Взгляд на события во Франции из Сибири

У меня есть сестра. Иногда мы встречаемся и общаемся. В ходе этого процесса мы иногда шутим. Шутки эти, мягко скажем, начисто лишены политкорректности, да и вообще какой-либо корректности. Если моя супруга или супруг сестры случайно слышат то, что несём мы с сестрой, им остается только укоризненно качать головой. Но всё то, что мы генерируем, остается внутри нашей микросубкультуры, состоящей из двух человек. Мы прекрасно понимаем, что произносимое нами не принято произносить в обществе, в котором мы живём. Потому что общепринятый Zeitgeist такое не предусматривает. Буквальный перевод слова Zeitgeist означает «дух времени». Вслед за Ричардом Докинзом, применяю этот термин в контексте «коллективное единодушие», – типичное, общепринятое в рамках данной культуры и данного времени, отношение к событиям.

Так вот, сегодняшний Zeitgeist в России таков, что наши с сестрой высказывания были бы признаны, как минимум, неуместными. Это может кого-то обидеть,  кого-то расстроить, а кого-то – возмутить. Мы этого не хотим, поэтому на людях так никогда не высказываемся.

Я думаю, что это правильно. Кроме того, я – атеист…

Несколько лет назад, выступая на конференции учителей   физики и астрономии, я сделал доклад о методологических  различиях в построении картины мира наукой и религией. Мне нужны были иллюстрации для презентации, и я использовал карикатуры французского художника Жана Эффеля, нарисованные  вскоре после войны. Второй мировой войны. Это очень известные картинки: там вполне доброжелательно изображены старенький трудолюбивый  бог, создающий Вселенную, Адам и Ева, нестрашный дьявол, - беззлобные такие картинки по мотивам Ветхого Завета.

Помнится, были у меня сомнения. Среди ста учителей физики мог оказаться один верующий. Не оскорбят ли его картинки Эффеля? Я долго думал, но всё-таки рискнул показать в презентации подборку рисунков. Учителя слушали меня в гробовой тишине, – сегодняшний Zeitgeist не очень расположен публично обсуждать такие вещи. Надеюсь, никто не остался оскорбленным, я старался говорить предельно корректно.

Чуть позже, в 2009 году, в Москве, в большом зале «нового» корпуса гуманитарных факультетов, проходила открытая конференция, посвященная Международному году астрономии. В зале было, наверно, около тысячи человек, причем далеко не только астрономов. Я делал доклад об уровне астрономической образованности в обществе, и вполне сознательно оставил там одну-единственную картинку из наследия Эффеля, поубивав остальные. Мне не хотелось вызывать негативные эмоции у возможных верующих среди случайных слушателей.

В презентации к лекции «Мифы текущего века», которую (презентацию) я использую сейчас,  осталась только одна – та же самая картинка, и каждый раз я задумываюсь – не выбросить ли ее. Хотя, конечно, рисунки Эффеля весьма выразительны, забавны, и были бы полезны для лекции.

Я исхожу из того, что все мы принадлежим разным субкультурам. И из глубин этих субкультур очень по-разному смотрим на одно и то же. И порой невозможно вообразить реакцию человека из иной субкультуры на наши действия. Иногда реакция бывает обратной по отношению к ожидаемой.

Повторяю, я атеист, и, с моей точки зрения, нет принципиальной разницы между, скажем, ветвями христианства, исламом и культом вуду. Будучи неверующим, я не могу себе представить «изнутри» мировоззрение верующего человека. Я предполагаю, что религиозное чувство ближе к бессознательному, инстинктивному, чем к разуму, и в этом смысле, вероятно, есть что-то общее у религиозности и сексуальности.

Современный европейский Zeitgeist, кажется, относится к сексуальности толерантно. Если я не ошибаюсь, считается, что сексуальные практики – дело глубоко личное, интимное, касается каждого человека только лично, и больше никого не касается. Ни общество, ни государство не должны в эту сферу вмешиваться. Главное условие, – чтобы эти практики не причиняли ущерб кому-то другому. 

В этом смысле, думаю, отношение к религиозным чувствам должно быть аналогичным. Но общество вмешивается. И государство вмешивается.

Я не знаю точно, но предполагаю, что французский массовый Zeitgeist допускает очень многое. Он (Zeitgeist), видимо, считает, что не следует рефлексировать, подобно мне, – не обидит ли кого-то тот или иной рисунок. Считается, что у сатирических журналов есть собственная целевая аудитория. Есть люди, готовые заплатить пять евро за журнал, на обложке которого изображены бог-отец, бог-сын и бог – дух святой, весело имеющие друг друга в зад.  Видимо, французский Zeitgeist полагает такие арт-упражнения допустимыми.

Мой личный Zeitgeist иной. Мне такие картинки кажутся грубыми, пошлыми и неостроумными. Конечно, мне возразят, что это вкусовщина – мало ли что лично мне не нравится, –  а вот читатели (покупатели, подписчики) такое любят и готовы платить деньги за подобные изыски. Есть спрос,  и есть предложение. Оплачиваемая услуга. Это бизнес, ничего личного.

Я в ответ на такие доводы мог бы заметить, что потребители бывают разные. Например, любители журнала для распространителей наркотиков. Или любители порнографического журнала для детей. Или журнала для педофилов. Про создателей таких журналов тоже можно сказать, что у них есть и целевая аудитория, и свой читатель, но это не оправдывает их существование. Но это будет не очень точное замечание с моей стороны, потому что европейский Zeitgeist такие журналы, все-таки, к счастью, пока не приемлет, и призывает на помощь полицию. Но в случае, скажем, с журналом «Шарли Эбдо» – приемлет, и считает, что это нормально. Возможно, укоризненно качая головой. Слегка.

Я не исламский террорист, но некоторые картинки из этого журнала, мне кажутся отвратительными. Видимо, я из другого Zeitgeist. У меня другие представления о том, что можно, а что нельзя.

Но вот вопрос: почему этот французский, или общеевропейский Zeitgeist, принуждает меня считать такой журнал нормальным? Почему меня заставляют изменить мою субкультуру и насильственно принять другую? На этот раз не государство. В отсталости меня обвиняет гражданское наше общество. Через фэйсбук. Это общество, видимо, уже погрузилось в европейский Zeitgeist.

Такое насильственное навязывание, внедрение субкультур  происходит сплошь и рядом. Для того, чтобы почувствовать это, нужно попытаться влезть в шкуру человека из чужого Zeitgeist. Ну, например. Когда в европейском городе чуть ли не на соседней улице начинают на праздник резать баранов, на асфальте кровища – мы возмущаемся (и правильно делаем, я думаю). А вот другая ситуация. Толерантная современная женщина выходит из подъезда – и обнаруживает отвратительного эксгибициониста. Естественно, голого. Женщина кричит и зовет полицию – нормальная реакция, отторжение чужой субкультуры.

Я не знаю, но предполагаю: возможно, подобные чувства ощущает восточный человек, выросший в иной культуре? Например, ему с детства полагалось ходить в одеянии до пят, со спрятанными волосами. Так его учили, так он привык. И тут навстречу – симпатичная девушка в мини-юбке, без бюстгальтера и с декольте. Другая культура. Для него эта девушка – как тот эксгибиционист для толерантной дамы. Он в шоке, но его никто не понимает. Полиция не едет. Привыкайте к эксгибиционизму на улице, такая у нас культура.

Распространенная реакция на такие рассуждения такова: а кто его звал? Понаехали со своими порядками! Пусть живет там, где ходят в хиджабах и нет мини-юбок! А если уже приехал в чужой монастырь – пусть подстраивается под наш устав!

А подспудно присутствует мысль: дикий ты парень.  Нецивилизованный. Средневековый. Непонятны тебе шведские семьи, гомосексуальная культура, легитимные легкие наркотики, гей-парады, женщины с бородой на сцене. Это ты должен приспосабливаться к главенствующему современному Zeitgeist! Почему мы должны себя ограничивать ради твоих отсталых представлений об обществе?

Никто не думает о том, что какие-то проявления современного европейского Zeitgeist могут оказаться для кого-то ДЕЙСТВИТЕЛЬНО глубоко оскорбительными. Ну, например, кто-то является искренним верующим. Христианином. И тут ему попадается тот самый журнал, где нарисовано, как Святая Троица лихо пользует друг друга через зад. Это же не на закрытом сайте для гомосексуалистов размещено, куда наш христианин никогда не зайдет. Ему же это прямо на улице показывают, в каждом киоске!

Те, кто отстаивает полную свободу слова, почему-то не могут вообразить, что для кого-то такие рисунки могут быть действительно оскорбительными. Глубоко и искренне. Ну, чтобы  это вообразить наглядно – представьте себе, что в киоске продается журнал, где изображена ваша мать (варианты: ваша дочь, ваша сестра), которую некто пользует через зад. Что вы будете делать? Захотите ли дать в морду художнику и редактору? Подать в суд? Или Zeitgeist требует, чтобы вы толерантно укоризненно покачали головой? А ведь есть люди (не может не быть), которые относятся к понятию Святой Троицы как к своим родителям. И наверно, готовы карикатуристу набить морду.

Так случилось, что мы пришли к глобализации. Культуры и субкультуры перемешались в пространстве и во времени. Европа пустила к себе миллионы людей, принадлежащих другому Zeitgeist. Эти люди не хуже и не лучше, они другие. У них другие культурные коды. У них другие табу. У них другие представления о том, что нужно сделать, если кто-то рисует, как твою сестру пользуют в зад, и продает эти картинки тем, кто покупает все это за пять евро. Это огромная проблема, на самом деле. Потому что напряжение нарастает. Потому что представители двух (пяти, десяти) разных Zeitgeist категорическим не приемлют друг друга, не понимают друг друга, свысока смотря друг на друга, возможно, даже ненавидят друг друга.  И только общепринятые общекультурные ритуалы, полиция и чувство самосохранения предохраняют от кровопролития – страшного, тотального, средневекового. Кровопролития, основанного на глубокой нутряной ксенофобии. Как видим, не всегда предохраняет.

Убийство человека – страшное преступление. Те, кто пришли с автоматами и убили журналистов за карикатуры, которые им не понравились, – отвратительные преступники и оправдания им нет. Но, пока мы не поймем, ПОЧЕМУ они так сделали, боюсь, ужасная практика будет продолжена. Проще всего сказать,– что с них взять, это уроды, унтерменши, недолюди (варианты – ватники, колорады, религиозные фанатики, генетические убийцы, агенты Кадырова etc.)  Значит, что делать с такими? В концлагеря их, в резервации, под расстрел, усилить спецслужбы, закрыть границы – что делать-то?

Мы видим, как рядом с европейской культурой и внутри ее проросла новая культура со своим специфическим Zeitgeist. В рамках этой культуры погибнуть, уничтожив представителей современного европейского Zeitgeist – это доблесть. Это хорошо, это достойно, это правильно, те, кто убил и погиб – герои. Их так воспитали – кого-то с детства, кто-то пришел к этому взрослым. Они перерезают горло европейцам перед видеокамерами. Их чтут на этом свете, и им воздастся на том. Конечно, на то, чтобы убить и погибнуть, решаются не все, но ведь, явно или неявно, их поддерживают. Возможно, даже укоризненно качая головой. Но про себя, вероятно, рассуждая, что вообще-то, так ей и надо, этой высокомерной и циничной европейской культуре….

И в этой ситуации – что делать? Есть ли выход? Надеяться на полицию и спецслужбы? Уповать на бомбардировки ИГ, где собираются самые пассионарные, дикие, безбашенные, отмороженные, искренне уверенные в своей правоте и своем праве, готовые не раздумывая погибнуть, но перед этим убить как можно больше людей чужой культуры? Их Zeitgeist, в которой они погружены, позволяет им это и даже требует от них этого.

Боюсь, что когда-нибудь отчаявшаяся европейская цивилизация решит, что пора ронять атомную бомбу на север Ирака…

Я не знаю, что делать. Я не политик и не социолог. Но, если не знаешь, что делать, - не надо совершать резких движений.

Я уверен (это моя точка зрения), что самое нелепое и самое глупое, что можно делать  в этой ситуации – это надевать на себя плакат с надписью «мы все сегодня Шарли Эбдо» и призывать ежедневно рисовать карикатуры, оскорбляющие людей из другого Zeitgeist. Я уверен, что этого делать нельзя. Потому что так можно убедить ВСЕХ людей, принадлежащих чужому, незнакомому и непонятному Zeitgeist, что современный европейский мир им враждебен.  Что все в этом мире готовы рисовать оскорбительные картинки про чужую (а хотя бы и про свою),–  культуру (хотя, к счастью, на самом деле это не так).

Поэтому призыв Ходорковского продолжать рисовать карикатуры представляется мне худшим, что можно было придумать в этой ситуации. Потому что этот призыв углубляет раскол между разными культурами, предлагая вбить толерантность силой. Заставляя представителей чужой культуры привыкать к оскорблениям, настаивая на своем праве оскорблять.

Я боюсь, что этот призыв только усилит волну непонимания и приведет к новым смертям. Что должен подумать законопослушный мусульманин, работающий в пригороде Парижа, когда из всех телевизоров и всех газетных киосков на него будут смотреть карикатуры на ислам? Вряд ли он будет размышлять о таких абстрактных (для него) категориях, как свобода слова и право личности на творчество. В его Zeitgeist, возможно, вообще нет таких понятий. Он подумает, что вся Европа решила продемонстрировать свою враждебность исламу, а значит, и лично ему, законопослушному мусульманину. Что будет делать после этого законопослушный мусульманин? Боюсь, что есть варианты.

Призыв продолжать рисовать карикатуры – это не призыв остановиться, разобраться, прислушаться, подумать, как навести мосты между мирами, которые становятся все враждебнее друг к другу. Это призыв гордо (чтобы не сказать - тупо) стоять на своем. В данном случае – всего лишь ради сомнительного права публиковать в журналах то, что лично мной воспринимается как мерзость и глупость.

Я не исламский террорист, но с негодованием отвергаю призыв поддерживать такие журналы, как Шарли Эбдо. Это не моя культура, и я не хочу, чтобы мне ее навязывали. Сочувствую семьям погибших, страшно то, что произошло. Но не сочувствую политике журнала. Пусть французы сами листают такой журнал. Я их не понимаю. Может быть, когда-нибудь пойму.

И еще один вывод. Лично для меня. Я убираю из презентации своей лекции последнюю оставшуюся карикатуру Жана Эффеля. Я не хочу, чтобы кого-то она оскорбила, из-за чего мой слушатель не услышит того, о чем я на самом деле хочу сказать. Цель у моей лекции совсем другая. Убедить, а не насадить свое мнение. Объединить, а не расколоть.

Когда-нибудь, через тысячу лет, картинку можно будет вернуть. Когда и если все слушатели будут улыбаться. Когда и если любой Zeitgeist будет действительно толерантным. Не таким, как сегодня.

Оригинал текста в "Живом журнале".