Джугашвили Иосиф: ссылка в Приангарье

Иосиф Сталин в Сибири был трижды, преимущественно в ссылках. Его отправляли в отдаленные места Иркутской губернии и Туруханского края.

Еще один раз он совершил поездку до Новосибирска в 1930 году на правительственном поезде. Первая сибирская ссылка — это молодые годы Иосифа Виссарионовича. Любой человек, даже такой далеко не сентиментальный, как он, наверное, вспоминал свою молодость с особым чувством. Вспомнить было что, особенно дерзкий побег из Новой Уды Иркутской губернии. Сталину тогда исполнилось 25 лет.

Иосифа Джугашвили арестовали летом 1903 года за участие в антиправительственной демонстрации в Батуми. Приговор — 10 лет ссылки. Вместе с партией политических и уголовников его отправили по этапу на окраину Российской империи. Путь был долгим. Чем дальше уходил этап, тем больше арестанты подвергались опасностям в виде морозов и болезней.

По прибытии в Иркутск Сталина тут же отправили почти за триста верст, в Балаганск. До этого арестанты передвигались по Транссибу в столыпинских вагонах. Теперь они шли пешком и ехали в телегах. Сталин был одет крайне легкомысленно для сибирской зимы: в белую грузинскую чоху с карманами для патронов и легкую папаху. В Балаганске он нашел семерых ссыльных и сблизился с одним из них, Абрамом Гусинским, надеясь, что власти не отошлют еще дальше. Но его отправили в Новую Уду. Местная полиция зафиксировала, что «высланный по высочайшему повелению, последовавшему 9 июля 1903 года, под гласный надзор полиции Иосиф Виссарионов Джугашвили 26 ноября прибыл и водворен в названном селении, гласный надзор полиции за ним учрежден».

Тогда Новая Уда находилась в пятидесяти верстах от Балаганска (в советское время эти населенные пункты были перенесены на новые места). Поселок был разделен на две части. Бедняки ютились в хибарах на мысе, окруженном болотами, а те, что побогаче, в окрестностях двух купеческих лавок, церкви и пересыльной тюрьмы — большого деревянного дома, огороженного высоким частоколом,.

В Новой Уде было нечего делать, кроме как читать, спорить и пьянствовать.

В поселке работало пять кабаков. Сосо не чуждался такого времяпрепровождения, но на дух не переносил своих собратьев по ссылке. В Новой Уде их было трое — евреи-интеллигенты из бундовцев (члены Еврейской социалистической партии).

Поведение ссыльных регулировалось сводом правил. Ссыльные даже получали от царя карманные деньги: дворяне — 12 рублей в месяц, имеющие среднее образование — 11, а простолюдины, такие как Джугашвили, 8. На эти деньги они покупали одежду, еду и оплачивали жилье у местных крестьян. Сталин сделал выбор в пользу бедняков, поселился в «убогом, покосившемся домике» крестьянки Марфы Литвинцевой, где было две комнаты. Одна — кладовая, в которой хранилась пища; во второй, разделенной деревянной перегородкой, вокруг печи жила и спала вся семья. Сталин спал возле стола в кладовой, по другую сторону перегородки. Приходилось жить в тесноте и шуме, терпеть детские крики, не имея возможности уединиться. Только иногда долгими зимними ночами, когда семья Литвинцевых засыпала, Сталин тихо зажигал маленький светильник и подолгу просиживал за книгами.

Кругом был соблазн. Местные традиции запрещали вступать в интимную связь с чужаками, но соблюдать этот запрет было невозможно. Особы женского пола смотрели на сосланных по политическим статьям как на экзотических, хорошо образованных, состоятельных и неотразимых мужчин. Они еще не знали, что революционеры вообще были людьми раздражительными и их ссоры в ссылке отличались особой злобой. И Джугашвили был далеко не подарок. Он начал нарушать правила, едва только появился в Новой Уде.

Ссыльных он игнорировал, но зато пристрастился к здешнему развлечению — походам по кабакам с артельными ребятами, по большей части из уголовников. Бывало, компанией заходили в питейное заведение, у кого был рубль — приклеивали к окну на стекло, заказывали вино и пили, пока не пропивали все деньги. Сегодня платил один — завтра другой. Якшаться с уголовниками считалось ниже достоинства сноба-революционера. Недруги организовали товарищеский суд и осудили Джугашвили за то, что он нарушает партийную дисциплину. Для некомпанейского Сосо это был не последний товарищеский суд.

Жизнь в Новой Уде наводила беспробудную тоску. Сосо задумал побег, поэтому требовались деньги на фальшивые документы, пропитание, одежду, билеты на поезд, взятки — примерно сто рублей.

Откуда Сталин мог взять такую сумму?

Вероятно, деньги передали через хорошую его знакомую Кеке Эгнаташвили из ЦК партии. К тому же в самом этом факте не было ничего примечательного: между 1903-м и 1909 годами более 18 000 ссыльных из 32 000 каким-то образом нашли деньги на побег.

Первый неудачный побег Сосо предпринял, получив письмо от Ленина в начале декабря 1903 года и отметив свой 25-й день рождения. Хозяйка дала ему хлеба на дорогу, кое-что он достал из теплых вещей и ушел пешком. Это было невероятно. В путь он отправился ночью зимой в трескучий мороз и сумел на следующие сутки еле живым добраться до дома Абрама Гусинского в Балаганске.

Когда Сосо добрел до какой-то деревушки, он выбился из сил и промерз до костей. Постучался в чью-то дверь, но его не впустили. Наконец ему посчастливилось попасть к каким-то бедным людям, жившим в убогой лачуге. Там его накормили, отогрели у печи и дали одежду, чтобы он смог добраться до следующей деревни.

Из воспоминаний Абрама Гусинского:

«Ночью зимой 1903 г., больше 30 градусов по Реомюру. Стук в дверь. «Кто?» — «Отопри, Абрам, это я, Сосо». Вошел озябший, обледенелый Сосо. На нем была бурка, легкая папаха и щеголеватый кавказский башлык. Этот самый башлык, понравившийся моей жене и маленькой дочке, т. Сталин по кавказскому обычаю подарил им».

Иосиф прибыл в Балаганск с отмороженными ушами и носом, поэтому дальше бежать он не смог и вернулся обратно в Новую Уду. Без сомнения, пока он планировал второй побег, между тем его друзья, артельные ребята, как следует отогревали его в кабаках.

Иосиф переселился в дом Митрофана Кунгурова, который 4 января 1904 года вывез Сталина из Новой Уды. Сталин, вооруженный саблей, обманул Кунгурова, сказав ему, что хочет всего лишь доехать до близлежащего села Жарково, чтобы пожаловаться на полицейского исправника. Очевидно, Кунгуров был тем самым пьяным возчиком, который требовал, чтобы на каждой остановке с ним расплачивались водкой. Мороз стоял сорокаградусный. Возчик, распахнув свою шубенку, подгонял лошадей. Тело его, видимо, было хорошо проспиртовано и устойчиво к морозу. Но, когда крестьянин понял, что Сталин собирается бежать, он отказался помогать ему и остановил сани. Тогда Сталин распахнул шубу и показал саблю, а потом, чтобы Митрофан перестал упрямиться, вытащил из поклажи большое количество шкаликов водки (по местной легенде, аж целых 40 штук). Возчик вздохнул и пустил лошадей в галоп.

Итак, Сосо был на свободе. Он надеялся, что полицию отвлечет празднование православного Крещения. «Административный Иосиф Джугашвили бежал. Розыску приняты меры», — телеграфировала местная полиция.

Он добрался до станции Тыреть и отправился в Иркутск на конспиративный адрес.

Это было рискованно, но, прежде чем пуститься в обратный путь по Транссибирской магистрали, только там он мог запастись фальшивыми документами и деньгами.

Сибирские станции даже в дни праздников патрулировали жандармы в форменной одежде и агенты охранки, иногда профессионалы, а иногда вольнонаемники. Они выискивали беглецов. Но Сталин приобрел не простые документы, а удостоверение полицейского. В Сибири можно было купить любые документы, но подобное было все-таки редкостью. На одной станции к нему на хвост сел настоящий шпик, а Сталин подошел к жандарму, предъявил фальшивое удостоверение и указал на шпиона, сообщив, что это беглый ссыльный. Полицейские арестовали протестовавшего шпика, а Сталин спокойно сел на поезд, шедший в Россию. Через десять дней Сталин уже был в Тифлисе.

В 1930 году, уже будучи в весьма преклонном возрасте, Марфа Литвинцева пришла в Новоудинский сельсовет и впервые увидела там на стене вырезку из газеты с фотопортретом товарища Сталина. Она имела смутное представление, кто это такой. Но только глянула на снимок и сразу сказала: «Этого мужика я знаю, у меня жил». С этого все и началось. Местные пионеры написали письмо Сталину, он им ответил.

Избушка, в которой мыкался около месяца будущий отец народов во время ссылки, не сохранилась. Музей И.В.Сталина создали в деревянном здании бывшей пересыльной тюрьмы. Под него отвели две камеры. Среди экспонатов там были кандалы, которые на Сталина никто не надевал, и большая грузинская фуражка типа «аэродром», которую он не носил.

Когда работы по сооружению музея и памятника были завершены, власти, державшие под неусыпным контролем важное дело, издали указ: всем судам, проходящим по Ангаре, вплоть до лодок, приставать в знаменитом отныне месте. Командам, пассажирам и путешественникам идти в музей — на поклонение. Называлось это скромно — экскурсия.

И шли. И кланялись. И плакали.

Выдумали даже легенду, что Сталин построил недалеко от Новой Уды на горе Кит-Кай беседку.

Там он якобы уединялся и предавался размышлениям о будущей революции. Но это полная чепуха. В свое время у бывших партработников разыгралось воображение, и они выдумали легенду, которая оказалась настолько живучей, что и по сей день многие люди в нее верят.

При Никите Хрущеве культ личности И.В.Сталина развенчали и его музей в Новой Уде закрыли.