Капсальские женщины обходят святое дерево стороной

К древней бурятской святыне приезжают даже из Улан-Удэ

Бурятские деревеньки, стоящие в междуречье Куды и Мурино, медленно исчезают, однако их жители не хотят расставаться с древними обычаями. Старейшины во многих деревнях — как справочник по наследию предков. Восьмидесятилетний Илья Степанович Шадрин из села Капсал, несмотря на почтенный возраст, охотно принимает всех, кто приезжает к нему за советом.

Старейшина пишет историю в стихах

Мудрость Ильи Степановича односельчане эксплуатируют с разных сторон: и о законах, ныне действующих, узнать, и о свадебной, например, обрядности. Он хранит в памяти историю булагатских бурят вообще и нескольких местных родов в частности. Для детей и внуков старейшина пишет — по-русски и по-бурятски — стихи о родном крае и, опять же в стихах, ведет летопись времен от древних бурят до "жителя Ленинграда Владимира Путина".

— Предки капсальцев жили сначала за Оеком. От натиска русских они пошли на восток. Вела булагат мать-прародительница Гур Тоодээ. Дошли до нашей горы, которая стала называться Капсальской. Раньше была она поросшей лесом. В долине три реки: Куяда, Мурино и Куда. Сливались они в одну большую реку. Чтобы идти дальше на восток, нужно было преодолеть узкий проход между рекой и скалой. Гур Тоодээ провела сыновей. Старшего, Солянко, поселила на Куяде, средних, Батхая, Хамогоя и Алагуя, — на Мурино, на Куде поселила Капсала. Легенда рассказывает, что однажды потерялся семейный скот — буряты раньше коров не пасли. И послали на поиски младшего, Алагуя. Он дошел до острова Ольхон и нашел там скот. И решил остаться на Ольхоне. А еще один сын ушел за Байкал...

...Капсал включает несколько улусов — собственно Капсал, заброшенную Солянку, остатки Батхая... До революции все это было большим бурятским скотоводческим хозяйством. В Капсале заседала Капсальская степная дума. Богач Василий Хадеев, что жил за речкой, имел стада, и все живущие в Капсале работали у него по найму. После революции Хадеева раскулачили, а в доме разместили школу. До сих пор дому Хадеева не требуется ремонта.

— Советская власть образование дала бурятам. А раньше учились только кулацкие сыновья. И некоторые даже в Петербурге.

Правда, учение пресекло некоторые уникальные способности, которые в иных семьях передавались из поколения в поколение. Например, такие, как в истории о молодом капсальском парне Нахуулэ.

— Сидят мужчины, пьют, и не хватает им водки. И парень спрашивает, у кого вообще есть водка в деревне. Ему говорят — у того-то, в чулане стоит. И он втыкает в столб свой нож, и с него капать начинает. Но чудо не бывает за просто так, за это умение должен он был отдавать жертву — хорошего коня или другую скотину. Не надо таким заниматься. Да и нет наследников, потому что все учились.

Илья Степанович советское время вспоминает с ностальгией. Он сам закончил физкультурный техникум, работал директором клуба и секретарем местной партийной организации. Отслужил пять лет в секретной аэрофотосъемке. Вспоминает с гордостью:

— Агентурный у меня был фотоаппарат. Как спичечный коробок.

В прежнее время, говорит, все трудились, а теперь только фумитокс пьют. Выращивали в Капсале только самые мясные породы скота: герефорд и казахскую белоголовую. А в середине семидесятых три года получали тринадцатую зарплату.

— Больше тысячи рублей, некуда их девать было. А сейчас общее хозяйство — АО. И хорошо оно только тем, что зеленки, соломы и хлеба дают бесплатно по осени. А в других улусах вообще ничего нет. Стайки, которые когда-то строили из кирпича, разрушены. В Булусе их разобрали, кирпич обработали и продают.

Мечтательно вспоминает старейшина, как трудились, "на производстве хорошего строя зарабатывали себе трудодни", как скотники ездили на ВДНХ, гордо поблескивая трудовыми орденами — Красного Знамени и "Знак Почета". Все это кратко изложил он в своей поэтической истории. Например: "Ельцин подумал глубоко об этом, ошибки свои посчитал и подал в отставку".

Правда, неодобрительно отзывается о хрущевских временах, когда по указу началось укрупнение деревень. Малые деревни вроде Солянки опустели, сам Капсал уменьшился. Говорит о том, как запрещали держать хорошее хозяйство и городские рынки опустели. Поэтому кто-то шустрый написал на памятнике Ленину 7 ноября:

"Поллитра стоит три ноль семь, масла и мяса нет совсем. Ты, родной Ильич, проснись и с Никиткой разберись".

Последняя "солянка"

Последняя жительница Солянки собирается скоро покинуть родной дом. Анна Бугдаевна Бурхисанова, застрявшая в опустевшей еще в хрущевские времена деревне, уже с трудом вспоминает соседей.

— Поразъехались кто куда. Школы-то не было. Кто в Иркутск, кто в Улан-Удэ, а кто по соседним деревням. И дома перевезли.

— А вы почему остались?

— Да мой муж родился здесь и никак не хотел ехать. Сейчас я каюсь, ругаюсь. Вода поднимается каждый год в подполье. Дедка держался. А я к сыну перееду.

— А дом?

— Его потом с собой заберем.

Кроме дома Бурхисановой остался еще один — пустой, но крепкий. Хозяин в Улан-Удэ перебрался. В доме ночуют иногда те, кто косит сено на заболоченном лугу, на месте сорока восьми дворов деревни Солянки. После того как хрущевский указ потерял силу, люди и рады были возвратиться, но куда? Заболотилось место окончательно без ухода и ирригации.

Осталась Солянка в памяти капсальцев только не очень старым преданием о некоем Имельдэ, уроженце здешних мест, обладавшем чудесной силой. Илья Степанович помнит эту историю:

— Было это, ясно. Зимой приедет в Капсал и говорит приятелям: "Распрягайте моего коня, он домой пойдет". И конь домой уходит. А Имельдэ оглобли поднимет, и сани сами домой бегут. Но послед чуда всегда отдается по внукам-правнукам. Алексей, его внук, поехал как-то по зиме на санях и зацепился, видать, ногой за сани. Конь его мертвого домой притащил.

Святое дерево на месте убийства

Древняя легенда гласит, что однажды сыновья попросили прародительницу Гур Тоодээ познакомить их со своими родичами, проживавшими на землях Качугского района. Родичи приняли их не так, как надо, — не дали подарка в обратный путь. Поэтому мать сказала: "Ловите в стаде самого жирного и большого коня, убейте. Мясо раздадите людям, когда спросят вас, что дали родичи вам в подарок". Так и сделали. Родичи, не досчитавшись коня, отправили пятнадцать человек в погоню. Погоня коня не нашла. А обнаружив в юрте ребенка трех лет и берцовую конскую кость, ребенка того мстительно убили из лука.

— Прародительница — она же была святая — их наблюдает. Ждет пока они из капсальской земли до Тангахая отъедут. Там за Тангахаем есть два-три валуна. Вот в этом месте убийц настигло наказание. Она их божественно пристрелила. А двух отпустила и сказала: "Вы должны оповестить своих, что здесь будете отдавать с этих пор дань уважения родственникам". С тех пор на том самом месте бык не мычит, а жаворонок не порхает.

Улуса Тангахай уже нет — укрупнился. Но уроженцы здешних мест приезжают поклониться родной земле. Тем более что святое-то место осталось. Растет там священное дерево — трехвершинная старая береза с маленьким дуплом. Береза — борисан, священная. В дупло все приезжающие кидают монетки. Едут сюда специально, сворачивают с главной трассы, потом сворачивают еще до русской деревни с многочисленными колодезными журавлями — Большой Куры, потом объезжают сопку. И в небольшой рощице ищут березу. Русские вспоминают, что еще не так давно здесь совершали обряды и развешивали шкуры.

— Сюда приезжают даже из Улан-Удэ. Но сама-то я не знаю, где дерево; и что за дерево, не подскажу — не ходила туда. Нельзя по обычаю, — рассказывает дочь бывшей жительницы Тангахая.

Старцы-проводники

Капсальские буряты проводят свои обряды на более популярных святых местах. Исполняют тайлаган на самой вершине капсальской горы. Приносят там жертву.

— Жертва — главное в обряде. Живя по роду, буряты старины своей не забыли. Мужчины и мальчики четырех родов жертвуют баранов. От каждого рода — по два.

Религию "возобновили" после 1946 года. Илья Степанович работал секретарем парторганизации и, как сам рассказывает, "за религиозные штучки" схлопотал выговор. Но в войну капсальцы в тихушку упрямо почитали богов. А теперь-то, если дети потихоньку забывают язык и веру, то надо в них все воскрешать. И на факультативных занятиях при школе дети составляют генеалогические древа и слушают историю в исполнении старейшины Шадрина.

— А молодежь вертается назад. Например, когда заболевает. Их доктора в городе отправляют — иди к народным знахарям, по-народному лечись.

Возрождение святынь связывают с деятельностью некоего бывшего майора, который в сопровождении двух лам проехал в 1991 году по округу.

— Он вышел в гражданские и начал строить дацаны. Двух лам привез — один ясновидец, другой травник. Когда ехали по трассе, лама-ясновидец говорил, где останавливать машину. Когда ехали мимо места, где раньше жили капсальцы, он попросил остановить: это борисан, святое место. Он увидел там двух стариков и посоветовал поставить здесь два столба. Так они и стоят до сих пор.