Пока горит свеча

На сей раз в Иркутск он приехал неожиданно для всех, кроме себя. Дочь должна была родить...
До этого на свое 70-летие Леонид Васильевич Мончинский прибыл из южных краснодарских краев, куда уехал тоже неожиданно, — жена Галя сказала: "Сколько можно жить в твоей Сибири, поедем на мою родину". На юбилейном вечере в Доме актера он был взволнован, пробовал шутить со сцены, но явно чувствовал себя не в той, своей, тарелочке, хоть и без золотой каемочки.

Станция Иннокентьевская, ныне Второй Иркутск. Семья Мончинских приехала сюда из Смоленска перед войной. Отец и мать работали на авиазаводе. Лихолетье войны, победа. Но послевоенные годы явно не баловали полуголодных мальчишек. После школы собирались на пустыре, играли в пристенок или в пожар (была такая игра с битком и гнутыми пятаками). Вспомните рассказ "Уроки французского" Валентина Распутина. Они люди одного поколения, но судьба их сведет, правда годами позже. А среди пацанов нужно было уметь постоять за себя, не потеряться. Леня, кости да кожа, пошел в секцию бокса, которую вел кумир мальчишек на станции Иннокентьевская Александр Копытин. Позже про него скажут: лучший боксер среди журналистов, лучший журналист среди боксеров. Но сам он к успехам на ринге, хотя кандидат в мастера спорта, относится весьма скептически: "Я не умел боксировать, умел лишь ударить, подраться. Если не получалось, проигрывал..." Но мальчишки из Иркутска II ходили на Мончинского — Моню, — пусть он и бывал под канатами.

Дальше, если говорить биографически кратко, все выглядело так. После школы работа на авиазаводе, армия, вновь возвращение в родной цех. А потом журналистика.

"Я написал в заводскую газету заметку. Наутро стал знаменитым на всем заводе, и меня позвали работать в газету".

О газете тех лет вспоминает с любовью и ностальгией. Казалось бы, режимное предприятие, которое аж до 80-х годов застенчиво называли машиностроительным заводом, хотя все шпионы мира и окрестные мальчишки знали, что там делают "мигари". Жесточайшая цензура. Шаг влево, шаг вправо, сами понимаете. Но редакция была тем островком вольнодумства, где оттачивали перья бывшие мальчишки и девчонки из заводского поселка.

"Святая "Молодежка". Кому принадлежат эти слова, сказать трудно. Может быть, Саше Вампилову, Вале Распутину, Женьке Суворову, Славе Шугаеву. Тогда они делали погоду в комсомольской газете, куда, окончив университет и поработав на областном радио, пришел Мончинский.

Настоящая школа. Плохо писать рядом с ними было как-то неприлично. В редакции сплошной треп, днем работать невозможно, но все же на свет появлялись строчки будущих классиков. Это было время общения, познания и душевного отдыха. Ты всегда должен быть в форме, держать ухо востро, иначе так подшутят, что все будут рыдать до слез. Кроме тебя. Самый страшный шкодник — Саша Вампилов. Он это делал очень тонко, интеллигентно, артистично. Начнет байку, сделает театральную паузу, а потом всеобщий хохот.

Легенды, как подначивали друг друга Мончинский и Игорь Альтер, до сих пор помнят
те, кто работал в "Молодежке". Крестным отцом его в журналистике стал Валентин Распутин. И не только в ней. Когда много позже Леонид Васильевич придет к вере в Бога, крестным станет именно Валентин Григорьевич. А сын примет священный сан.

...Но мэтры потихоньку разбредались на вольные писательские хлеба, да и сам Мончинский явно перерос комсомольскую ниву. И тут, заметив бойкий репортерский стиль Леонида, его приглашают на работу в агентство печати "Новости". Была такая государственная организация, главной задачей которой было убедить весь мир в преимуществах советского социализма. На это не жалели денег, издания АПН, второй после ТАСС пропагандисткой машины Союза, выходили на всех континентах. Так он стал собкором центропрессы.

— "Я на Вачу ехал плача, возвращался хохоча..." Это про вас написал Высоцкий?

— Нет. Хотя он написал ее в Бодайбо. Володя мгновенно ловил мысль, а через какое-то время — на тебе! — рождалась песня. Это доступно только гению.

— Или еще одна песня, про боксера: "Удар, удар, еще удар — и вот Борис Буткеев Краснодар проводит аперкот..."

— Тоже не обо мне. Владимир Высоцкий сам прилично боксировал. Как-то в Усть-Куте в аэропорту, погода нелетная, подвыпившие мужики сунули ему гитару: "Играй". Владимир Семенович отказался, сославшись на усталость. Те, дыша перегаром, нахально орали: "Пой!" — и получили от Высоцкого по рожам сполна. Он не терпел наглость.

Наверное, лукавит Леонид Васильевич, уж очень песенный боксер похож на него, да и, опять же, Краснодар фигурирует. А что про Вачу — речку в Бодайбинском районе, где теперь есть вывеска "Город Вачинск" и три дома, — тоже очень похоже. С Высоцким их познакомил Вадим Туманов, председатель артели "Лена", который привез как-то раз известного артиста с Таганки в тайгу к старателям. Впрочем, и сам Мончинский на золотых приисках оказался неожиданно. Блестящий журналист, тонко чувствующий слово, чьи материалы за рубежом брали нарасхват, бросает все и уходит на десять лет — казалось бы, в никуда.

— Одна из ведущих американских газет объявила конкурс. Я написал, и мой очерк из далекой Сибири признали лучшим. Шлют мне приглашение: приезжайте на фестиваль прессы в Штаты. А меня не выпускают. Если я не стопроцентный советский человек, то как могу пропагандировать за рубежом (а это и была идеология АПН) достижения страны развитого социализма. И я ушел...

Еще работая в "Молодежке", Леня увлекся охотой. И это немудрено. В соседних с редакцией кабинетах на Киевской ютился институт охотничьего хозяйства, с ребятами из которого журналисты не только охотно сидели по праздникам за столом, но и ездили вместе в командировки. Страстным охотником был фотокор Владимир Калаянов, с которым они на пару частенько ездили на утиную охоту в дельту Селенги. Как-то раз на Байкале попали в ужасную сарму, от верной гибели их спас местный егерь, отчаянный матерщинник и бескомпромиссный человек. В доме всегда водились прекрасные ружья и охотничьи собаки. Так что с тайгой Мончинский был знаком не понаслышке, но в лес по охотке на охоту это одно, а тут другое. На прощание он напишет Вовке Калаянову ироничные строчки:

Калаянов ты наш, Калаянов,

Гордость города на Ангаре.

Даже Ленин, который Ульянов,

О тебе мечтал в Октябре.

— Да, была осень как нынче. Мы знакомы с Тумановым не были, хотя я слышал о нем. А тут приезжает: поехали, мол, что ты здесь забыл? Увидишь настоящую жизнь, увидишь, как люди могут работать. Кстати, это я видел неоднократно на комсомольских стройках, на Братской и Усть-Илимской ГЭС. Красивые стройки. Было больше энтузиазма, чем заботы о себе самом. То, что увидел в артели, превзошло все ожидания. Главное, чтобы труд был организован так, чтобы люди чувствовали себя людьми, хотя вкалывали двенадцать через двенадцать, такой был рабочий день на приисках. Сначала я работал в артели "Витим" у Ивана Чвырева. Но Чвырев сидел на стакане. А в артели это недопустимо. Но Вадим Туманов знал: если советского человека (подчеркиваю это — советского) освободить, снять со стакана, то он будет работать так, что никаким американцам не снилось...

И он уходит в артель Туманова. У многих она была что кость в горле. Как это бывшие зэки не пьют, а дают стране валютный металл? "Доброжелателей" разных чинов было предостаточно. Но были и другие люди во власти. Например, Юрий Елистратов, секретарь Бодайбинского райкома партии, который, несмотря на все давления на него, сказал: "Нет, они будут работать!" Также категорически "за" был и руководитель Лензолота Мураз Зафесов. И они работали, несмотря на бесконечные проверки и доносы.

Когда сегодня разворовали нефть и другие полезные ископаемые, причем не уголовники, а интеллигенты, мы не говорим про них "воры", а дали погоняло "олигархи", и они канают с ним дальше. Кстати, об олигархах.

— Ромка Абрамович начинал работать в артели "Ухта". И ничего худого не могу о нем сказать — начинал с низов. Вкалывал, как нормальный старатель.

В артели Мончинский не человек Туманова, без привилегий. Взаимоотношения строятся на интуиции, как на зоне, не всегда просто. Но если ты человек не с двойным дном, то тебе верят.

Он много работает. На Большую землю вырывается нечасто. Заглянув в "Молодежку", по привычке может разыграть девчонку из отдела писем, не знающую, кто перед ней: "Где здесь принимаются заметки от населения?"

Как-то в "Восточке" появился его прекрасно сделанный фоторепортаж "Куда спешишь, каюр?" о празднике Севера в Катанге. Правда, нюанс: в тот год праздник почему-то не состоялся. И Елена Ивановна Яковлева, главный редактор и красная партизанка, делает ему "отлуп" от "Восточки". Поэтому материал о своем шефе, Вадиме Туманове, ему пришлось публиковать под чужой фамилией, перед этим выслушав парочку дежурных колкостей: мол, заметка так себе. Иногда в "Огоньке", куда пригласил его сотрудничать главный редактор Сафронов, появляются его очерки. Но о своем замысле написать книгу вместе с Высоцким никому не распространяется. Постоянное общение со старателями — какие неординарные судьбы и поступки! Многое приходится переосмыслить, отказаться от довлевших истин прежних лет.

Настоящий артельный труд идет не от желания заработать на бутылку, а от стремления заработать на жизнь. Когда человек временщик, то хапнул, выпил — и все. А когда человек приходит на постоянку, это постоянство начинает ему нравиться. Он чувствует себя уверенным, он облагораживается. У тех старателей, что отсидели в лагерях, как правило, прекрасные семьи. Дети почти все с высшим образованием. У Туманова это чуть ли не контролировалось: как сын, как учится? Тут возникало как бы российское зерно общакового сознания, когда люди заботятся друг о друге. Это в крови у российского человека.

...Как они с Владимиром Высоцким работали над "Черной свечой", рассказано уже много. Сама идея принадлежит Высоцкому, она возникла после его первой поездки на Бодайбинские прииски. Обсуждали будущие главы повести, писали урывками во время встреч в Москве и здесь, в Иркутске. Во время одной из них Владимир Высоцкий взял гитару и вышел на балкон петь...

Заканчивать повесть Мончинскому пришлось одному, а на доме во Втором Иркутске заводчане установят мемориальную доску поэту. Выходят новые повести "Особо опасное животное" и "Прощенное воскресенье". Признание друзей и критики. И тут Мончинский исчезает из Иркутска...

В Краснодаре, конечно, журналистская братия узнала о приезде автора "Черной свечи". Он отбивался как мог, но его все же раскололи на одну-единственную пресс- конференцию, в завершении которой Мончинский сказал: "Уезжаю в станицу", не назвав куда именно... Но никуда он не уехал. Старается много работать, написал сценарий фильма по их повести с Владимиром Высоцким. Какой будет экранная "Свеча"?

Свой первый опыт в кино Леонид Васильевич воспринял ревностно — взять и отдать родное дитя в чужие руки режиссера. Фильм назывался "Волчья кровь", по пронзительной повести "Прощенное воскресенье". Это не "Тихий Дон" Шолохова, не "Даурия" Седых, не "Разгром" Фадеева. Это своя правда о Гражданской войне. Сейчас с позиции времени он благодарен и режиссеру и, конечно, Евгению Сидихину, сыгравшему главную роль. Перед показом ленты в Иркутске в этом году в новоявленный на Руси праздник народного единства Мончинский скажет: "В Гражданской войне победителей не бывает".

...В квартире дочери на 5-й Армии спонтанно собрались те, кто знает его много лет. Было весело. Мончинский вдруг забыл о вреде водки, был бесшабашным, веселым и ироничным, часто подсмеивался, особенно над собой.

Внучку назвали Полиной. Теперь у Мончинских внук и две внучки. Горит свеча!