Жизнь на линии фронта

Лидии Александровне Креховой, в девичестве Бахаревой, было 10 лет, когда началась война. Село Степановка, где жила семья Бахаревых, оказалось в эпицентре многих страшных событий в силу своего географического положения. Сейчас это трасса Е-38. От Степановки до Курска 67 километров, до деревни Прохоровки, где прошло знаменитое танковое сражение, — 122.

В начале сороковых в Степановке был колхоз. Не было там ни электричества, ни радио. Паспортов у колхозников тоже не было. Вместо денег — трудодни. За отработанное время ставили галочку в специальной тетради, потом с колхозниками рассчитывались продуктами. Жили трудно. Выручали свое хозяйство и большой яблоневый сад.

Лидия Александровна помнит, как отступали советские войска, как отец ушел в партизанский отряд, как срочно уехала из села старшая сестра Мара — она была учительницей, членом коммунистической партии, и пощады от немцев ей ждать не приходилось. Помнит, как в село вошли первые немецкие отряды.

— Ехали все в черном, на мотоциклах, — рассказывает иркутянка, — мать мне сказала закрыть ставни и спрятаться в доме. Даже собаки попрятались. Тишина была. Только гул от их техники.

В доме Бахаревых был организован немецкий штаб. Мать с тремя детьми — Зиной, Лидой и Виктором осталась жить в землянке во дворе. Больше всего мать боялась за сына. Четырнадцатилетнего подростка могли забрать на работы в Германию или обвинить в связях с партизанами. И мальчика переодели в женское платье, стали называть Машей. К счастью, никто из соседей не донес немцам об обмане, не рассказал и о том, что отец семьи в партизанах. Однако беда их все-таки настигла. На работы в Германию угнали восемнадцатилетнюю Зину.

Мать и двое оставшихся детей жили впроголодь. Немцы резали скот, отбирали последнее. В первый же день один вошел в дом с фразой, которая стала символом всей оккупации: «яйко, млеко». И забрал все, что было. Немцы не давали сеять, поля стояли пустыми. Селяне собирали щавель, траву, которая давала чувство сытости хотя бы на время. Постоянное чувство голода — это тоже воспоминание на всю жизнь. А еще как стояли с матерью под немецким автоматом. Фашисту не понравилось, что мать Лиды заложила печку кирпичом. Решил, что это сделано специально. Он поставил мать к стене, девочка уцепилась за ее подол и закрыла глаза. «Тогда стреляй двоих», — сказала женщина. Что было за этой фразой, мы можем только догадываться, однако немец ушел. Может, пожалел, может, посчитал жертву бессмысленной, а может, материнская молитва была услышана. Как была она услышана в тот день, когда немцы выгнали всех селян проверить, не заминировано ли поле. Маленькая Лида шла рядом с мамой. Шли медленно, маленькими шажками, и не взорвалось ничего. А на следующий день по этому же месту поехал полицай на лошади и взорвался.

Надо сказать, что не все солдаты немецкой армии были беспощадны к местному населению. При штабе служил почтальон Вальтер. Не нацист, служил по призыву. В мирное время был учителем. В Германии у него осталось двое детей. Он часто показывал их фотографии.

— Мне Вальтер все время давал печенье, галеты, — вспоминает Лидия Александровна. — Я его не боялась. Наберу полные карманы и бегу делиться с Витей. Он хоть и обзывал меня побирушкой, но все равно ел. Таких, как Вальтер, немного было. Особенно жестокие были финны, воевавшие на стороне немцев. У женщины из нашего села муж воевал в финскую кампанию и привез ковер. Финский солдат увидел его, узнал работу, начал кричать на эту женщину и выстрелил в нее. За ковер… Однажды в штаб привели двух партизан. Не знаю, где их поймали, что это за люди были. Их допрашивали, а потом увели и расстреляли. Еще помню, как из Рыльска через наше село гнали евреев. Много стариков, ребятишек, женщин. Мама мне сказала, что это евреи, потому что у них на одежде были нашиты желтые звезды. Потом говорили, что их много согнали из разных мест и всех расстреляли. Вот про Бабий Яр говорят, а ведь таких мест, где расстреливали, было очень много. Пленных наших солдат несколько раз гнали. Все жители собирались вдоль дороги и старались нашим солдатикам хоть что-то дать съестного. Кто картошечку сунет, кто морковку. Что было, тем и делились. Однажды парнишечка один отстал от строя, совсем плохо ему было. Конвоир в него выстрелил. Он упал, а колонна двинулась дальше. Наши женщины к нему бросились, он еще живой был — в ногу его ранило. Хотели помочь, защитить. Но немец вернулся и добил его. Так и лежал солдатик на дороге, а в руке — вареная свекла. Очень страшно было…

Два страшных года в оккупированном селе Лидия Александровна и сейчас вспоминает со слезами на глазах. Но, пожалуй, самое страшное, что ей довелось пережить, это бомбежки. В огороде они выкопали окоп и бегали туда прятаться. Бомбили то наши, то немцы. Село оказалось во фронтовой полосе. На глазах девочки разворачивалась великая битва, которую потом оценят как переломную в Великой Отечественной войне. Но тогда, под свист бомб и грохот взрывов, рев катюш и воздушные бои, которые проходили прямо над селом, никто об этом не думал. Мысль была одна: выжить, пережить этот кошмар. И, к счастью, пережили. Немецкие войска отступили. Бежали в беспорядке. От былого могущества, наводившего ужас на жителей, и следа не осталось.

Вот тогда и случилась в жизни Лиды историческая встреча. В дом, где еще недавно располагался немецкий штаб, вошел сам Константин Рокоссовский. В то время он командовал войсками Центрального фронта на Курской дуге. В доме был недолго. Ночевал в саду в специально оборудованном блиндаже. Но яркий образ в памяти Лидии Александровны сохранился:

— Хорошо помню Рокоссовского. Очень красивый был, высокий. В форме такой ладной. Все перед ним стояли по стойке смирно, и солдаты, и офицеры. Вошел в комнату, сел. У нас пес был, звали его Тутот. Два года прятался от немцев под печкой. А тут сам вышел. Рокоссовский спросил, как зовут, посмеялся, что такая кличка. «Ну, — говорит, — здравствуй, Тутот!» А пес ему лапу дал.

Село освободили, но страшный счет войны к семье Бахаревых еще не был закрыт. Брат Лиды, Витя, которого скрывали в женском платье всю оккупацию, ушел на фронт в танковые войска и погиб в Латвии в 1944 году, в первом своем бою. Похоронка с описанием подвига Виктора долго хранилась в семье.

Фронт все дальше уходил от Степановки. Снова по тракту через село гнали пленных. Теперь уже немцев. И жительницы села совали им в руки еду, так же как когда-то старались подкормить наших солдат. Нет в русских людях жестокости, злобы. Великое всепрощение, великодушие, жалость к поверженному врагу, на которую способны только люди с чистой душой.

По счастливому стечению обстоятельств, село почти не пострадало. Соседние сгорели, а вот Степановка уцелела. Правда, в дом Бахаревых попала бомба, и он треснул. Но стоит до сих пор с трещиной по фасаду — напоминание о войне.

Начали поднимать колхоз, пахали на коровах. Из эвакуации вернулась Мара, снова стала работать в школе. Через несколько лет после Победы вернулась из Германии Зина.

Война стала таким страшным потрясением для всей страны, что с ее окончанием жизнь далеко не сразу стала лучше. На долю Лидии Александровны выпало еще много испытаний. Тяжелая работа на стройках, на железной дороге — нигде не было легко и просто. Но сложилась жизнь, семья, родилась дочь. Лидия Александровна прожила жизнь, похожую на жизни многих из ее поколения. Она не носит звания участника войны, но и ее маленькая, но такая важная лепта есть в той нашей Великой Победе. Низкий ей за это поклон.