Собиратель народной культуры
– Будучи в экспедиции в Вожегодском районе, я одному местному обмолвился, что я из Вологды и что я гармонист. Он сказал: «Гармонист?!» Я думаю: ну, всё, за слова свои нужно отвечать. И заиграл перебор, сразу дед меня остановил, говорит: «Откуда Зазулина знаешь?» Вот как, по перебору меня сразу узнал. Насколько раньше ценили талант музыканта, и сразу я был прописан, и экспедиция состоялась.
Экспедиция имеется в виду этнографическая. Виктор Германович Соловьёв, педагог традиционной народной хореографии, этнограф всю свою жизнь посвятил собиранию народной культуры, в особенности музыкальной и плясовой традиции. Из рассказов о перипетиях работы этнографа-полевика сразу понимаешь первейшую главную трудность – чтобы почерпнуть что-то из деревенского мира, нужно сначала пройтись этому миру по душе, пройти проверку на свой-чужой, только тогда он перед тобой раскроется. А раскрывать есть что.
– Иной раз эти, с толстыми пальцами, говорят: «Всё есть, деньги есть, а праздника нет в душе». А я говорю: «А ты петь умеешь, а ты хотя бы каким-то инструментом владеешь, а ты можешь элементарно со школы стихи рассказать?», – удивляется Виктор Соловьёв. – Раньше крестьянин выбирал себе до двухсот профессий: ты пахарь, ты сеешь, ты выживаешь. Праздник пришёл – ты музыкант, ты гармонист, ты плясун.
Ты всей округе показываешь, что у нас парни ох какие пляшущие! А девушки в сарафаны наряжаются. Была ответственность за свою деревню, чтобы прийти и не опозориться. Если что, ведь ярлык сразу повесят и скажут: «А, это там такие-то, неинтересные». За всё нужно было отвечать, и стремились именно показать себя с лучшей стороны. Всё было направлено, весь смысл жизни, на созидание: дом строить, собор… Всё делали вместе, всей деревней ставили дом, на гулянку идти – все вместе, парни впереди, девушки сзади.
Вот старики вспоминают, они с такой болью говорят: «Ребята, как мы раньше жили, как мы раньше отдыхали, как мы раньше гуляли, какое было веселье!». Иной раз посмотришь фотографии тех времён, гуляний на престольном празднике, похоже на демонстрацию в городах. Людно, в сарафанах, улица главная заполнена. Говорили: если потерял кого-то из своих, не найти. Вот приходит время обеда, и никто не оставался на улице, всех приглашали в дом. Говорят: там седьмая вода на киселе, незнакомый совершенно, всё равно пригласят, посадят за стол, накормят. Вот такое было радушие и гостеприимство.
Как о деревне не говорить, как не вспоминать, не обращаться к песенному, танцевальному наследию, когда всё живёт, душа поёт, соприкасаясь со всем этим.
До 60-х годов и даже ещё после этого времени, когда отток пошёл в города, была культура питья. У меня мама 1928 года рождения, она говорила, что если бутылку водки выпьют, то это не два-три человека за столом сидели, это – не перечесть. Избы были большие, столы накрывали, пили в основном пиво, сваренное из природных компонентов. Хозяин с хозяйкой припевки припевали. Только после того, как припоют, уже можно было принародно опять-таки выпить.
Хоть и говорят, что вот русский такой. Но если в деревне был один пьяница, то он был позором для всей деревни, и бабушки об этом всё время рассказывали.
Я один из руководителей семейного клуба. Наши дети изучают традиционную культуру в комплексе. Дети поют, дети танцуют, изучают народные инструменты, ездят в экспедиции, изучают собранный материал. И это же всё в жизни ребёнку пригодится, он никогда не будет унылым, он никогда не заговорит, что всё, для меня всё кончено. Он может взять инструмент, создать себе настроение. У нас в каждом городе друзья, они переписываются, общаются, друг к другу ездят. Это же замечательно в наше время – время бедности общения.
Развивать нужно человека, чтобы он живым был. Не важно парень или девушка, чтобы нутро отзывалось, струны внутренние отвечали, резонировали, а не спали. Вот он, праздник души.
И кстати, Всё было на людях, ничего нельзя было в деревне скрыть. И не скрывали, знаете, отношение, допустим, парня к девушке. Вот свои чувства они принародно озвучивали не кивком головы или какой-то фразой, скажем: «Пойдём потанцуем?». А частушкой: «Выходи плясать на пару, я не знаю, как Вас звать, вместе, сероглазая, пойдём со мной плясать!». И весь окружающий народ уже знал, что молодой человек хочет познакомиться с этой девушкой. «И в твою деревню дальнюю ходил и буду ходить, и девчоночку сероглазую любил и буду любить». И все понимали, что любовь завязывается, любовь в чистом понимании слова.
Если парень пошёл на свиданку с девушкой с гармошкой, вся деревня знала, он играл походного. Идёт обратно со свидания уже ночью в три часа ночи, в четыре часа, играет походного с удалью, с таким озорством – все знают, что удачно сходил, значит хорошо время провёл с девушкой, возможно, поцеловал её, и они о чём-то великом поговорили, хорошем. А если играл грустно, заплетаясь, то все понимали, что без удачи идёт. Вот такие были понятия.
