Трагедия в Мамонах: денег на часовню не было

Общественное объединение "Живи и помни" свой моральный долг выполнило

13 января нынешнего года газета "СМ Номер один" опубликовала материал журналиста Юлии Улыбиной под заголовком "Собранные на строительство часовни деньги бесследно исчезли". Публикация получила большой общественный резонанс. В редакцию звонили родственники погибших и благодарили за то, что поднята эта непростая тема, пусть даже спустя 11 лет после авиакатастрофы. Откликнулись и организаторы общественного объединения "Живи и помни", которое в свое время было создано для увековечения памяти погибших.
Сегодня им слово.

Любовь Сухаревская, журналист:
— Говоря о катастрофе самолета в Мамонах, журналист "СМ Номер один" Юлия Улыбина обвиняет группу энтузиастов, которые добровольно, повинуясь чувству человеческого долга, а не по служебным обязанностям, захотели увековечить память погибших. Создана была общественная организация (или общественный фонд), не наделенная никакими особенными полномочиями. В фонд вошли такие уважаемые люди, как епископ Иркутский и Читинский Вадим, генеральный директор АО Иркутскпромстрой Антон Шлойдо и два его заместителя, известный писатель и общественный деятель Марк Сергеев, управляющая Востсибкомбанком Тамара Царик, заместитель мэра Иркутска Сергей Дубровин и многие другие уважаемые в городе люди.
В своей публикации Юлия Улыбина рассказывает о фонде так, что у читателя может сложиться такое впечатление: деньги были собраны немалые — одна только администрация выделила 50 миллионов плюс пожертвования иркутян, а обещанная часовня так и не построена.
Сегодня это выглядит чудовищно — миллионы исчезли! Кто-то, выходит, поживился на горе людей, присвоил себе эти деньги?! Это более чем серьезное обвинение. На наш сегодняшний взгляд, уточним мы. Потому что речь идет о 1994 годе, когда все россияне в одночасье стали миллионерами. Я, журналист областной газеты, получала зарплату в несколько миллионов, а мы никогда не были самой высокооплачиваемой категорией работников. С учетом этого стоимость бетонного креста, установленного на месте гибели самолета, может быть гораздо больше тех неденоминированных миллионов. Ведь нужно было сделать земляные работы по планировке местности, расчистить завалы, залить фундамент; здесь были заняты не один человек и не одна единица техники...
Для сравнения: бетонное основание для памятника Колчаку в наши дни обошлось почти в 290 тысяч нынешних рублей (с бетонными работами, но без благоустройства площадки).
Относительно "баснословных" сборов от рядовых граждан тоже не надо обольщаться. Это было очень трудное время. Люди по полгода не получали зарплату. Предприятия были повязаны взаимными неплатежами. С чего бы взялись огромные средства? Потому и сборы всем миром оказались скудными — чуть больше 80 тысяч (это по тем-то, миллионным, временам! Опять же для сравнения: проезд в троллейбусе стоил тогда две тысячи). Да и спонсоров на это благое дело не нашлось — по причине той же всеобщей финансовой нестабильности.
Пишу об этом, потому что не раз присутствовала на заседаниях общественной организации "Живи и помни" в качестве журналиста, чтобы потом рассказать обо всем увиденном на страницах "Молодежки".
Нам всем, кто собирался тогда на эти скорбные заседания, было не по себе: время шло, острота произошедшего в сознании большинства иркутян постепенно стиралась, а денег на строительство часовни наскрести не удавалось. А уж после того, как свершилась следующая катастрофа — самолет "Руслан" упал на кварталы Ленинского района Иркутска, — стало ясно, что о часовне в Мамонах можно забыть: необходимых средств собрать не удастся.
Виноваты ли в этом энтузиасты, которые пытались что-то сделать, но не смогли? И почему им сегодня предъявляются претензии? Именно к такому выводу приходит читатель после знакомства с материалом Юлии Улыбиной: будто бы должны были поставить часовню — и вот, обманщики такие, не поставили! А кто сказал, что должны? Эти люди сами, добровольно, искренне считали, что — да, необходимо сохранить память. И искренне добивались этого. Но получилось меньше, чем хотели, — лишь бетонный крест на расчищенной площадке...
Николай Прокопьев, первый заместитель генерального директора ОАО Сибэкспоцентр:
— Работая в момент катастрофы руководителем сельскохозяйственного предприятия в Мамонах, я столкнулся с трагедией лицом к лицу. Буквально в считанные минуты после крушения самолета мне пришлось организовывать спасательные и восстановительные работы...
Нетрудно представить себе эмоциональное состояние всех свидетелей и ликвидаторов трагедии. Поэтому мы с энтузиазмом поддержали идею строительства часовни в память о погибших.
В общественный фонд "Живи и помни" вошли авторитетные люди Иркутска и области, руководители крупных предприятий и административных структур. Я принимал участие во всех его заседаниях и могу подтвердить: был открыт расчетный счет, были организованы специальные акции-призывы о жертвовании средств на это мероприятие. Но, увы, как это часто бывает, даже те люди, которые обещали завтра же перевести деньги, о своих обещаниях почему-то забывали.
На этом фоне тем более весомыми выглядят дела ОАО "Труд" (подготовка площадки для часовни), Иркутскпромстроя (изготовление железобетонного креста с вделанными в него обломками потерпевшего крушение самолета). Наше предприятие тоже внесло посильный вклад, ликвидировав мусорную свалку в этом месте. Таким образом, почти все вклады были натуральными. И мне тем более странно читать о каких-то деньгах, которые "бесследно исчезли". Неужели кто-то полагает, что члены Фонда могли увести деньги, если бы они поступили? Я был на всех заседаниях Фонда и с полной ответственностью заявляю: это абсолютно неверная информация.
Тамара Царик, экс-управляющая Востсибкомбанком:
— Ту катастрофу я пережила ощутимо, так как сама часто летала в командировки и летела в Москву на второй же день после катастрофы.
...Счет в банке был открыт сразу. Тогда многие обещали внести деньги, но первоначальный шок прошел, у каждого было немало своих проблем. Один за другим останавливались заводы, не было средств на выплату заработной платы. Цены на все, в том числе и на строительные материалы, зашкаливали. О какой благотворительности могла идти речь?
Я хорошо помню, как ко мне пришел Антон Шлойдо гендиректор Иркутскпромстроя, я взяла расчетный счет поступления средств — их не хватало даже на оплату выполненных работ. Никаких валютных средств ни от кого не поступало, валютный счет не открывался.
В банках ежедневно подводится баланс, все операции подконтрольны. Востсибкомбанк не лопнул, а ликвидировался, и времени для проверки его деятельности было достаточно. Догадка о пропаже денег на часовню вместе с "пропажей" Востсибкомбанка не обоснована.
Владимир Харитонов, заместитель генерального директора Иркутскпромстроя, организатор фонда "Живи и помни":
— Были разосланы сотни писем по предприятиям с обращением внести средства на создание мемориала в память о погибших. К сожалению, эти обращения ничего не дали, народ остался глух и безучастен. Его охватила собственная трагедия — безденежье. Страна переходила на бартер. Постоянные многомесячные невыплаты зарплат дали свой результат — на счету не было ни копейки. Народ их, копеек, просто не имел. Личное обращение Антона Шлойдо к мэру Иркутска нас окрылило: выделенные мэрией 50 миллионов подавали надежду, что не все еще потеряно. Хотя и это были крохи. Все мы были тогда миллионерами, так как средняя зарплата составляла полтора миллиона.
Дважды выставляли охраняемый казаками куб для сбора пожертвований на собрания общественности — во Дворец спорта "Труд", на митинг к зданию администрации. Куб наполнился слоем мелких купюр высотой в ладонь. Вскрыли комиссионно, пересчитали — 83 тысячи. Собранного хватило на полторы тонны цемента...
Трезво оценивая экономическую ситуацию в стране, понимая безысходность положения, честно признались самим себе, что освоить строительство часовни нам будет не по силам...
Антон Шлойдо, генеральный директор ЗАО Иркутскпромстрой:
— Во времена бартера, неплатежей это были крохи, которых не хватало даже на заправку кранов, самосвалов, тракторов, грейдеров... Все мы были тогда миллионерами, и все — нищими. Ни из Японии, как пишет Улыбина, ни из какой другой страны, даже из-за пределов области не поступило ни копейки. Никакой валютный счет не открывался.
Я обратился к коллегам из "Труда", Строймеханизации, Сибавиастроя, собрал руководителей подразделений. По своей же инициативе послал на место гибели самолета людей, технику. Выделили материалы. Выровняли площадку, сделали вертикальную планировку. Специалисты Строймеханизации забили сваи, Сибавиастрой сделал ростверки. Художники Сергей Элоян и Евгений Скачков на Шелеховском заводе ЖБИ сделали самолет-крест. Потом его смонтировали и привезли на место. Обустроили гравийные дорожки, завезли черный грунт, высадили 125 деревьев (по числу погибших)...
То, что там сделано, в сегодняшних ценах потянет тысяч на триста. Бетонное основание под памятник Колчаку обошлось примерно в такую сумму. Как хотите, а вычеркнуть все это, сказать, что все затевалось зря, что ничего не сделано, не могу. Противится душа. Считаю, что свой долг, который мы сами для себя установили, мы исполнили больше, чем могли.
От редакции
Скорбная память о погибших в авиакатастрофе одиннадцатилетней давности не позволяет редакции затевать дискуссию: права ли была журналист газеты в своих жестких оценках? Что должны были тогда сделать представители власти города и области, чтобы смягчить боль утраты для близких и родственников погибших? Отчего так безучастны к чужому горю наши сограждане — от нищеты ли, от равнодушия?..
Мы благодарны всем, кто откликнулся. И прежде всего — организаторам общественного движения "Живи и помни" за то, что внесли ясность в понимание тех событий.
К сожалению, наша публикация о катастрофе в Мамонах не вызвала того отклика, который мы хотели получить. Не нашлось человека (бизнесмена или представителя властных структур), который бы заявил: что ж, не нашлось денег 11 лет назад, может, получится найти их сейчас? И проект строительства часовни на месте одной из величайших трагедий современной истории будет возрожден...