Спросите у Воротыновых

Рассказ журналиста из Аларского района 

Публикуем рассказ журналиста из Аларского района Александра Ковшарова. Читатели из Алари уже знакомы с литературным творчеством этого человека. Хочется, чтобы жители других районов тоже прочли эту зарисовку и, возможно, узнали пусть и в незнакомых, но таких родных образах себя и своих близких. 

Непаханый пласт истории о первопроходцах, заселивших красивейшее природное место на стыке Заларинского и Нукутского районов, ждет своего часа, внимания исследователей и краеведов. Маниловск, Чичиковское, Диканка — все украинские названия живых и несостоявшихся деревень как будто перекочевали сюда со страниц гоголевских произведений и стали жить своей, уже сибирской жизнью. Представляю здешние леса, не тронутые топором и пожарами, чистоту родников, которые щедро поили луга, поймы и заболоченные участки угодий. Часть родников на удивление пробила себе путь к солнцу прямо в распадках сосновых боров, на узких опушках красивейших березовых рощ. Ошибочным признают сейчас непродуманное решение об осушении водораздела по правой стороне дороги, которая ведет путника от поселка Владимир до Маниловска и дальше на Шаховск. В свое время здесь был сплошной водораздел, на котором гнездились птицы разных видов и который держал свой микроклимат, охраняя местность от весенних заморозков.

Так вот геодезисты нарезали систему глубоких осушительных каналов, пытаясь осушить низинный заболоченный участок, вплотную подступивший к лесным массивам, с тем чтобы здесь была пашня.

Как будто пахотных площадей в другом месте не хватало! Ничего хорошего не вышло. С тех пор изуродованная, изрытая безобразными канавами низина по-прежнему наполняется родниковой и талой водой, привлекая к себе насекомых, птиц, диких и домашних животных. Сама матушка-природа силой терпения и естественного волшебства, как всегда, молча сглаживает на своем лице следы неразумной работы человека.

Уже на подходе к самому Маниловску, когда из-за ветвей раскидистой сосны показываются крайние дома, с правой стороны раньше находился карьер, с которого опытные печники брали глину. И была она отменного природного качества. Люди просто набирали глины с Маркового поля, заливали емкость водой и, выдержав три дня, приступали к кладке печей. Раствор был такой, что уложенные друг на друга и на свежий раствор шесть кирпичей свободно держались на весу, если поднять их верхним кирпичом. В свое время самым хорошим печником в здешней округе считался Валентин Григорьевич Солоницын, который делал печи достаточно долго по времени, не спеша, зато и стоят они десятки лет, работая так, как будто только что сложены. По стопам отца пошел и его сын Григорий, переняв мастерство от родителя. Он может сложить любую печь или камин немыслимой сложности. Сейчас на место бывшего глиняного карьера больно смотреть — человеческая глупость превратила его в свалку.

Живут в Маниловске в основном русские и вепсы, или чухари, как их называют старожилы, выходцы из Ленинградской области, относящиеся к угро-финской группе малых народностей. Сохранилось даже название пахотного массива в 132 гектара — Чухарский хребет. Проживала одна семья бурят, хозяином в которой был Савелий Александрович Глебов.

Мне же хотелось рассказать об удивительном и трудолюбивом человеке, каким был Николай Михайлович Воротынов. Высокий, сухощавый, жилистый и крепкий, широкий в кости, с огромными «клешнями» мозолистых рук.

На простом крестьянском лице природа обозначила большие, слегка навыкате светлые глаза, правильные, слегка припухлые губы, на которых намертво приклеилась папироса — постоянный спутник курящего человека. Вечно нечесаная копна кучерявых черных волос, слегка тронутая серебром седины, придавала Николаю Михайловичу образ настоящего раскольника. И только нос картошкой перечеркнул этот образ начисто, нарисовав портрет веселого, хулиганистого и разбитного мужика с мальчишеским характером. У Николая Михайловича была страсть к хорошей выпивке. Ехали к нему за советом; ехали, чтобы помог отремонтировать машину. Приезжали со всей округи, а цена за услугу не менялась никогда и соответствовала стоимости спиртного. Однажды, находясь в командировке вблизи железнодорожного узла и сгорая от желания раздобыть денег на опохмелку, он подошел к путейцам и коротко бросил:

— Спорим на литру, что я поднимал вот эти колеса? — и тряхнул черной гривой кучерявых волос в сторону тяжеленной пары вагонных колес, уныло стоявших на рельсах.

Ошарашенные путейцы, пряча улыбки, удивленно переглянулись и уставились на назойливого нахала.

— Спорим на литру водки, — не унимался Николай Михайлович, — что поднимал я эти колеса?

— Спорим, — весело согласились путейцы, предвкушая сцену, когда неотесанный сельский мужик будет корячиться у пары вагонных колес, пытаясь сдвинуть с места то, что поднимают краном.

Николай Михайлович уверенно подошел к паре вагонных колес, сверкнул озорными глазами, перебросил неизменную папиросу на краешек нижней губы и выдал:

— Вот ей-бо, поднимал, но… не поднял!

Обескураженные путейцы от такой наглости и сообразительности ударились в хохот. И молча пошли в магазин…

Озорства и впрямь хватало Николаю Михайловичу: любую колхозную работу он выполнял быстро, качественно и непременно с определенной долей веселья, хохмы и озорства. Будучи не обделенным интеллектом, хозяйской смекалкой, знанием и умением, Николай Михайлович по праву снискал славу знающего, мастерового человека. Мог разобраться в технике любой сложности и назначения. Знал кузнечное, токарное, слесарное дело, разбирался в любых двигателях, сам шоферил. Был случай, когда его командировали с агрономом в Тулун получать элитные семена по сортообновлению. На обратной дороге тяжело нагруженный газик «застучал» перед Куйтуном. Выйдя из тесной кабины и даже не раздумывая, Николай Михайлович, закусив зубами свежую папиросину, коротко бросил пассажиру:

— Выходь. Ремонтироваться будем.

— Что, на дороге, что ли?

Не отвечая, Николай Михайлович достал инструмент, домкрат, гаечные ключи. Засучив рукава, принялись за дело: умело и быстро сняли двигатель, поддон, добрались до коленчатого вала. Николай Михайлович снял с пояса солдатский ремень, нарезал из него своеобразных прокладок, которые умело подвел под коренные и шатунные вкладыши. Многие из проезжавших мимо водителей останавливались возле двух копошившихся у разобранного двигателя чудаков. Помогли поставить двигатель на место. Тот завелся сразу. Стрелка указателя давления масла уверенно и надежно остановилась у цифры 2. И ведь приехали назад! Мало того, «леченный» в полевых условиях двигатель работал еще месяц, пока его не сдали в ремонт.

Дом Николая Михайловича выгодно отличался ухоженностью, добротностью и красотой, которую наводили жена Надежда Ивановна и четверо детей: Николай, Марина, Сергей, Владимир. Такими же ухоженными были большой огород, хозяйский двор с живностью, летняя кухня, баня, навесы, мастерская. Николай Михайлович первым из всех колхозников приобрел «Жигули», которые как небо от земли отличались от редких «Запорожцев» и «Москвичей» разных модификаций.

— А мне больше «Москвич-401» нравился, — зубоскалил Николай Михайлович. — У него дверцы открывались по ходу движения, то есть в обратную сторону, если сравнить того «Москвича» с современными авто.

В советское время колхоз имени Кирова был преуспевающим хозяйством: сеяли 4200 га зерновых, 3,5 тысячи гектаров кормовых, 105 га картофеля, 7 га овощей, 100 га корнеплодов.

Хозяйство имело более тысячи дойных коров, 600 голов свиней. На центральной усадьбе в селе Маниловск и остальных четырех бригадах трудилось 550 человек. Шоферской костяк составляли такие водители, как Виталий Петрович Балышев, братья Николай и Виктор Богута, братья Карим и Хаким Султановы, Тахир Маткурбанов и многие другие. Новая техника поступала регулярно. В один из летних дней на центральную усадьбу привезли новую самоходную сенокосилку известной немецкой марки. Наутро возле нее собрался весь цвет механизаторских кадров. А обкатать «германца» доверили Николаю Михайловичу. Поскольку колхозный экономист не знал ни производительности этой техники, ни нормы, ни расценок, то отправился вместе с ним на поле, засеянное костром безостым. Михалыч час косил траву. Экономист замерил скошенную площадь, почесал затылок и крайне удивился: оказывается, новая самоходка была на редкость ленивой и неразворотливой.

Откуда ему было знать, что спрятавший в воротник рубахи улыбку Николай Михайлович, включив пониженную передачу, буквально ползал по пашне. Стоило только экономисту скрыться с глаз, включил повышенную передачу и принялся нормально косить траву.

Сколько интересных моментов из жизни этого веселого и неунывающего человека прошло мимо меня! Рассказать о них могут его многочисленные родственники — вы только спросите у Воротыновых…

  • От автора

Давно нет в живых Николая Михайловича Воротынова. В первый раз я написал о нем двадцать лет назад, когда решил принять участие в одном из областных литературных конкурсов. Отправленная рукопись, к сожалению, затерялась. Предложенный вариант, получается, второй, но он не поменял своей сути и правдивости. Пусть на короткое мгновение, но я выхватил из тьмы забвения образ человека, с которым пришлось столкнуться на дороге жизни. И сделал это с большим удовольствием…

Маниловск, Чичиковское, Диканка — все украинские названия живых и несостоявшихся деревень как будто перекочевали сюда со страниц гоголевских произведений и стали жить своей, уже сибирской жизнью.  Возьми любого жителя этих мест — материала хватит если не на роман, то на целую повесть.
Маниловск, Чичиковское, Диканка — все украинские названия живых и несостоявшихся деревень как будто перекочевали сюда со страниц гоголевских произведений и стали жить своей, уже сибирской жизнью. Возьми любого жителя этих мест — материала хватит если не на роман, то на целую повесть.