«Только память убережет всех от повторения бед»

Празднуя юбилейную дату Победы в Великой Отечественной войне, чествуя ветеранов и тружеников тыла, нельзя не вспомнить и о детях войны. Хотя по большому счету детьми их назвать сложно, ведь в те страшные годы им всем пришлось быстро повзрослеть и встать на подмогу взрослым. Два года назад в Иркутской области вышла книга «Поклонимся великим тем годам», в которой собраны воспоминания того мужественного, сильного и бесстрашного поколения людей. Несколько рассказов из сборника мы решили опубликовать в нашем еженедельнике.

Далекое и близкое

«Все чаще размышляешь о том, что время неумолимо и неостановимо. Лишь человеческая память в какой-то миг выхватывает из прошлого отрывки прожитого, и ты погружаешься в воспоминания», — пишет Александр Павлович Филоенко.

«Я родился 20 января 1939 года в селе Егоровском Аларского района третьим ребенком в семье простых колхозников — Павла Кузьмича и Марии Никаноровны. Нас у родителей было восемь сыновей и две дочери. В трудное военное время матери приходилось одной управляться по домашнему хозяйству и работать на ферме. За то, что она родила, вырастила и воспитала десятерых детей, при этом стаж в колхозе более 40 лет, была удостоена и награждена тремя орденами «Материнская Слава», ей присвоено звание «Мать-героиня». Отец прошел всю войну — с 1941-го по 1945 год, имеет многочисленные ордена и медали, в том числе «За взятие Берлина». За высокие показатели в труде награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Перед глазами вновь и вновь всплывают картины далекого детства... Когда началась война, моя мама осталась с пятью детьми, а отец ушел на фронт. Самому старшему брату Николаю было семь лет, а мне два с половиной года. Мама работала скотницей-телятницей, выращивала молодняк крупного рогатого скота. На работу уходила, когда мы еще спали. Приходила, готовила пищу, топила печь и вновь уходила. Старшим по дому оставался Николай. Когда мы стали подрастать, он давал нам определенные задания: кому пол мести, кому посуду мыть, кому картошку чистить.

В доме была только одна кровать для родителей, а для детей — место на печке и на полатях... О подушках и одеялах не мечтали, было кое-какое тряпье. Из одежды, кроме матерью сшитой рубахи, ничего не было до школьного возраста, а затем появлялась кое-какая одежда и обувь, если ее можно было назвать таковой. Обувку носили только в холодное время, летом была природная «обувь» — из наростов грязи и влаги. Помню, как-то бабушка пыталась снять с меня эту «обувь». Сначала отмачивала ноги в бане в горячей воде, потом скоблила ножом. Верхний слой ей удалось немного отскоблить, но кожа была шершавой, не становилась гладкой. Такие ноги выдерживали и мороз, и всякие неровности, особенно после дождя, когда высохнет земля.

Из продуктов в основном были картошка и хлеб, и то не всегда. Иногда — молочко с колхозной фермы. Из мясных продуктов — только сбой, то есть внутренности убитого животного. Во время войны некому было выращивать и заготавливать продукты, а что производили, отправляли на фронт — это была главная задача населения.

В деревне была начальная школа до трех классов. Средняя была в поселке Апхульта. Начиная с 4-го класса весной и осенью до холодов ходили пешком. Вставали утром рано, нужно было пройти восемь километров, три горы и не опоздать на уроки. Зимой мы жили в общежитии. Обеды готовили сами, а чаще всего обходились чайком-кипятком, забеленным молоком, прикусывая хлебом. Дети войны начинали работать рано. На плечи выпадала прополка всех посевов гороха, пшеницы, картошки и т. д. Из школьников создавались полеводческие бригады. При заготовке кормов, в сенокосную пору, 5—7-летние мальчишки работали верхом на лошадях, запряженных в волокуши, подвозили копны к месту складирования скирд, где взрослые метали сено».

«Буду помнить...»

Лето 1941 года запомнилось иркутянину Толику Корешкову нестерпимым чувством вечного голода. Мальчику было тогда шесть лет. Он каждый день наблюдал, как по улице Октябрьской Революции в сторону автовокзала уходили солдаты на фронт. В декабре 1942-го он проводил на войну своего папу.

Толик рос под звуки сирен и голос Левитана. Каждое утро от голода кружилась голова, а ноги подкашивались. Мама работала по 16 часов в сутки, месячной зарплаты едва хватало на булку хлеба. Детей вывозили в район Пивоварихи собирать колоски в поле. Сладостей Толя не видел — только черный, как глина, хлеб, который подобно пластилину сжимался в руке. Но каждая крошка такого хлеба была на вес золота. За ним часами в очереди стояли на морозе они с мамой. Однажды мама решила порадовать детей, поджарив на сковородке картошку. Изголодавшиеся Толя с Нелей съели ее с удовольствием, но вечером им стало плохо — картошка была поджарена на машинном масле. Чтобы совсем не лишаться сил, ели они жмых, лузгу, заваруху. Ели все, чем только можно было хотя бы ненамного унять чувство голода.

В восемь лет Толя пошел в школу. Вместо портфеля он получил сумку от противогаза, вместо тетрадей — старые книги. Писали между строк, на обложках, на оборотах. В нетопленном классе урок начинался с того, что каждый раздалбливал чернила металлической рукояткой пера. Как-то под конец войны в школе детям сказали принести стаканчики. Какова же была радость Толика, когда в подарок на Новый год он получил ложку повидла! Каждый день мальчишки искали себе занятия после школы. Бывало, играют на улице и слышно, как один другому кричит: «Вот поболтаешь мне, тебя по 58-й посадят!»

Совсем еще маленькие, несмышленые, грозили друг другу самым страшным в детском военном сознании — этой зловещей статьей, по которой миллионы невиновных людей были репрессированы, расстреляны, замучены.

Наступил День Победы, но папа не возвращался. Так прошло еще восемь месяцев. Толик часто слышал, как мама по ночам плачет. Однажды темной декабрьской ночью, часов в 12, кто-то постучал. Мама пошла открывать дверь, и мальчик понял, что вернулся папа. В шинели, в шапке, в больших сапогах, с погонами на плечах. В руках у него было два чемодана: один с вещами, другой с гостинцами. Папа вытащил из второго яблоки. Толя впервые взял яблоко в руки, впервые почувствовал его аромат и впервые по-взрослому посмотрел на отца.

«Всего не расскажешь»

«Я, Анна Григорьевна Жакина, родилась 21 сентября 1932 года в селе Горохово Иркутской области. В нашей семье было пятеро детей. Через год после начала войны отца забрали на фронт, а уже в конце 42-го пришла похоронка. Не верилось, что мы больше не увидим отца и ничего о нем не услышим.

Жизнь в годы войны не прошла бесследно. Голод, холод, непосильная работа дают о себе знать и сейчас. Мама трудилась в промартели на разных работах, на так называемых заимках. Мы же оставались одни, предоставленные сами себе: ходили в школу, возили дрова из леса на санках, воду с реки. От отца нам достались лишь старенькие валенки, которые приходилось носить по очереди. Мы часто плакали от голода и очень мерзли в холодном доме, ведь сырыми дровами невозможно было растопить железную печь.

К счастью, на выходные приезжала мама. Она разжигала очаг, который находился сбоку у русской печи, мыла нас, стирала. Мыло ей заменял щелок, который она делала сама. Уроки мы делали при керосиновой лампе без стекла: горел такой маленький фитилек.

Летом нас выручали ягоды, грибы, овощи с огорода, но полноценного питания мы, конечно, не получали. Даже собирать колоски с уже убранного колхозного поля было строжайше запрещено. Приезжали какие-то люди из колхоза верхом на лошадях, и если заставали нас, били бичами, топтали лошадьми. Потом это поле запахивал трактор-колесник.

Кто-то скажет, что в деревне существенную помощь оказывает собственное хозяйство, скот. Да, корова у нас была, но зимой она не доилась из-за плохого корма, ведь сено косить было некому. Все лето мы ходили босиком, а к школе мама шила нам какие-то чирочки. Моих хватало на месяц. Однажды нам оказали «помощь»: дали пару ботинок на деревянной подошве. В них я ходила в школу.

Летом нас, подростков пятых-шестых классов, заставляли работать на сенокосе. Меня однажды поставили на комбайн — завязывать мешки. Зерно сыпалось из бункера, и пальцы за целый день были изрезаны в кровь. Но отказываться было нельзя.

Когда закончилась война, по поселку ходила дежурная с почты и стучала в окна с криком, что войне конец. На улице стали собираться женщины, дети. Все плакали. Каждая семья в нашем поселке потеряла кого-нибудь из близких, а кто по двое, трое...

Память подсказывает все новые и новые факты, хочется поплакать о погибших, поделиться тем, другим, но, как известно, всего не расскажешь. Мы другое поколение, и этого не изменишь. Меня греет надежда, что никогда больше не вернутся те грозные годы и наши потомки просто будут читать о них в учебниках истории. Только помните. Память убережет всех от повторения беды».