Таёжная философия Александра Белькова

«В детстве я мечтал быть морским офицером…» Непонятно почему, но именно эта фраза Александра Ивановича Белькова, рассказывающего о себе, просто впечаталась в мою память. Хотя мало ли кто кем мечтал быть в детстве: я, например, дипломатом, и что с того?

«В детстве я мечтал быть морским офицером…» После плотного общения делаю вывод, что офицер из Белькова получился бы отменный. У таких людей, как Александр Иванович, есть особая жилка, струнка, косточка, внутренний стержень.

Судьба распорядилась иначе: Бельков остался дома, в тайге, но и здесь у него всё чётко, слаженно, дисциплинированно и аккуратно — как на флоте.

Уазик не первый час «штормит» по лесным ухабам, местами края дороги заросли настолько, что от свисающих веток берёз она напоминает тоннель. Пейзажи резко меняются: плотная зелёная стена смешанного леса перемежается прогалами пожарищ, где чёрно-белую картинку из обугленных деревьев слегка раскрашивают заросли иван-чая.

— Вот здесь выгорело более 70 гектаров тайги. Скорее всего, фермеры устроили пал травы, но ветер сменился — и огонь переметнулся на лес. Собрали всех мужиков, технику, работали, в какой-то момент думали, что не удержим пожар, — Александр Иванович, без остановки поворачивая руль внедорожника туда-сюда, даёт импровизированную пресс-конференцию. — Главное — сумели отстоять большой глухариный ток. Приезжаем весной, любуемся, как глухари токуют, но не добываем. Кто придумал охоту на току — не понимаю: после зимы птица тощая, мясо синее. Другое дело — осенью глухаря добыть: за лето он наестся ягоды, ореха, вес наберёт, и вкус совсем другой.

Через несколько километров дорога выводит к вышкам, у подножия которых висит привада (приманка для зверя), вернее, то, что осталось от неё после медвежьего пира.

— Здесь ведём учёт медведя, но уже лет 10 не добываем его. Зачем? — Александр Иванович показывает двухсотлитровые бочки, смятые хозяином леса, словно консервные банки. — Отказались мы и от охотничьих туров, хотя заявки периодически приходят, в том числе и от иностранцев. Старики говорят: нельзя торговать тайгой, проку от этих денег всё равно не будет ни вам, ни вашим детям.

С тайгой у нас особое общение: в случае добычи благодарим хозяина леса, просим прощения у природы, преподносим ей самое вкусное из добытого — кусочек сердца, печени, грудинки.

По дороге выяснилось, что Иваныч ещё и большой философ и мыслитель, что на первый взгляд никак не вяжется с образом таёжника. Возле зимовий, у дорог установлены стенды с напоминанием, что человек находится на угодьях потребительского общества «Баргузинский промысловик», плакаты неизменно сопровождаются изречениями самого Белькова.

Один на один

К вечеру дорога приводит к таёжной усадьбе, на огороженном участке — несколько добротных домов, гараж, летняя кухня. На воротах установлена «сигнализация» — большая связка старых вёдер, тазиков, прочих железяк. Всё это не тронуто — значит, медведь не наведывался сюда в отсутствие людей. Практически сразу, ещё разгружая машину, выясняем, что косолапый всё-таки приходил: за домом повалена часть забора, на противопожарной полосе земли видны отпечатки когтистых лап. Александр Иванович по ходу дела вспоминает случай из своей практики. Будучи молодым, он охотился с ветераном Петром Воронковым, на которого возле зимовья кинулся медведь, и только по счастливой случайности промысловик остался невредим. Дело было так. Охотники пошли разными маршрутами, договорившись встретиться в зимовье. По дороге Бельков добыл зверя. Пока разделывал, стемнело. На подходе к зимовью слышит выстрел, потом ещё и ещё. Выяснилось, что Воронков тоже пришёл к избушке, когда стало темно. Смотрит — кто-то стоит у стены. Думал, молодой напарник обогнал его. Окликнул — тут медведь и кинулся на человека. Опытный Воронков успел разрядить в зверя обойму. В агонии косолапый пытался ухватить охотника за ичиги, подтянув к себе, и ему это практически удалось. Воронкова спасло то, что сыромятный ремень, утягивающий обувь, оказался тонким, поэтому оборвался, а иначе медведь напоследок мог здорово помять охотника.

С мысли о незримой опасности сбивают комары и мошкара, их невероятно много, поэтому лучше всяких репеллентов спасает противомоскитная сетка. Более совершенной защиты в тайге ещё не придумали за много лет.

Отцовскими тропами

Место таёжного зимовья Александром Ивановичем выбрано не случайно: в этих местах охотился его отец — Иван Федосеевич. За оградой по дорожке к ручью стоит некогда добротный, а сегодня покосившийся и вросший в мох сруб избушки.

Когда под Сталинградом погиб отец Ивана Федосеевича, он остался в семье за старшего. Другой дед погиб при разминировании.

— Бабушка вспоминала, что в доме неожиданно остановились часы с кукушкой. Она тогда сразу всё поняла: что-то плохо с Федосеем, — рассказывает Александр Иванович. На плечи отца легли заботы о трёх сестрах и двух братьях — семьи большими были тогда. Ивану Федосеевичу выпала тяжёлая доля. Так получилось, что ему пришлось хоронить младших братьев и сестёр. Одна из них умерла от приступа аппендицита, пока на коне везли из Суво в районную больницу в Баргузин.

Вторая сестра окончила пед-институт, работала в райкоме комсомола, замуж вышла, после свадьбы их с мужем сбил пьяный мотоциклист. Муж оклемался, а она нет. Один из братьев получил смертельную травму, когда разбортировал колесо у машины. Младший брат дядя Гоша всю жизнь охотился, возвращался в непротопленную избушку, спал на непрогретых нарах. В итоге заболел раком кости. Так отец всех похоронил. В прошлом году и сам ушёл, было ему 87 лет. Одна запись в трудовой книжке — «Штатный охотник». Несмотря на жизненные испытания, отец никогда не жаловался, говорил: «Если человек плохо живёт — сам виноват. Если пришёл пустой с охоты — значит, так надо, никогда не жалей. Всегда с улыбкой иди, всегда с тайгой здоровайся и попрощайся, поблагодари». Так он меня учил…

Родом из Суво

Малая родина Александра Ивановича — Суво, небольшое село, известное туристам по скальным останцам. Иван Федосеевич всё время пропадал в тайге, его угодья находились далеко, на территории позднее образовавшегося Курумканского района. Мама, Софья Доржиевна, всю жизнь проработала на ферме, была лучшей дояркой республики, надаивала по 4 тысячи литров молока с фуражной коровы — для северной территории это почти феноменальный результат. Четыре раза удостаивалась чести представлять Бурятию на ВДНХ, награждена орденом Трудового Красного Знамени. Небольшая долька успеха матери принадлежит младшему, Саше.

— Помню, мама заболеет — я вместо неё на ферму бегу, там 25 коров надо подоить и накормить. Успевал подоить 10—11 голов, потом женщины помогали. Молоко сдашь — и бегом домой, переоделся — и снова бегом в школу. Одноклассники всё спрашивали: «Почему, Бельков, ты силосом пахнешь?» Так душа в доме не было, под рукомойником ополоснёшь лицо, руки и бежишь на занятия.

Как первую доярку Бурятии Софью Доржиевну приглашали на съезды передовиков, на совещаниях труженица почти всегда занимала место в президиуме. В семейном архиве хранится снимок, где она рядом с первым секретарём обкома КПСС Андреем Урупхеевичем Модогоевым.

Однажды глава республики спросил: «Что хотелось бы получить вам, Софья Доржиевна, за успехи в труде?» Она говорит: «Мотоцикл «Урал» моему мужу, он охотник». Любую технику — мотоцикл, автомобиль — в частное пользование в советское время было очень сложно купить, очереди растягивались на долгие годы.

Без раздумий Модогоев возразил: «Какой мотоцикл? Давайте мы «Жигули» подарим! Вам привезут, вы заслужили!» Но Софья Доржиевна настояла на своём: «Нет, не надо машину, муж ругаться будет: куда на «Жигулях» в тайгу? «Урал» — в самый раз». В итоге мотоцикл привезли.

«А мой сын поступит!»

— Я всё детство мечтал стать военным, морским офицером: родственник у нас окончил во Владивостоке институт Макарова.

Но отец хотел, чтобы я судьбу с тайгой связал, и уже с седьмого класса стал брать на охоту, оружие доверял. Помню, ружьё возьмёшь, идёшь на озеро, двух-трёх уток добудешь и домой несёшь. Отец научил ставить рыболовные сети. Так увлёкся я тайгой, что в итоге решил стать охотоведом.

Уже в девятом классе Александр начал подготовку: достал справочник для поступающих в вузы, программу и упорно занимался с местными преподавателями.

— После 10-го класса отец отправил меня на подготовительные курсы. Купили мне билет на самолёт, от Курумкана до Улан-Удэ тогда летал Ан-24. Помню, как будто это было вчера: отец вывел меня за ограду, на плечи рюкзачок надел, дал 120 рублей, мать тайком ещё 50 толкнула, и сказал: «Не опозорь меня, я всем соседям уже сказал, что парень мой будет охотоведом, поступи».

Односельчане не верили, что сын Ивана Федосеевича поступит на охотоведческий факультет, где конкурс был как в МГИМО. На весь Советский Союз охотоведов готовили только два факультета, а один из них — в Иркутске. Ивану Федосеевичу мужики говорили, что без связей невозможно пройти конкурс, сын первого секретаря района три раза поступал, всех подключили. На что Иван Федосеевич отвечал: «А мой парень поступит».

Односельчанам вторили члены приёмной комиссии: «Мальчик, после армии парни поступить не могут к нам. Ты зря время потеряешь, в другие вузы иди — у тебя аттестат хороший».

— Я много занимался, больше всего русский язык боялся сдавать, поэтому знаки препинания в известных цитатах выучил наизусть! — мне показалось, что Александр Иванович несколько разволновался, заново переживая давний эпизод. — В итоге сдал все экзамены на пятёрки, телеграмму отправил: «Поступил, еду в колхоз. Вещи отправьте до города». У мамы до сих пор эта телеграмма лежит.