«Желание поделиться собственным опытом мне кажется вполне естественным»

Дмитрий Баймашев не только рассказал о своей жизни, но и раскрыл некоторые производственные секреты

Депутат Законодательного собрания Иркутской области, член комитета по законодательству о природопользовании, экологии и сельском хозяйстве Дмитрий Баймашев считается одним из главных специалистов аграрного сектора не только в областном парламенте, но и в регионе в целом. Более двадцати лет он работает в структуре Иркутского масложиркомбината, который входит в число крупнейших сельскохозяйственных и перерабатывающих холдингов Сибири, в настоящее время является председателем его совета директоров, а также возглавляет Агропромышленный союз Иркутской области. В 2006—2008 годах он был руководителем Иркутского областного отделения Аграрной партии России. Вряд ли у кого-то в регионе есть столь солидный и разнообразный опыт работы в аграрной отрасли. Между тем ни детство, ни юность, ни даже первые годы трудовой деятельности Дмитрия Закарьевича с сельским хозяйством связаны не были. Обычный паренек из иркутских микрорайонов, выпускник технического вуза, сотрудник Братского алюминиевого завода, а затем и коммерческих структур, созданных при БрАЗе, — карьера молодого специалиста складывалась как нельзя лучше. Но в 1994 году возникла необходимость помочь маме, Тамаре Ивановне Баймашевой, возглавившей на тот момент Иркутский масложиркомбинат, вывести предприятие из кризиса — и Дмитрий вернулся в Иркутск, продолжив свою жизнь, по сути, с чистого листа.

Нормальное детство

— Дмитрий Закарьевич, а не сложно было вот так, сразу, переходить к аграрной тематике? Все-таки в этой отрасли определенный опыт нужен…

— Ну, я не скажу, чтобы я совсем в этом деле был новичок. Пока учился в школе, почти все каникулы проводил у бабушки и дедушки в деревне. Там были все атрибуты сельской жизни — и корова, и поросята, и гуси с утками. Какое-то время я с этой живностью проводил, ухаживал за ней. Если говорить о нашей семье в целом, то многие у нас имели отношение к сельскому хозяйству. Дед в свое время был руководителем аграрного предприятия, отец и мать выросли на селе. Мама в 1954 году вообще уехала в Казахстан поднимать целину. Понятно, что, хотя мы и жили в городе, у нас в семье поддерживалось уважительное отноше-
ние к работникам сельской отрасли.

— А в каком районе Иркутска вы жили?

— Я родился в Глазково, в доме на улице Румянцева. Потом родители получили квартиру на Синюшиной Горе, и основные детские годы я провел там. На тот момент это был совсем молодой микрорайон. Когда мы туда переехали, там стояло всего четыре-пять домов — точно были второй, четвертый, шестой по бульвару Рябикова, еще, наверное, пара домов — и все. В доме № 6 мы и жили. Тогда строили совсем по-другому. Понимали, что для нормальной жизни необходим большой двор. И если вы замечали, то в старой застройке Синюшиной Горы очень большие расстояния между домами. Для нас, ребятишек, это пространство вмещало целый мир — детская площадка, хоккейная коробка, небольшой сквер. Были еще и такие заветные уголки, о которых знали только мальчишки. Мы устраивали настоящие рейды в Кайскую рощу — за ранетками. Ездили туда на велосипедах. Тогда машин еще было мало, а у нас на Синюшке — и того меньше, дороги свободные. Ездили с шиком, хотя в гору всегда трудновато было забираться. Все эти сборы ранеток обязательно сопровождались мечтами: вот бы по 10 копеек за стакан продать… На Синюшиной Горе я прожил до 14 лет. Потом мы переехали в микрорайон Юбилейный — и там уже были другие увлечения. Это сейчас здесь все застроено, а тогда это была самая окраина города, домов немного — и возле микрорайона размещалась городская свалка. У нас было любимое занятие — на эту свалку ходить. Мы находили для себя много любопытного…

— Например?

— Сейчас, конечно, подробностей не вспомню, но нас в то время интересовало все, что горит или взрывается… Понятно, что все эти приключения просто так не проходили. Брат у меня переломанный весь: то руку повредит, то головой ударится, а я горел постоянно.

— Это как?

— Разбирали аккумуляторы, что-то там плавили, уже не помню что, взрывали карбид, жгли бензин. Еще когда я жил на Синюшиной Горе, часто делали бутылки с зажигательной смесью. Там же заправка недалеко была. Каким-то образом мы оттуда бензин добывали, заливали в бутылки. Получалось впечатляюще, только вот не всегда обходилось без последствий. Плюс играли в чику, пристенок, ножички, дрались потихоньку….

— Получается, что вы хулиганом были?

— Что же тут хулиганского? Обычное, нормальное детство, которое сейчас заменили разные гаджеты.

Самостоятельный человек

— А к учебе как относились?

— Достаточно серьезно. Помню, как в старших классах самостоятельно перешел из одной школы в другую, родители даже не знали. Так получилось, что я за свою жизнь сменил четыре школы. Сначала учился в школе № 2 на бульваре Рябикова, потом мы переехали в микрорайон Юбилейный — там я пошел сначала в одну школу, потом нас перевели в школу № 4. Я один год в ней отучился, перешел в десятый класс. И вот нас собирает классный руководитель и рассказывает: вот этого преподавателя у нас пока нет, этого тоже пока нет, так что учить вас некому…. Другой бы на моем месте, возможно, обрадовался, но я уже тогда осознавал необходимость получения образования. Мы с приятелем обсудили ситуацию и поняли: валить надо отсюда. А это были советские времена, где место в школе строго по прописке выделяли. То есть учиться не по месту  жительства — это нонсенс, на это нужны были очень веские причины. Тем не менее собрались мы с приятелем и по школам поехали. Решили начать с Академгородка. Сначала зашли в 19-ю школу, но в ней нам ясно дали понять, что мы здесь никому не нужны. Пошли в 24-ю. Там директором была Валентина Андреевна Соколова, замечательный человек, уникальный педагог, в 1986 году ей было присвоено звание «Почетный гражданин города Иркутска». Она нас лично приняла, посмотрела документы, которые у нас собой были, и сказала: «Я вас возьму, ребятки». Вечером прихожу к маме и говорю: «Я перешел в другую школу».

— Она удивилась?

— Немного, конечно, удивилась, но в целом восприняла это спокойно. Я уже тогда был достаточно самостоятельным человеком. Еще в школе, начиная с седьмого класса, я начал зарабатывать первые деньги. Мама работала на молочном комбинате, там были установлены бутыломоечные машины. Не знаю, помните вы или нет, но раньше молоко продавалось в стеклянных бутылках. Купил молоко, выпил, в магазин бутылку сдал. Из магазина она снова идет на комбинат, здесь ее в специальной машине моют. Но машина периодически требовала за собой ухода, ее саму надо было мыть — вот этим я и занимался. Получал порядка 60—70 рублей в месяц. Деньги по тем временам не такие уж и маленькие.

— Куда деньги тратили?

— Ну, с этим проблем не было! Всегда хотелось что-то купить для себя. Помню, был у меня магнитофон — модный такой, с олимпийской символикой. Для него кассеты были нужны. Плюс на какие-то мелкие нужды всегда деньги требовались — не у родителей же просить! Часть денег всегда в семью отдавал. У нас была общая касса, где аккумулировались все средства, а потом оттуда мы брали деньги на основные расходы. Причем я знал эту систему лучше других членов семьи. Мама выдавала мне тетрадки, и я в них расписывал, сколько папа получал, сколько — мама, что мы должны купить, сколько заплатить за квартиру, за электричество, сколько за детский садик, куда ходил младший брат. Начиная с пятого класса я вел эту бухгалтерию. Когда я стал студентом, мне была положена стипендия 50 рублей. Я ее полностью отдавал в семейный бюджет, а вот когда стал получать повышенную стипендию — 75 рублей, то 25 рублей уже себе оставлял, на личные нужды… Плюс в студенчестве у меня почти всегда подработка была — трудился сторожем, рисовал плакаты...

— Стройотряды?

— Естественно. На станции Суховской под Ангарском колотили костыли на железной дороге, укладывали рельсы. Работал на алюминиевом заводе. Летом металлурги шли в отпуск, открывались кратковременные вакансии, и я работал по 3—4 месяца в горячих цехах, часто в ночную смену.

Школа экономики

— Мама у вас работала в пищевой отрасли, отец — горняк. А вы, насколько я знаю, пошли на металлурга — то есть не по стопам родителей. Почему?

— Мама посоветовала. Она у меня человек практичный, мы с ней неоднократно разговаривали о моем выборе профессии, и в итоге она предложила: «Надо иметь серьезную профессию. Поступай на металлургический факультет, будешь жить в большом городе, иметь хорошую зарплату, быстро получишь квартиру». Удивительно, но все так в итоге и случилось. Я окончил Иркутский политехнический институт, стал работать на Братском алюминиевом заводе и уже через полтора года получил квартиру. Зарплата тоже была неплохая.

— Как у вас складывалась карьера на БрАЗе?

— Нормально. Это как раз было то время, когда в стране начали происходить изменения. Появилось кооперативное движение, малый бизнес, а многим предприятиям разрешили экспортировать свою продукцию. Таким образом, БрАЗ получил возможность самостоятельно продавать алюминий. В структуре завода появилось совместное предприятие, которое занималось внешнеторговой деятельностью. В нем я и стал работать. Дело было абсолютно новое, и мне пришлось пройти обучение внешнеэкономической деятельности в Москве. Это была хорошая школа экономики, которая пригодилась мне впоследствии, уже на масложиркомбинате.

Написал — выполняй

— Ну вот, наконец мы подошли к тому вопросу, с которого, честно говоря, я и хотел начать нашу беседу. 1994 год, вы работаете на Братском алюминиевом заводе — одном из самых престижных на тот момент предприятий Иркутской области, занимаете там далеко не последнюю должность, связанную с экспортной деятельностью. И вдруг масложиркомбинат… Предприятие перерабатывающего сектора, который едва ли не более всего пострадал в перестроечные годы…. Зачем вы вернулись в Иркутск на МЖК? Неужели уже тогда вы видели перспективы этого предприятия?..

— На тот момент события разворачивались следующим образом. В начале апреля были назначены выборы нового директора масложиркомбината, и коллектив обратился к моей маме, Тамаре Ивановне, с просьбой стать руководителем предприятия. Она, честно сказать, вообще уже на заслуженный отдых собиралась, а тут такое предложение. У нее всегда было какое-то обостренное чувство ответственности,
и она отказать людям в их просьбе не смогла. Времена для комбината действительно были тяжелейшие: все связи, наработанные десятилетиями — и по сырью, и по сбыту, — разрушились. Раньше как было: вот твои поставщики, вот твои покупатели, вот тебе оборудование — и работай. А тут вдруг резко, неожиданно изменился экономический подход. Все сами стали решать, что и как делать. Это сейчас кажется вполне естественным, что, например, должна быть своя торговая сеть, а тогда многим казалось диким заниматься этим вопросом. В итоге производство на комбинате находилось на грани остановки, бывали недели, когда по три дня работали, остальное время стояли. И мама, как только ее выбрали, занялась разработкой программы выхода из кризиса. Меня она попросила написать ту часть программы, которая касалась структуры сбыта. Я все сделал, и тогда она мне сказала: «Написал проект — нужно его выполнять». Вот вы спрашиваете, видел ли я перспективы. Сейчас я уже и не скажу точно — может, и видел. Но главная задача, которая стояла тогда передо мной, — помочь маме в сохранении предприятия.

— Вспоминая 90-е годы, рискну предположить, что периодически к вам наведывались братки…

— Бандиты приходили через день. За очень короткий период я «познакомился» и с иркутскими, и с братскими братками…

— Чего-то хотели? 

— Денег хотели.

— Вы серьезно воспринимали их наезды?

— Настолько серьезно, что мы даже проводили тренировки по перекрытию подъездов к комбинату, по быстрому и правильному строительству баррикад. Нанимали вооруженную охрану. Знаете, когда на проходной стоят люди с автоматами, это производит определенное впечатление даже на братков.

— С чего начинали работу по выходу из кризиса?

— По сути, со всего одновременно. Восстанавливали то, что было разрушено: искали поставщиков, создавали рынки сбыта. Когда-то что-то начало получаться, появилась возможность приобретать новое оборудование. Сейчас я понимаю, что, возможно, где-то мы и делали ошибки, но в целом стратегический курс был выбран правильно. Мы не только сохранили наш масложиркомбинат, но и превратили его в крупнейший за Уралом агрохолдинг. Сейчас в нашей структуре сельскохозяйственные предприятия — причем не только в Иркутской области, но и на Дальнем Востоке, несколько молокозаводов, птицефабрика, более сотни собственных магазинов. Есть представительства в Москве, Казахстане, Китае, Монголии. Работает даже собственный банк — Крона-банк, который обслуживает наши структуры и осуществляет кредитование сельхозпредприятий.

Производственные секреты

— Дмитрий Закарьевич, поделитесь, пожалуйста, некоторыми производственными секретами. Почему, например, считается, что у вас самый вкусный майонез? Упаковки с логотипом «Янта» продаются не только в других регионах страны, но и в Монголии, Таиланде…

— Потому что мы используем при его приготовлении натуральный яичный порошок, который помимо нужной густоты дает еще и правильный вкус, а большинство производителей используют заменитель порошка. Возьмите какой-нибудь недорогой привозной майонез и посмотрите, сколько там добавок! Я как-то разговаривал с одной дамой, которая работает в какой-то производственной лаборатории и придумывает разного рода заменители. Она с гордостью рассказывает, что умеет делать обычную жидкость густой, используя при этом растительные вытяжки из каких-то африканских деревьев, плодов, корней…

— А не проще ли использовать обычный яичный порошок, чем африканские корни?

— Нет, не проще…. Это вопрос из той же серии: а что лучше, чай или чайный пакетик? Мне как-то на глаза попалась статистика относительно того, сколько продают чая в пакетиках, а сколько листового чая. Оказывается, мы в три раза больше пьем чай в пакетиках. Хотя мы даже не видим, что там, внутри пакетика. Мы залили его водой, и он сразу дал цвет. Настоящий чай так не заваривается. Просто в пакетике — красители и стружка, так легче для производителя его готовить. То же самое и с нашим майонезом: технологу проще добавить килограмм вещества, выделенного из баобаба, и заведомо получить нужную консистенцию, чем работать с яичным порошком. Поскольку он натурален, то не всегда одинаков. Я уже не говорю о разных производителях, даже у одного поставщика может быть разный яичный порошок. И каждый раз необходимо проводить новые пробы, определять его состав и лишь после этого использовать в приготовлении майонеза. У нас такая лаборатория есть, мы ее сохранили еще с советских времен, но не на каждом предприятии такую структуру содержат.

— А масло «Качугское» действительно качугское?

— Да, действительно. Особый вкус этого масла зависит от двух факторов. Во-первых, это качугские коровы. Точнее сказать, не сами коровы, а корма, которыми этих коров кормят. В свою очередь корма зависят от почвы. В каждом районе Иркутской области своя почва и, соответственно, свое молоко, свое мясо. Специалист легко отличит барана, выращенного, например, где-то на Ольхоне, от барана, выращенного возле Иркутска. Второй фактор — это технология производства качугского масла. На местном заводе всегда делали масло жирностью 85%, при том, что обычное крестьянское масло имеет жирность 78%. И вот мы сейчас делаем Качугское масло именно по этой технологии: при его производстве из продукта выходит больше воды, а процент жирности становится выше.

— Но в самом Качуге масло не производят, насколько я знаю.

— Да, на территории бывшего маслозавода остались лишь емкости для сбора молока. Мы это молоко отвозим в Иркутск, и масло делаем уже здесь. Сейчас у нас существует большая сеть молокоприемных пунктов, а начали ее создавать мы в 2006 году. И первый молокоприемник был открыт именно в Качуге. Кстати, мы возим качугское масло в Амурскую область, в Приморский край, где никто не знает, что это за Качуг и где он находится, но и там люди говорят, что это масло вкуснее, и охотно его покупают.

— Один ваш сотрудник рассказывал мне, что ваши йогурты создаются на основе живых бактерий. Это правда?

— Да, правда. Мы их специально привозим. У нас на комбинате есть особая «чистая комната», куда имеет доступ только один человек.

— Почему один?

— Бактерии чувствуют, если заходит чужой, и могут умереть.

— Не может быть!

— Абсолютная правда. Когда у меня родилась дочка, врачи сказали, что ей надо вводить в рацион молочнокислые элементы. Тогда еще не было специальной молочной кухни, и родители самостоятельно использовали сухую закваску. Ее добавляешь в теплое молоко, оставляешь на 12 часов, она закисает, и уже потом из нее делаешь кефир. Жена пыталась делать, и у нее никогда не получалось, а вот меня закваска слушалась, так что обязанности по ее изготовлению всегда лежали на мне. «За себя я уверен»

— Многие идут в депутаты, чтобы обеспечивать лоббирование собственного бизнеса. Скажите честно — хотя бы немного, хотя бы на несколько процентов вы преследовали такую цель, когда пошли в депутаты?

— Скажу честно: нет. Начнем с того, что первый раз я стал депутатом еще областного совета народных депутатов в 1990 году. Я работал на БрАЗе, в самом разгаре была перестройка, демократические преобразования, и у людей появилась не то чтобы мода, а скорее потребность принять в этих преобразованиях участие. Уже тогда я понял, что большой пользы своему бизнесу депутатство не приносит. В период с 2000-го по 2004 год я работал заместителем главы администрации Иркутской области по агропромышленному комплексу и потребительскому рынку. Так в эти годы масложиркомбинат получал от области помощи меньше, чем в какой-либо другой период, — настолько я не хотел, чтобы какие-то мои действия были восприняты как лоббирование интересов родного предприятия.

— Так зачем же вы тогда пошли в депутаты в 2004 году, а потом и в 2013-м?

— Я уже как-то отвечал на этот вопрос. Желание поделиться с обществом собственными знаниями, опытом мне кажется вполне естественным и даже необходимым. Я понимаю, что если депутатом не стану я, то им станет кто-то другой. Есть ли у него необходимый опыт? Сможет ли он достойно представлять интересы агропромышленного комплекса в областном парламенте? Не знаю. А за себя, во всяком случае, я уверен.

— Сейчас вы входите в комитет по законодательству о природопользовании, экологии и сельском хозяйстве. Какие неожиданные вопросы вам приходилось решать?

— Пожалуй, связанные с проблемой содержания безнадзорных животных. Когда мы на комитете стали разбираться с этим вопросом, оказалось, что с ним так или иначе связано множество людей — от тех, кого действительно покусали, до огромного числа жителей Иркутска и других городов, которые подкармливают бездомных собак, специально варят для них пищу. И у каждого из этих людей своя правда, интересы каждого из них надо как-то соблюсти… При этом надо еще проверить, а куда уходят деньги, выделенные на отлов и проведение различных мероприятий с этими животными.

— Сейчас в повестке обсуждения областного парламента появилась еще одна тема — безнадзорные коровы, кони и прочий крупный и мелкий рогатый скот, который ходит совершенно без присмотра, вытаптывает поля, создает аварийные ситуации на дорогах…

— Действительно, долгое время сельское хозяйство находилось в запустении, и коровы привыкли гулять, где им захочется. Сейчас земля приобретает хозяев, и фермерам, конечно, не нравится, когда по их посевам кто-то разгуливает. Ты вложил деньги, возможно кредитные, потратился, а они тебе что-то съели, почти все вытоптали, и кто должен нести за это наказание, возмещать ущерб? Корову задержать? Но это чужое имущество. Вот мы и должны сформулировать на все эти случаи жизни разумные и понятные законы.

Связь поколений

— Дмитрий Закарьевич, когда готовился к этому интервью, нашел в одном из изданий такую информацию про вас: победитель, призер Бала чемпионов и Московского бала 2012-го, 2013 года по спортивным танцам среди любителей. Это правда?

— Конечно. Как сейчас помню — в 2008 году я вдруг резко почувствовал, что надо чем-то заняться для поддержания формы. Тренажерные залы — это немного не для меня, не совсем понимаю, как можно все время толкать, поднимать это железо и испытывать при этом какое-то удовольствие. И я выбрал для себя танцы. Ходил заниматься в клуб, участвовал в проекте «Танцующий город», в ходе которого более тысячи иркутян выступали на площадке Дворца спорта, в том числе и такие известные люди, как, например, Виктор Кондрашов.

— А вас узнали?

— Еще бы! Не только узнали, но и болели за меня так, что я получил приз зрительских симпатий.

— Форму поддержать в итоге получилось?

— Конечно. Когда ты готовишься к турниру, должен каждый день минимум по две тренировки проводить. И все это в постоянном движении. В Москве на турнире у меня было подряд 17 выходов, каждый по две минуты. Так у меня не то что рубашка — галстук был мокрый!

— Председатель Совета директоров ОАО «Иркутский масложиркомбинат» сам умеет готовить?

— Умеет. Мы с братом постоянно устраиваем между собой соревнования по приготовлению того или иного блюда. Папа у меня занимался разведкой золотых месторождений, часто выезжал в командировки в Среднюю Азию. Оттуда привозил разные рецепты — например, правильного плова. Недавно с братом разбирались, как нужно готовить чебуреки: какое тесто использовать, чтобы оно правильно слоилось, как лучше фарш приготовить. Очень увлекательное занятие.

— Мы с вами начали беседу с разговора о вашем детстве, давайте этой же темой и закончим. Часто бываете в тех местах, где прошли ваши молодые годы?

— Постоянно — я там живу. Я купил старый дом 1906 года постройки в Глазково, на улице 3-й Железнодорожной. Это совсем недалеко от того места, где я родился. Отреставрировал его, провел туда водопровод, тепло, разбил небольшой огородик. Пока ремонтировали дом, нашли два штыка. Рабочие почему-то сразу решили, что они обязательно должны иметь отношение к Колчаку. Когда сдирали старые обои, обнаружили под ними газеты 1912 года. Ими были оклеены стены — видимо, сразу после строительства дома. Прочитал про заседания Думы того времени, другие новости. Все эти газеты я постарался сохранить. Это часть нашей истории, а к ней я привык относиться с уважением.