Вместо СИЗО иркутянам обещают пятизвездочные отели

На горячий телефон ГУФСИН часто звонят не по делу. Так, о любовницах мужа поговорить. Неужели тема нарушения прав заключенных исчерпана?.

Заведи себе соседа

Для помощника начальника ГУФСИН по соблюдению прав человека в уголовно-исполнительной системе Иркутской области Александра Самойлова рабочим инструментом является обычный телефон. Впрочем, телефон не совсем обычный — это горячая линия, куда может звонить любой желающий.

— Однажды мне позвонила женщина и посетовала, что ее муж ходит налево, к соседке Гале, — разводит руками полковник Самойлов. — А потом она вдруг спросила, что же ей делать.

— Ну и что вы ей посоветовали?

— Я сказал ей, чтобы она не переживала, и посоветовал тоже завести себе какого-нибудь соседа. Правда, потом удивил ее, сказав, что принимаю жалобы только по нарушению прав человека в местах заключения.

— Кто чаще звонит на телефон доверия — мужчины или женщины?

— Мужчины звонят реже, но зато меньше выражают эмоций, говорят по существу и более конкретно. А вот женщины, я заметил, любят просто поговорить, причем обо всем на свете, начиная даже с даты своего рождения. Порой приходится выслушивать их по 30—40 минут. Хотя я понимаю людей, которые хотят выговориться. Им, может быть, некуда больше позвонить, а тут на глаза попался номер телефона доверия.

...За два года существования в ГУФСИН телефона доверия поступило около 400 звонков. Из них только 117 обращений напрямую касались вопросов уголовно-исполнительной системы.

Человек с письмом

— О чем это говорит? — подводит черту Самойлов. — Только о том, что прежнего ажиотажа вокруг так называемой тюремной тематики сегодня уже нет. Потому что на сегодня в местах заключения Иркутской области нет каких-либо общественно значимых нарушений уголовно-исполнительного законодательства. Судите сами: сейчас в колониях в каждом отряде оформлены стенды с указанием телефонов конкретных правозащитников, которым осужденные могут звонить по бесплатной телефонной линии. Кроме того, они могут писать на мое имя любые жалобы. И такие письма не подлежат цензуре со стороны администрации колонии.

— Что вы делаете с этими письмами?

— В том случае, если мне сообщают о конкретном факте нарушения, я выезжаю на место и провожу проверку.

— И сколько подобных жалоб поступило за два года?

— Всего 16, но подтвердились только три. Иногда звонят родственники осужденных и сообщают: в такой-то колонии творится беспредел, людей избивают и чуть ли не убивают. Начинаю спрашивать, кого конкретно избили, где и когда. Прошу назвать фамилии пострадавших. И вы знаете, еще не было такого случая, чтобы мне сообщили конкретную фамилию такого пострадавшего. Вместо этого люди просят: ну вы там проверьте, избивают или нет. То есть фактически люди сами не знают, имел ли место факт нарушения прав осужденных.

Ирландские зэки обнаглели. Когда обнаглеют наши?

— Сейчас много новых законодательных актов в вашей сфере. Много изменений в регламентации норм питания осужденных, бытового обустройства, обеспечения одеждой и так далее. Какая прослеживается динамика в этой сфере?

— В сторону гуманизации уголовного наказания. Все сводится к тому, что вскоре у нас будут не СИЗО, а чуть ли не пятизвездочные отели для подследственных и осужденных. То есть мы должны выполнять требования Европейской конвенции по соблюдению прав человека, где четко прописано, что в местах заключения человек наказывается только самим фактом лишения свободы. Я вот недавно вернулся из Северной Ирландии, где в составе российской делегации посещал местные тюрьмы. Так в них бытовые условия лучше, чем у наших сотрудников дома. В каждой камере — телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр, компьютерная приставка. В одной из тюрем я разговаривал с осужденным, который все время пишет жалобы. Я спросил, что же его в тюрьме не устраивает. Оказалось, что все его претензии сводились к одной проблеме: в тюремном магазине не было новых компьютерных игр.

Кстати, в местах заключения Иркутской области многие пункты Европейской конвенции уже реализованы на практике. На сегодня нет жалоб осужденных ни по питанию, ни по бытовым условиям, ни по периодичности предоставления свиданий и передач. В колониях построены кафе и бары, где осужденные могут справлять праздники и дни рождения. Больше стало осужденных, ежегодно получающих отпуска с правом выезда за пределы колонии. Даже тем, кто попадает в ШИЗО и карцеры, сразу выдают бумагу и ручку, поскольку они имеют право пожаловаться, если с чем-то не согласны. А ведь раньше строго запрещалось иметь в карцере или ШИЗО ручку и бумагу. Широко применяется институт условно-досрочного освобождения. В Приангарье всего за два-три года количество досрочно освобождающихся из мест заключения выросло почти в два раза — это тоже характерный признак гуманизации наказания. Люди выходят из колоний, и у них нет озлобления, потому что в колонии к ним отнеслись по-человечески. Современная колония — это в первую очередь благоустроенная территория, с фонтанами, современными клубами, столовыми, саунами.

Колонии надо бояться

— Не получится ли, что в подобных условиях люди просто перестанут бояться тюрьмы?

— Такая тенденция существует. Однажды мы организовали экскурсию трудных подростков из Иркутска в Ангарскую воспитательную колонию. Думали, что быт колонии как-то напугает ребят, заставит задуматься. А вышло иначе. В колонии есть свой бассейн, бильярдная, спортивный комплекс. Посмотрев на все это, подростки откровенно сказали: "А чего тут бояться? Нормально живут в колонии пацаны". Масла в огонь подливает так называемая массовая культура, тиражирующая книги типа "Я — вор" и фильмы "Бригада" и "Бумер". В обществе культивируется тюремная романтика. Хотя я считаю, что отношение к человеку, который совершил преступление, должно быть однозначно негативным. Ведь это преступник, который не захотел жить честно. Гуманность — это прекрасно, но общество-то надо воспитывать.