прогулочным шагом направился к штабу Чехословацкого корпуса. Мы с Гамлетом решили его поджечь.

Для своей резиденции чехи выбрали красный особняк на Большой улице, против театра. Это очень оживленное место, но мне беспокоиться не о чем: когда полыхнет, все будут смотреть на огонь. Со двора в дом ведет черный ход, пройду через него незамеченным, главное — отвлечь охрану и очистить первый этаж от людей.

Если верить Гамлету, чехи допрашивают Баштина по ночам, а сегодня в девять утра повезут на расстрел. Время сейчас самое подходящее: восемь часов. Гамлет показал мне бутыль с зажигательной смесью — керосин с примесью парафина и коротким шнуром запала. По его словам, адская смесь досталась ему от эсеров — они готовили убийство Часова, но в сентябре по городу прокатились массовые облавы, и бомбу пришлось припрятать.

Гамлет все рассчитал. Взяв разгон от сада, он пролетел на своем авто по Большой улице и на ходу швырнул бутылку с зажженным фитилем точно в парадную дверь. Смачно хлопнуло, полтора литра вязкого пламени растеклись по дереву. Когда синий «Панар» свернул на соседнюю улицу, огонь уже охватил дверь.

Повалил дым. В штабе спохватился резкий свисток. Распахнулись ворота, со двора выскочил солдат и бросился бежать. Я накинул бекешу (она скрыла лицо и погоны) и поспешил к черному ходу.

Во дворе было пусто, все ломились через парадную. Внутри, в полутемном зале с мощными квадратными опорами, я столкнулся с заросшим до бровей высоким мужчиной в запачканной известью поддевке. Баштин. Его портрет, приложенный к досье, я помнил во всех деталях. Солдат с винтовкой за плечом толкал его к выходу.

Караульный выскочил прямо на меня, так что не составило труда одним ударом успокоить его мятущийся ум. Затем я сдернул с его головы бекешу, нахлобучил на голову арестанту и потащил за локоть прочь.

Напротив особняка собралась толпа, поглощенная древним переживанием. Мы вышли на Троицкую, свернули к Ангаре. Гамлет поджидал нас в своем бесподобном «Панаре». Мы неспешно поехали по Набережной улице мимо телег водовозов.

****

В доме на Иерусалимской Баштин тяжело опустился в кресло за столом, жадно закурил и сложил перед собой большие руки с надувшимися венами. Выглядел он плохо: изможденное, черное от тюремного воздуха лицо, воспаленные усталые глаза. Я сварил кофе и разлил по бокалам коньяк.

— Кто вы? — сухим простуженным голосом проговорил он.

Я представился. Он усмехнулся.

— Удостоверение, конечно, вы с собой не взяли, и вашу личность никто не сможет подтвердить.

— Все так, господин Черкулин.

Я назвал его настоящее имя и добавил несколько слов о семье — Бикреев переправил жену контрразведчика и двух его детей в Харбин, самый спокойный по нынешним временам русский город, я сам провожал их в Омске на поезд. Лицо Баштина расслабилось, мой ответ его устроил.

— Что вы хотите знать?

— Обстоятельства, при которых вы были арестованы.

— Что ж … — он с отвращением покрутил в пальцах сигарету и отложил в пепельницу. — Я прибыл в Иркутск через двое суток после происшествия. Со мной были три помощника. В округе, у замначальника контр­разведки поручика Копфа, я получил материалы, все что было. Утром всей группой поехали в управу станции Иркутск, чтобы допросить свидетелей и получить бумаги о движении поездов. Не получили ничего, явный саботаж. Тогда, чтобы не терять времени даром, поехали на Иннокентьевскую. Я затребовал документы. Начальник станции просил подождать. Потом говорит — в депо есть один свидетель. Мы пошли туда втроем, я в сопровождении своих людей. Когда вышли на территорию, нас обстреляли чехи. Двое моих офицеров погибли.

— Значит, это случилось на следующий день после вашего прибытия в Иркутск, после разговора с Копфом. Как считаете, вас хотели арестовать или попросту убить?

— Бросьте, это же чехи. Хотели арестовать, с перепуга стали бить на поражение... Мы, конечно, в ответ… Потом я сдался, думал, недоразумение.

— Вы назвали чехам свое настоящее имя?

— Да, я надеялся, что Копф вмешается.

— Все погибли, кроме вас?

— Нет, остался один, в машине. О нем ничего не знаю.

— Где вас держали?

— На Трапезниковской улице, в чехословацкой ка-эр. На допросы возили в штаб.

— Кто вас допрашивал?

— Сначала чехи, потом Мендакс, атташе британский. Других не знаю.

— Среди тех, кто присутствовал на допросах, была ли женщина монголоидной внешности?

— Женщина присутствовала всего одна, в шляпке с вуалью… Скулы... Да, пожалуй, монгольская кровь. Но в Иркутске таких сотни.

— Что вам известно о конвое?

— Вагон не продвинулся дальше Иркутска.

— Это все?

— Чем богаты.

— Негусто. Что думаете о начальнике иркутской ка-эр?

— Голованов? Не могу сказать, досье чистое.

— А что такое Копф? Знаете его?

— Немного, одно время служили в Верхнеудинске, — сказал он, растягивая воротник рубашки. — Честный офицер. Его бывший начальник, Лацинский, переметнулся к большевикам, а Копф остался верен России.

— Вам не кажется ли странным, что Копф не освободил вас? Мог, по меньшей мере, перевести от чехов к себе.

— Благодаря Копфу я жив до сих пор.

— Вас не убили сразу только по одной причине: не только мы с вами ищем бриллианты, но кто-то еще. Тот, кто обладает достаточной властью, чтобы устроить ваш арест. Этот человек убрал вас со своего пути и заодно удостоверился, что вы ничего не раскопали.

Кулаки Баштина сжались в костлявый бледно-лиловый комок.

Я оставил его отдыхать, договорившись продолжить разговор после обеда, а сам пошел пешком на телеграф. Можно было позвонить, на квартиру проведен телефон, но я решил прогуляться, чтобы успокоить нервы. Отстоял очередь к окошку, за которым обслуживал Гамлет, попросил телеграмму из Владивостока на свое имя. Текст на бумажных полосках извещал:

«Таня уехала Киев тчк Дядя Павел».

Значит, моя телеграмма не дошла до адресата, в Ставке не работает связь. Командующий Восточным фронтом арестован.

Нечего сказать, сыграно как по нотам: вчера образован красный Политцентр — и сразу обрушилось управление войсками. Колчак и золото отрезаны от армии. В Иркутске готовится мятеж.

Надо срочно связаться с Бикреевым. Остается лишь один выход.

****

Штаб военного округа уже кипел. Хлопала дверь парадного входа, сновали вестовые, всюду повозки, всадники, автомобили. Вход в здание перекрыл казачий пикет. Хмурый чернобородый урядник долго изучал мое удостоверение и наконец кивнул. Румяный круглолицый дежурный сквозь зубы сообщил, что начальник контрразведки штабс-капитан Голованов уехал с Часовым в комендатуру, и нехотя пропустил меня к его заместителю.

Поручик фон Копф, непримечательной внешности мужчина со скользким взглядом выпуклых водянисто-голубых глаз, был занят: сортировал и укладывал в сейф служебные папки. Мой рассказ о собрании эсеров проскользнул мимо его ушей. Он даже не спросил, что я делал в Царь-Девице — мысленно он уже распрощался со мной.

— Не волнуйтесь, держим руку на пульсе, — бросил Копф. — Что касается остального, то, возможно, перед вами разыграли спектакль. Господа эсеры большие мастера по этой части.

— Мне нужен Часов.

— Так звоните, один-шесть, — он усмехнулся. — Ах да, у вас некоторые разногласия с генералом... Что ж, поедемте — представлю вас лично, я как раз собирался в комендатуру.

****

В душной комнате с наглухо задернутыми окнами горел свет: люстра, настольные лампы и даже зачем-то свечи, словно обитатель комнаты боялся уснуть (я пребывал в том же состоянии). Часов сидел за столом и читал с машинописного листа, делая пометки карандашом. На меня он никак не отреагировал. Я вытянулся по стойке смирно. Он недоверчиво покосился на меня и снова уткнулся в бумаги.

— Что, капитан, пришли прощения просить? Так я не поп, грехи не отпускаю.

— Ваше превосходительство, осмелюсь донести до вашего сведения несколько замечаний по поводу неизбежной обороны Иркутска от красных.

Часов покачнулся вперед. Взгляд его по-прежнему был направлен на бумаги, но внимание уже принадлежало мне.

— Вот как. Неизбежной.

Он встал, вышел из-за стола и вкрадчивыми шажками пошел к медному бюсту Александра Третьего в углу, приминая мягкими сапогами ворсистый ковер.

— О судьбе города не извольте беспокоиться, — бросил он через плечо. — Держу город крепко, не то что некоторые… В штабе, мать его.

— Ваше превосходительство! Я в Иркутске недавно, службой не занят, так что глаз у меня свежий. Заметил несколько потенциально опасных моментов.

Часов обернулся в профиль и грозно насупился.

— Короче.

— Позвольте обратить ваше внимание на понтонный мост через Ангару. В предстоящей схватке он может играть ключевую роль.

Часов вернулся за стол, присел и выбросил руки перед собой, косясь на белые крахмальные манжеты, застегнутые на простые пуговицы.

— Ну и что с мостом?

— Как вам известно, Ангара замерзает с наступлением январских морозов. Во время ледохода мост разбирают, чтобы спасти от разрушения. В эти дни сообщение между берегами прерывается почти полностью — только на пароходах. Между тем на левом берегу, выше вокзала, находятся казармы Пятьдесят третьего полка, солдаты которого распропагандированы красными. Это опорная база восстания: левый берег.

— Крикунов мы упокоили, мост не разобран. Какие трудности?

— Мост будет сорван ледоходом, это может случиться на днях. Для подпольщиков это послужит сигналом к началу восстания. Здесь, на правом берегу, у красных ничего не выйдет — гарнизон Иркутска верен правительству, и юнкера не подведут. Красные могут опереться только на рабочих железной дороги, шахтеров и солдат запасных полков, изнывающих от безделья на левом берегу. Их поддержат партизаны.

— Ерунда! — перебил Часов и вскочил на ноги. — Арестовать эсеровский штаб, обложить их из пушек, отправить казачков на левый берег — и солдаты моментально протрезвеют!

— Не получится отправить казаков — мост будет сорван. Обстрелять казармы союзники не позволят — вся станция забита их эшелонами, испугаются шальных снарядов. Пароходы — в руках Жанена и губернского комиссара, а они поддержат мятежников. Это тупик.

Часов рубанул рукой воздух и снова сел.

— Вот что, господин фельдмаршал Кутузов. Идите-ка вы… исполнять мой наказ. Все, свободны.

Копф ждал меня у лестницы. Выражение моего лица его не удивило.

— Ну-с, и куда вы теперь? — спросил он с ухмылкой. — К адмиралу?

— Желаете присоединиться?

— Благодарю. Но, как говорят в Японии, человеку хорошо среди людей, а полю — среди полей.

Голова моя слегка кружилась, когда я выбрался на воздух. Далекое солнце размыто светилось во мгле. Улица скрипела полозьями саней, прохожие спешили, кутаясь в воротники. Промозглый холод заполнил всё.

Иркутск еще можно спасти. Связи со штабом нет, но ее восстановят, никуда не денутся. Все что нужно — чтобы Колчак приказал перевести на левый берег казаков и разобрать мост. И обязательно позаботиться о пароходах. Я остановил кошевку и помчался на Иерусалимскую, еще не зная, каким долгим окажется этот день.

Продолжение.