Богомол. Глава двадцать пятая

КБЖД. Тоннель № 13 на 36-й версте. 1904 год.
КБЖД. Тоннель № 13 на 36-й версте. 1904 год.

Продолжение. Начало в номерах 38 (2019) — 9 (2020). Глава двадцать четвертаяНачало

Глава двадцать пятая

Напиток был отвратительным, по запаху — коньяк, по вкусу — чай, теплый, как если бы его долго держали подмышкой. Но рука, поившая меня, благоухала нежным ароматом цветущей женской плоти, и я пил, пока фляга не опустела.

Глаза Моны улыбались, хотя ее взгляд показался мне зловещим. Коснувшись моего лица грудью, упруго качнувшейся под пестрым шелком, она отстранилась.

Я сидел в кожаном кресле в кают-компании. Мона в халате с красными драконами села в кресло против меня, а на диване полулежала, подставив под голову маленькую белую подушку вроде тех, что кладут в гроб, леди Мэри; она поеживалась, хотя в комнате было жарко. Диана стояла у открытого окна, курила папиросу с золотым мундштуком. В расслабленных позах женщин все было настоящее, такими я их еще не видел.

— А вот и полковник Бологовский, полюбившийся нам в образе капитана Безсонова, — сказала Лиза. — Добро пожаловать, ваше привиденчество. Вы были три часа без памяти.

— И вам добрый вечер, миледи. Как поживает ваша железная ступа?

— Благодаря вам она застряла на Хабартуйском участке. Мои черти провозятся с ней до утра.

— Значит, мы успеем пообщаться.

— Экий вы шалун, Андрей Петрович, — проворковала Мона. — Даже не спросили, чем я вас обработала.

— Полагаю, рукояткой «бульдога». У вас тяжелая рука, я бы не доверил вам серьезные начинания.

— Какие уж начинания! Пора заканчивать.

Она приняла из рук Дианы бутылку коньяка, отхлебнула и передала Лизе. Коньяк был из моих запасов, стоял в специальном углублении в шкафу, чтобы бутылка не опрокинулась от поездной качки.

— Могли бы и меня угостить, — сказал я.

— Вы уже пили, — отмахнулась Мона. — Ваша порция была особой — я сдобрила её специями по рецепту семейства Борджиа. Скоро вы почувствуете, что ваше тело теряет подвижность, а мысли постепенно угасают, но не волнуйтесь — это совершенно нормально. Постарайтесь как следует насладиться нашим обществом, ведь не пройдет и часа, как вы покинете наш мир.

Кантарелла. Я вспомнил название яда, которым был отравлен конвой. Значит, все, последняя остановка. Но то, что я пил, не было коньяком. Я не настолько повредил голову, чтобы спутать «Ожье» и чай с запахом коньяка.

Я пошевелил пальцами ног. Никакой скованности. Мышцы исправно слушались, хотя все еще ныли после пробежки по поезду. Что здесь происходит? Мона блефует? Или кто-то играет на моей стороне?

Мона обернула лицо к подругам.

— Alors, mesdames. Кто начнет эту песнь о великом камне Идоган?

— Разрешите мне, — сказала Диана, — давно мечтаю о роли Шахерезады.

— Но помни — если мы уснем, тебе не дожить до рассвета.

— Только без драматических эффектов, — бросила Лиза, — вторую актрису в нашем доме я не переживу.

— Приступай! — Мона качнула бутылку.

— Итак, — начала Диана, — летом тысяча восемьсот девяносто седьмого года я вернулась в родной Троицкосавск. Я только что окончила в Иркутске институт и думала отправиться в Петербург, чтобы продолжить образование, но батюшка объявил, что я выхожу замуж и этот вопрос решен. В женихи мне отвели купца, старого пьяницу и развратника. Спорить было бесполезно, и недолго думая я сбежала. В мои планы входило кругосветное плавание, но к моему удивлению, денег хватило только на дорогу до Владивостока. На вокзале, где я ночевала, меня нашел отец. Я упала ему в ноги, он растаял, идея о замужестве ушла в небытие, но из-за моего бегства пострадала его репутация, сердце совсем расшалилось, и все взвесив, он решил отойти от дел. Всей семьей мы отправились за границу. После года путешествий по Европе мы остановились в Цюрихе. Здесь родилась Лиза, а я поступила в университет и встретила моего Генри — канадца, молодого историка, он стажировался в университете. В девятьсот четвертом году у нас родился мальчик, Анри. Удивительное время! Все было слишком хорошо — подозрительно высокая концентрация приятных событий и симпатичных людей, таких как ассистентка одного доктора, приходившая к нам, чтобы лечить отца — русская девушка Мила, красавица и певунья; она просила называть себя Моной. И вот предчувствия начали сбываться... Сначала, во время похода в Альпы, погиб Генри. Серия его горных этюдов осталась незавершенной. Затем умерла мама — внезапно, без всяких причин. Папа сблизился с медсестрой, и уже через год она заполучила его душу со всеми банковскими счетами. Потом мы узнали, что у Милы есть любовник, английский коммерсант Алистер Бэйли. Обстановка в доме стала невыносимой, а когда мистер Бэйли попытался уговорить меня работать на британскую корону, мое терпение лопнуло, и я с маленьким Анри съехала на другую квартиру. Прошло совсем немного времени, и однажды февральским утром девятьсот седьмого года ко мне постучался один господин, наш соотечественник. Он представился Иваном Ивановичем и сообщил, что у него есть важные сведения о мистере Бэйли. Мы поговорили. Он сказал, что служил в русской армии, в разведке. С Бэйли он впервые столкнулся во время японской войны, поймав его на попытке передать японцам план укреплений Порт-Артура. Негодяю удалось скрыться, но своего провала он не забыл — всю семью Ивана Ивановича в Петербурге убили местные бандиты, напоследок оставив от Бэйли привет. Это вполне в его манере... Иван Иванович поднял на ноги все тайные службы империи, и почти его поймал, но в последний момент начальство приказало ему успокоиться, отставить месть. Тогда Иван Иванович уволился со службы, продал имение и посвятил свою жизнь розыску. Известен ли вам этот человек, Андрей Петрович?

— Да, он бывший помощник Бикреева.

— Он рассказал мне, что Бэйли промышляет вербовкой русских эмигрантов и гоняется за большими деньгами. Он необычный шпион. Складывается впечатление, что не Бэйли работает на СИС, а скорее СИС работает на него. Английская военная разведка интересует его лишь как источник контактов и денег, что, впрочем, нисколько не удивляет, принимая во внимание тот факт, что СИС — это просто вывеска, скрывающая десяток иных разведок, гораздо менее известных. Благодаря Бэйли я многое узнала о тайном устройстве мира. Этот человек…

— …истинный дьявол, — раздраженно вставила Мона. — Ничто так не утомляет, как судебное красноречие.

Ее голос показался мне ослабевшим. Пустая бутылка выскользнула из ее пальцев на пол. Лиза притихла, глядя на сестру потухшими скучающими глазами.

— На следующий день все исчезли — батюшка, Лиза, Мила и Бэйли, — продолжила Диана. — Самое ужасное, что пропал и маленький Анри: я отдала его дедушке накануне, он обещал сводить Анри с Лизой в парк. Горничная сказала, будто все домочадцы собирались в Россию.

— Она солгала, — бросила Мона.

— Да, она солгала. Через три месяца мы вышли на след Бэйли в Швеции. Нам даже удалось выкрасть Анри. Я сразу отвезла его в Канаду, к отцу моего Генри — он владел книжной лавкой в Ванкувере. Я не сказала старику, что Генри погиб. Не смогла. Мне казалось, будет лучше, если он сбежит от меня с какой-то француженкой, но старик все понял; его убила тоска. А в июле четырнадцатого года меня нашло письмо из Германии. В нем сообщалось, что Лиза умерла в Берлине. Я отправилась в этот город, нашла ее могилу на русском кладбище в Тегеле. Надо сказать, поездка оказалась важной и неудачной до крайности. Когда я приехала, через несколько дней Россия вступила в войну с Германией. Жить в Берлине по русскому паспорту стало опасно, как выбраться из страны, я не знала, и в этот момент меня снова нашел Иван Иванович. Он принес новые документы на имя Гертруды Рихтер, уроженки Кенигсберга, и заверил меня, что Лиза жива, а письмо состряпал Бэйли. Он посоветовал мне остаться в Берлине — устроиться в военный госпиталь и сообщать ему обо всем, что мне покажется важным. По его словам, Мила и Бэйли уехали в Вену, нашего отца они забрали с собой. Иван Иванович полагал, что отцовские деньги еще не кончились, но уже перекочевали на другие счета, а отца держат в заложниках, чтобы Лиза не передумала работать на эту скотину Бэйли. Позже Иван Иванович передал мне, что Мила отправилась в Россию по заданию британской разведки.

— Старик не угадал, — заметила Мона. — Я работаю на себя, я вам не рабыня страстей, как Лиза. Поразительно, как она умудрялась сочетать обучение в чопорном лондонском колледже и бурный успех в клубе для высоких чинов! В неполные шестнадцать она уже отличалась отменной сноровкой, все благодаря мистеру Бэйли — он взялся за ее воспитание в двенадцать лет.

— Бэйли готовил ее для работы с высокопоставленными клиентами, — глухим голосом добавила Диана. — Лиза превосходно танцует и музицирует, у нее дар, а кроме того она посещала лекции лучших европейских ученых; ей ничего не стоит получить докторскую степень по философии и психологии. Полагаю, Лиза найдет себе место в нынешней России, если покончит с героином.

— Очень на это надеюсь, — ухмыльнулась Мона.

— В общем, я приняла предложение Ивана Ивановича, — продолжила Диана. — Мне удалось устроиться сестрой милосердия в госпиталь императрицы Августы в Берлине, потом служила в разных полевых госпиталях. Я училась стрелять у моего немецкого друга, полковника, и брала уроки у одного японца, который научил меня джиу-джитсу и фехтованию. Так продолжалось до тех пор, пока в Петрограде не случился большевистский переворот. Я подумала, что Бэйли наверняка вернулся в Россию, где ему уже ничто не мешает делать свои дела. Я искала его в Москве, Петрограде, но — тщетно. Однажды меня чуть не убили — спасли только случай и револьвер.

Диана замолчала, попыталась прикурить папиросу, но пальцы ее не слушались. Я поднес зажигалку.

— Позвольте мне продолжить за вас.

Продолжение.