Богомол. Первая и вторая главы

Это было ровно 100 лет назад. В ноябре 1919 года в Иркутск из Омска перебралось российское правительство, признанное таковым иностранными государствами. Иркутск оставался столицей вплоть до января 1920 года, когда власть в городе захватил эсеро-­большевистский Политцентр. Событиям этих драматических месяцев посвящена книга писателя и журналиста Юрия Наумова «Богомол». 

Глава первая

Предстояла бессонная ночь -- нужно было принять на борт тринадцать ящиков золота и отправиться дальше на восток. В сумерках наш бронепоезд причалил к погрузочной платформе. Новенький «Фиат» госбанка, поблёскивая мокрым тентом, придвинул кузов к багажному вагону. Хлопнул упавший борт, закипела работа. Две пары мускулистых рук брались за верёвочные петли, отрывали полутораметровые, обитые железом ящики от пола и передавали в вагон, освещённый изнутри огнём керосиновых ламп.

Хлестал дождь вперемешку со снегом, вдалеке под фонарями лоснился чёрный перрон. Скверная погода стоит всю неделю, с тех пор как стало понятно, что Омск обречён. Дурная война. Мы оставляем города без боя, всё дальше падая в сибирскую пустоту, и в эти серые октябрьские дни Омск предался трём занятиям: молитве, пьянству и бегству.

Я предпочёл пьянство. Позавчера с поручиком Смеловским и ротмистром Фелицыным пополнил запасы коньяку и нагрянул к полковнику Хлебникову -- начальнику личного эскорта Верховного, нашему товарищу по офицерской роте. Против «Шустова» он ничего не имел, кроме бутылки «Ожье».

Планы на вечер были грандиозные, но опьянеть не смогли. Было тревожно, скверно; душу отравила злость. В десять часов сели играть в карты. Ближе к утру боль в руке утихла, игра пошла, но в пять часов зазвонил телефон, меня пригласили к аппарату. Так закончился мой отпуск.

***

Шеф разведки генерал Бикреев ждал в машине на углу. Ради этой встречи он отпустил шофёра и сел за руль, одетый как обычный омский водитель -- в потёртую кожанку на меху и овчинную шапку, поверх которой поблёскивали шофёрские очки, прозванные в Омске фантомасами.

Чёрный «Руссо-Балт» тронулся и покатился в тёмный, посечённый редким мокрым снегом безмолвный город.

Остановились на берегу Иртыша. Минуту или две Бикреев молчал и только смотрел на тёмные мутные волны. Затем приподнял на лоб очки, по-мужицки, пятернёй вытер лицо и произнёс тихо и внятно:

-- У нас новость, Андрей. Мы уходим из Омска. Наша новая столица -- Иркутск. Туда отправится всё управление, и золотой запас тоже.

Моё сердце забилось быстрее. Место для новой столицы выбрано крайне рискованное. Иркутск, милый купеческий городок, наводнён агентами большевиков и разведками союзников, не исключая японскую кэмпэйтай, а местная подпольная группа эсеров готовит вооружённый переворот. Скучно не будет.

-- Из огня да в полымя.

-- Это полбеды. До Иркутска – две с половиной тысячи вёрст. Представь, какой хаос начнётся на железной дороге, когда сотни составов ринутся на восток, при том, что дорогу держат союзники. Они будут драться за каждый локомотив, за каждую лопату угля.

-- Значит, финал?

– Для нас всё только начинается, -- Бикреев раскрыл портсигар и предложил мне папиросу. -- Нужно сделать одно срочное дело. Доставить партию золота в Иркутск. Получатель -- доверенное лицо барона Унгерна.

Интригующее начало. Я спросил:

-- Будем дружить с этими разбойниками?

-- Выбора нет. Спору нет, атаман заслужил трибунала -- ограбил государственный состав, каналья, забрал золота на сорок миллионов рублей. Но Семёнов обеспечивает тыл, в отличие от прогнивших сибирских гарнизонов. Принято решение передать ему тринадцать ящиков золота специально для барона.

-- С каких пор Монастырь занимается перевозками?

-- Наше ведомство непричастно к этому, -- Бикреев глубоко затянулся папиросой. -- Отвечать за безопасность будет капитан Безсонов, офицер при штабе Первой армии. Археолог, доброволец, после ранения отправлен долечиваться в иркутский госпиталь.

Это моя легенда. Вот только профиль не мой.

-- Ты необходим в этом рейсе, -- продолжал Бикреев. -- Согласно документам, вы везёте патроны к пулемётам Сен-Этьена -- едва ли кто-то позарится на этот хлам. Об истинной природе багажа знают только двое: ты и главное ответственное лицо, чиновник из министерства финансов.

-- Кто сей господин?

-- Счёткин Мечислав Борисович. Тёмная лошадка, но имеет большие связи. Лучше сплавить его в эту маленькую экспедицию, чем допустить ко всему золотому резерву.

-- Поезд уже приготовили?

-- Тот самый, что ты привёл от большевиков.

-- Когда начнётся погрузка?

-- Завтра, в двадцать один час. После погрузки немедля отправишься в путь. В Иркутске поезд перейдёт в распоряжение барона.

-- Значит, конвойная группа уже собрана.

-- Двенадцать солдат и три офицера. Все не наши – семёновцы.

-- Меня бы устроил отряд Паламеди.

Бикреев нахмурил пшеничные брови, аккуратно потушил папиросу.

-- Слушай внимательно, – сказал он. -- Как ты знаешь, мы продаём на Запад драгоценности из нашего государственного запаса, покупаем оружие и прочее. В сентябре министерство финансов заключило контракт с английским филиалом компании Ле Бирс, они захотели купить бриллианты. Для оценки камней из Лондона приехала группа специалистов. Заключением контракта с нашей стороны занимался Счёткин, а со стороны британцев -- лорд Хаддиган. По каждому вопросу он бегал советоваться к своей молодой жене Мэри. Это показалось мне интересным. Я приказал тайно сфотографировать всех ювелиров Ле Бирс, приехавших в Омск. Это почти удалось, не вышло только с леди Мэри. Она ускользнула от камеры, будто знала, что за ней охотятся. У неё довольно экзотическая внешность – в чертах её лица есть что-то монгольское; лорд Хаддиган говорил на фуршете в министерстве, что она дочь английского офицера и китайской аристократки. Я отправил запрос моему информатору в Лондон, насчёт леди Мэри. Ответ пока не получил, но, думаю, будет нечто любопытное.

-- Откуда уверенность?

-- Видишь ли, по контракту мы должны были доставить бриллианты в Лондон своими силами. Для охраны отрядили команду поручика Паламеди. В состав конвоя включили сотрудницу контрразведки атамана Семёнова, её псевдоним – Диана.

Бикреев раскрыл свой жёлтый портфель, достал фотокарточку и протянул мне. Со снимка смотрела молодая красивая женщина с острым, пронзительным взглядом. Глаза и скулы выдавали в ней гуранку.

-- Партия бриллиантов была помещена в один саквояж, -- продолжал Бикреев. – Путь в Лондон лежал по морю, через Владивосток. Конвой отправился в город в пульмановском вагоне, его присоединили к почтово-багажному составу. Англичане уехали днём раньше пассажирским поездом, чтобы соединиться с нашей группой во Владивостоке и вместе продолжить путь на корабле. Так вот, после отъезда англичан Диана была избита. У себя дома, в Омске. Ворвались в дом, завладели её документами. Нападавших было трое, среди них -- женщина, очень похожая на леди Мэри. После нападения она устроила маскарад -- подменила Диану в конвойной группе и благополучно отправилась во Владивосток.

-- Дьявольщина. Никто не заметил подмены?

– Диана – новый в Омске человек, никто из конвоя не знал её в лицо, кроме Счёткина, который и настоял на её участии в экспедиции. Диана и Мэри очень похожи – лица, сложение, манера держаться; кроме того, Диана не открыла бы дверь незнакомцу, из чего я предположил, что они сестры. У Дианы действительно была сестра, Лиза, но, согласно документам, она умерла до войны и похоронена в Берлине на кладбище Тегель. Диана отрицает своё знакомство с Мэри.

-- Доверяете Диане?

-- Мы её допросили, результат отрицательный. Я приказал оставить её на службе. Можем лишь констатировать, что у леди Мэри почти всё получилось. Она допустила только одну ошибку. Я попросил Диану прислать контрольные сообщения по телеграфу с каждой крупной станции, через которую пройдёт состав. Таких сообщений я не получил. Тогда я отправил нашего офицера в Иркутске на встречу с Дианой, чтобы проверить, всё ли в порядке. Поезд прибыл в Иркутск в ночь на семнадцатое октября, девять дней назад. Вагон, в котором находился конвой, задержали, отцепили от поезда, чтобы затем отправить дальше с другим литерным составом. Когда наш человек прибыл на вокзал, он застал на перроне женщину, которая собиралась покинуть пульман. В её руке был опечатанный саквояж с бриллиантами, он отмечен золотой монограммой в виде букв «N.B.» Сотрудница конвоя, гуляющая по перрону с опечатанным саквояжем – это, мягко говоря, нонсенс. Наш офицер попросил женщину предъявить документы. Она открыла стрельбу.

Бикреев покрутил головой, досадливо кривя рот.

-- Сам знаешь, какой у нас кадровый голод, особенно в тыловых частях. Приходится учить людей с нуля, времени не хватает. Короче говоря, она застала его врасплох. Он умер в больнице на следующий день. Мы успели взять показания. По его словам, женщина, очень похожая на Диану и, соответственно, на леди Мэри, после перестрелки вернулась в вагон с саквояжем в руке. Потом она потерялась, исчезла. Как тебе известно, Транссиб от Омска до Иркутска контролирует Чехословацкий корпус. Чехи услышали пальбу, оцепили станцию. Должно быть, Мэри поняла, что не пройдёт с саквояжем через пикеты, и оставила сумку в вагоне, надеясь вернуться позже. Иркутская контрразведка прибыла на станцию через сорок минут, но чехи не пустили, дали разрешение только утром. Вагон к тому времени исчез.

-- Значит, конвой мёртв.

-- Скорее всего. Найти вагон не удалось. Известно только, что он не покидал пределы города в восточном направлении, а в западном – ничего не понять, сплошная неразбериха. Дорожная документация перепутана до такой степени, что правды и пытками не добьёшься. К тому же нашим сотрудникам мешают чехи, вся их помощь – только на словах.

-- Возможно ли, что чехи причастны к пропаже бриллиантов?

-- Не думаю. Специалистов, способных провернуть такое дело, у них нет. Мы не сообщили чехам об истинной ценности груза. Помощи тоже не просили: контрразведка у них – одно название. Сидят на железной дороге, как собака на сене.

Бикреев отложил в строну краги, прикусил мундштук папиросы и принялся искать в карманах спички. Я поднёс огонь.

-- У меня вопрос о леди Мэри. Как далеко продвинулся розыск?

-- Ситуация не в нашу пользу, -- проговорил он негромко. -- Сразу после инцидента в Иркутск был отправлен штабс-капитан Баштин, с ним несколько сотрудников. Уже трое суток они не выходят на связь.

-- Полагаете, леди Мэри осталась в Иркутске? 

-- Думаю, Иркутск с самого начала был её конечной целью, потому она и расправилась с охраной именно там, а теперь залегла на дно. Уверен, наша забавница Полли связана с красными, но её интерес — не профессиональный, а исключительно шкурный. Наверняка она действует за спиной у своего начальства. В её распоряжении всё необходимое: агентура, связи, плюс наше бедственное положение. Что думаешь об этом?

-- Золото само просится в руки. Его можно захватить по пути из Омска в Иркутск, или в самом Иркутске, когда начнётся восстание. На её месте я бы устроил хаос, подвесил золотые эшелоны в воздухе, а затем передал золото якобы под охрану союзников. Не французов, конечно, а японцев. И получил свой скромный процент.

-- Пожалуй, да -- именно японцев, ведь больше никому не интересна эта афера. Тебе необходимо отыскать бриллианты и покончить с Мэри. Надеюсь, это позволит нам выполнить главную задачу -- задержать золото в России. Мы не можем допустить утечку золота в Японию. Как думаешь поступить?

-- Рыться в бумагах железной дороги бесполезно – наверняка там всё чисто, только время потеряю. Арестовать начальство станции Иркутск не получится – союзники не позволят. Времени -- нет, надёжной крыши – нет, контроля над дорогой -- нет. Выход один: действовать нелегально. Первым делом взять в работу двух инженеров-путейцев: того, кто дежурил по станции в ночь, когда пропал вагон, и начальника станции. Эти двое наверняка в курсе, вагоны сами собой не теряются. Побеседую с ними начистоту, потом ликвидирую.

-- Имей в виду, что начальник станции -- тёртый калач. У него серьёзная охрана.

-- В Токио в шестнадцатом году было нечто подобное.

-- Теперь не шестнадцатый год, и Иркутск -- не Токио. Впрочем, -- помедлив, сказал Бикреев, -- одобряю. Для поддержки возьми наших специалистов, найдёшь их по адресам в городе. Выйдешь на пропавший вагон. Леди Мэри начнёт суетиться -- ваши цели совпадают, она тоже ищет камни, здесь её можно будет взять. Заодно проверим нашу агентуру в Иркутске. Нужно подготовить людей к серьёзной работе -- город неизбежно достанется красным. Обрати внимание на двух персонажей. Номер один -- Гамлет. Номер два -- заместитель начальника иркутской контрразведки фон Копф.

-- Кто Гамлет?

-- Спящий агент, мой старый подопечный. Работает на телеграфе. Имеет хорошую репутацию у большевиков, для эсеров тоже свой. Я держу его в Иркутске на будущее, когда большевики там разместят своё управление.

-- Связан с иркутской контрразведкой?

Биреев отрицательно качнул головой.

-- Этого проверь в первую очередь. Предательство, знаешь ли, всегда было главной бедой государства Российского, а потом уже дороги и дураки... Да, чуть не забыл. В Иркутске всеми делами заправляет генерал Часов, начальник гарнизона. Он дурно отзывался о тебе, так что на твоём месте я не стал бы при нём ворошить прошлое.

Бикреев завёл мотор.

Итак, нужно доставить золото в Иркутск, найти пропавшие бриллианты, выявить и уничтожить английского агента, предавшего своего короля, а заодно проверить благонадёжность трёх персон, не привлекая к себе внимания. В Иркутске в любой день может вспыхнуть мятеж, и моя легенда сгодится только для детективного романа. При этом о своём враге я ничего не знаю, есть только предположения. Что ж, ювелирная работа.

-- Когда вас ожидать в Иркутске? – спросил я.

-- Скоро не жди, эвакуация затянется. На постоянную связь тоже не рассчитывай, всякое может произойти. Явки, пароли и прочее узнаешь завтра. Остальное расскажет Счёткин.

Я вышел у министерства финансов. Прощаясь, Бикреев бросил:

-- Удачи.

Это значило: дело почти безнадёжное.

***

Счёткин встретил меня улыбкой до ушей, будто приказчик в лавке. Круглый, суетливый, с опиатным блеском в крохотных глазках, он то и дело перебрасывал ногу на ногу, вертя в пальцах серебряную табакерку. Его инструктаж свёлся к напыщенным рассуждениям о важности «данной поездки», как он выразился. Машинально кивая перепадам его интонации, я пролистал подорожные документы. Нигде не был указан получатель груза. Мой вопрос опечалил Счёткина.

-- Ах, Андрей Петрович! – простонал он, накладывая пухлые руки себе на грудь. – К чему вам эта информация? Давайте поступим так: вы просто доставите меня в Иркутск, а затем -- отдыхайте, приводите здоровье в порядок! Надеюсь, этот небольшой вояж доставит вам удовольствие.

Упорство финансиста раззадорило меня. Я перевёл беседу на приятные моменты дороги, от них перешёл к сибирским достопримечательностям, потом увёл собеседника в туманы этнографии и получил намёк, что получатель золота – азиат, офицер барона Унгерна.

Когда мы уже почти закончили, в комнату вошли офицеры конвоя: усатый казачий урядник, демонического вида мичман в бушлате и армейский поручик, белобрысый детина с печальным курляндским лицом.

-- Это самые лучшие люди, -- заявил Счёткин, – надеюсь, вы подружитесь.

Меня охватило скверное предчувствие.

Глава вторая

Мы оставили Омск во втором часу ночи. У станции Зима пошаливают банды, а в остальном дорога чиста.

В нашем поезде три вагона, обшитых английской сталью. Первый с головы – салон-вагон, шесть узких одноместных купе и что-то вроде кают-компании с большим столом, неувядающим фикусом и безучастно тренькающей люстрой. Второй вагон – казарменный, с кухней и нарами для нижних чинов и локомотивной бригады, за ним – локомотив, а следом – багажный вагон. Спереди и сзади состав прикрывают огневые платформы с башней командного пункта, горной пушкой и дюжиной пулемётов Максима, плюс две платформы с рельсами и шпалами для срочного ремонта дороги. Против большого калибра мы едва ли продержимся, но курьерский поезд и не должен являть собою крейсер на колёсах. Короче говоря, наш поезд лёгок, быстр и неплохо вооружён. И как всякая боевая машина, он должен иметь собственное имя. Не мудрствуя лукаво, я назвал его «Арго». Днём накануне отъезда имя было начертано на его бортах.

Расставив караулы, я долго стоял в командирской башне у щитка с лампочками сигнализации и портретом Колчака, наглухо привинченным к стенке. В стальную прорезь летел снег. Всё человеческое брошено позади, лишь беснуется ветреный сумрак. За городом мы сразу набрали ход, но ещё долго тянулись эшелоны на запасных путях. Некоторые уже стояли под пар;ми, направив свои чёрные локомотивы на восток, и эта мрачная готовность добавляла тревоги в холодную неустроенность, распахнутую во тьме. Вот промелькнула закутанная в серые платки старуха, таща за руку подростка в гимназическом пальто и несуразный пухлый чемодан; вот спотыкается на бегу, раскидывает тонкими лодыжками девочка, поспевая за господином в мокрой шубе, согнувшимся под тяжестью тюка с пожитками, где только самое нужное, последнее из домашнего тепла…

Я вернулся в купе. Нужно осмыслить информацию, полученную перед самой отправкой.

Отчёт иркутской контрразведки не оставлял вопросов и не содержал ответов. Из отчёта выходило, что вагон попросту сгинул в ночи и тумане. В документах станций Иркутск и других, восточнее и западнее, он не значится, отмечено лишь прибытие и убытие курьерского поезда, к которому он был прицеплен. Начальник станции господин Кудимов и дежуривший в ту ночь инженер Тюленьев выразили недоумение вопросом о судьбе вагона, в тот же день они были отпущены домой по требованию чехов. Первым делом в Иркутске нужно встретиться с начальником станции, поговорить без свидетелей и церемоний. Затем убрать его к чертям, пока не побежал к чехам жаловаться.

Теперь насчёт офицеров конвоя. Всего их было четверо, биографии чисты навылет: годы беспорочной службы в Фельдъегерском корпусе Его Величества, враги большевиков, у каждого в Омске семья. Не похоже, чтобы в Иркутске они отправились погулять. К их списку позднее было добавлено ещё одно имя, торопливо вписанное простым карандашом: «г-жа Рихтер». Значит, она та самая сотрудница, которую подменила англичанка.

Вообще, эта история выглядит очень странно. Вломиться в дом к контрразведчику, избить его… Три года назад я сказал бы, что это лунатический бред, однако нынче такие времена, что всякая ересь возможна. А если пришёл давний друг или близкий родственник, то и взлом не понадобится.

Подмена бойца конвоя... Здесь не обошлось без участия Счёткина. Организатору экспедиции достаточно представить Мэри как Диану, то бишь госпожу Рихтер, и дело в шляпе. Бриллианты достаются леди Мэри, Счёткин получает свою долю и бежит из страны. Для того ему и понадобился этот рейс – чтобы вырваться из Омска, в Иркутске встретиться с Мэри и уехать за рубеж богатым человеком.

Получателем груза в Иркутске вполне может выступить Мэри, наверняка у неё полный порядок с документами. Что ж, в этом случае Мэри сама попадётся в руки, дальше всё будет зависеть от обстоятельств. А что если Счёткин попытается захватить золото в этом рейсе? Он взял в команду своих подельников, начальником конвоя поставил раненого штабного офицера... Но всё же это риск, а Счёткин — мелкая крыса, он станет рисковать только в самом последнем, отчаянном случае. Конечно, не следует сбрасывать со счетов жадность, она многих свела с ума. Если он предпримет попытку захватить золото, то это будет означать, что его и Мэри план расстроился, вагон исчез и саквояж с бриллиантами потерян, и теперь Счёткин решил удовлетвориться золотом. Что ж, посмотрим, прав ли Бикреев, который полагает, что Мэри потеряла бриллианты.

Кстати о сокровищах. Коллекция, помещённая в чёрный кожаный саквояж с монограммой жёлтого металла в виде букв «N.B.», оценена в тридцать миллионов фунтов стерлингов. Куш довольно крупный даже по меркам революций. Следовательно, в круг подозреваемых попадают все герои нашего времени: большевики, анархисты, монархисты, эсеры всех мастей, иностранные вояки, дезертиры, бандиты и местное ворьё.

Напоследок я пробежал глазами длинный, снабжённый всеми регалиями список исчезнувших алмазов. Коллекция состоит из бриллиантов чистой воды весом от тридцати каратов. Звезда собрания – гладкий, безупречно чистый жёлтый бриллиант октагональной формы о шестидесяти пяти гранях, весом в девяносто три карата. Он назывался «Ведьма»; в легенде было специально отмечено, что этот камень принадлежал Чингисхану. Мне известен лишь один бриллиант с таким описанием и историей. Он назывался Идоган, у монголов это слово означает как раз шаманку или ведьму. Я никогда его не видел, знаю только его легенду. В мире осталось два человека, имеющих о нём представление: профессор Токийского университета Хамао Саката и ваш покорный слуга.

Придётся рассказать о себе по порядку.

* * *

Мое детство прошло в Петербурге, на Литейном. Своих родителей я не помню — они работали в Лондоне и погибли, едва мне исполнился год. Меня усыновил друг отца генерал Безсонов, мрачноватый бездетный вдовец. Я знал, что он служит в разведке, но идти по его стопам даже не думал. Это ремесло казалось мне темным, а счастье виделось в блестящей жизни гвардейца. Узнав о моих планах, Безсонов устроил меня в Пажеский корпус; оттуда лежала прямая дорога в гвардию.

Мои воспоминания о Корпусе ярки и несколько тривиальны. Дикие выходки старших курсов, переполненные небом высокие окна, золотые вагоны дворцов… Многие расскажут вам примерно то же. Я преуспел в атлетических занятиях и тактике. В бесконечной библиотеке Корпуса перечел все, что относилось к войне. Ночные бдения с книгами при свете свечи не прошли даром — ко мне приклеилось прозвище Богомол, от которого уже не избавлюсь.

Как-то раз в летнем лагере, где мы, юные пажи, изнывали от скуки и свежего воздуха, в одном журнале я нашел статью о Чингисхане. Впервые я прочел о нем что-то хорошее, и тотчас он стал моим кумиром. Я разглядел его в степном полынном ветре, в медном сиянии скул, в блеске отваги и Вечного Синего Неба. Жизнь императора монголов была загадкой, а смерть увела его тайну в вечность, ведь никто не знает, где покоится его прах. Я пообещал себе найти его могилу.

…По окончании Корпуса меня определили в лейб-гвардии Финляндский полк. Мы стояли в Петербурге, дни летели быстро и легко. Скачки, актрисы, липкие перья перепаханных душных перин, пустые, ненужные ссоры. Так я встретил тот июльский вечер, что резко повернул мою жизнь.

Играли в карты у поручика Виленского. На даче под Красным Селом собралось около девяти гостей. Молодой атташе британского посольства проиграл мне и, к общему изумлению, отказался платить. Случай признали диким, выход один — поединок. Англичанин не отказался, но забегал, запаниковал, и слух обо мне как о жестоком убийце дипломатов достиг полкового начальства. К месту поединка, на берег местного озера, которому никто не удосужился придумать название, он не явился. Зато пришел начальник полкового штаба капитан Бикреев, друг моего отца и мой давний советчик, и прочитал мораль:

— Один модный германский писатель сказал, что для счастья нужны две вещи: метко стрелять и знать истину. С первым ты, считай, справился. Теперь узнай второе.

Меня сослали в армию в Читу. К обычному спутнику военной службы, однообразию, прибавилась долгая, протяжная тоска. Со скуки я чуть не женился, но невесте подыскали более выгодную партию, нежели бедный армейский поручик. В диковатой просторной Чите, перед которой меркнет лермонтовский Кавказ, я вспомнил о книгах. У старого учителя Матвея Ильича Котейкина, полжизни проведшего в Киото, брал уроки японского языка; лама Бадарша учил меня монгольскому. Лицо Чингисхана вновь явилось мне, и, отбросив автоматическое существование, к которому склонял рок событий, я с легким сердцем подал в отставку.

Продолжение.