Солдаты Квантунской армии

В минувшем веке взаимоотношения России и Японии складывались более чем неблагополучно. Сначала Русско-японская война 1904—1905 гг., затем интервенция 1918—1922 гг., дальше Хасан и Халхин-Гол и, наконец, война 1945 года. Из 200 тысяч японских военнопленных 45 тысяч навсегда остались в сибирской земле. Но и в России, и в Японии всегда были люди, искренне заинтересованные в дружбе между нашими народами, и один из них бывший офицер Квантунской армии Като Кюдзо, написавший книгу "Сибирь в сердце японца".

Уроки русского
Студент университета Като Кюдзо был призван в армию летом 1945 года и служил в саперных войсках. Он попал в плен 21 августа недалеко от Мудандяна. В аэропорту Дунхуа советские солдаты зачем-то свалили большую кучу книг, многие из которых были на русском языке. Филолог Кюдзо нашел англо-франко-немецко-русский разговорник и сумел пронести его через годы плена по всем лагерям. До войны он в японском переводе читал Достоевского и Толстого и в плену начал усердно изучать русский язык. Позже офицеры НКВД выясняли, почему младший офицер так хорошо говорит по-русски и не служил ли он в разведке. Из-за этого Като Кюдзо прожил в Сибири дольше, чем другие военнопленные.
В марте 1946 года 200 японцев были отправлены из Тайшета в Братск на строительство 317-километрового участка железной дороги. "Нельзя забывать о большом вкладе японских военнопленных и советских заключенных в строительстве БАМа, — писал Кюдзо. — Достаточно сказать, что в этом районе работало 50 тысяч японцев". Он попал в лагерь N 28, находившийся на берегу Вихоревки.
Начальником бригады лесорубов был лейтенант Лупандин, прошедший немецкий плен. "Ваша жизнь в плену не идет ни в какое сравнение с тем, как мы жили в Германии", — говорил он японцам. Кюдзо вспоминает Лупандина как хорошего человека, знавшего много песен, пословиц и анекдотов. Общение с десятником помогло японцу расширить русский словарный запас.
Подружился Кюдзо и с начальником одного из отделов управления строительства БАМа майором Яниным. Он, как и Кюдзо, во время войны был сапером, тоже попал в плен, а после освобождения его отправили на стройку. "В то время в Сибири было много офицеров с аналогичной судьбой, и мы общались с ними", — вскользь замечает Кюдзо. Ранней весной советский и японский саперы ловили в Вихоревке рыбу, и лодка перевернулась. Янин не умел плавать, и Кюдзо спас ему жизнь.
Был у Кюдзо еще один педагог — сержант Токарев. Этот молодой конвоир пользовался уважением у японцев, потому что любил читать книги. Он знал наизусть несколько стихотворений запрещенного тогда Есенина и прочел их японцу. "Особенно мне нравилось стихотворение, которое начинается со слов "до свидания", оно было написано простым и красивым языком", — вспоминает сапер-филолог.
Побег людоедов
Однажды Кюдзо, сидя в уборной, случайно услышал разговор трех военнопленных. Капрал Намикава Хачиро и солдат Миано Дайсабуро уговаривали своего однополчанина, Танно Гоичи, бежать. — Нас не отпустят, и мы будем работать здесь до самой смерти, — убеждал Миано. — Разговоры о том, что к весне мы сможем уехать из Сибири, — это все чепуха!
— Я немного знаю китайский язык, — сказал капрал. — Мы выйдем к Амуру, попросим китайцев перевезти нас на лодке в Маньчжурию, а там уже будет полный порядок. Уж хотя бы на месяц мы себя пропитанием обеспечим.
Сорокалетний Гоичи — тихий, скромный человек — до призыва был художником. Он, на свою беду, согласился. Кюдзо пишет, что за пять лет, проведенных в Сибири, не слышал ни об одном удачном побеге. На Филиппинах лейтенант Онода и капрал Йокои бежали из американского лагеря на остров Гуам и 30 лет прожили в джунглях. Но в суровых сибирских условиях подобное было исключено. Никто из японцев не смог бы преодолеть тысячи километров тайги. Тем не менее побеги были, беглецов ловили и расстреливали.
Трое бежали с лесоповала, но через сутки беглецов нашли. Двое сидели у костра, третий лежал в луже крови. Это был Гоичи, убитый своими товарищами, которые в этот момент разделывали топором его мясо. Пораженные солдаты вышли из зарослей, и каннибалы бросились бежать. Хотя приказ был брать беглецов живыми, автоматчики уложили их наповал.
Когда трупы привезли и положили на всеобщее обозрение, начальник лагеря капитан Антонов спросил у пленных: "Разве японцы едят мясо своих соотечественников?" "Хочется думать, что среди множества людей Намикава и Миано были ужасными исключениями, — пишет Кюдзо. — Ведь в лагере было 200 с лишним человек, никто больше до такого не додумался".
Гибель Абрека
Из Братска в лагерный магазин привозили мясо для военнопленных. Как-то раз обнаружилась недостача — пропала баранья тушка. При разгрузке всегда присутствовали четыре конвоира и начальник снабжения лейтенант Гипшер. Конвоиры попытались обвинить в краже японцев, но их в тот момент поблизости не было.
Начлаг Антонов знал, что у лейтенанта Лупандина есть любимый охотничий пес Абрек, и приказал использовать его для поисков мяса. Псу дали понюхать баранину, и Абрек сразу кинулся в казарму конвоиров. Оказалось, что в казарме есть погреб. Начальник конвоя Евдокимов откинул крышку и нашел украденного барана. Конвоиры испуганно молчали. Чекист быстро взял себя в руки и сказал: "Я проведу расследование, а пока все покиньте помещение".
Конвоиры решили расправиться с Абреком. Утром с одной из четырех вышек раздались выстрелы. Выбежавшие из бараков японцы увидели между рядами колючей проволоки мертвое тело пса. Лупандин плакал и кричал: "Абрека убили! Что он вам сделал?" Подошедший начальник конвоя хмуро сказал: "Эта собака такая большая, что часовой принял ее за человека".
Контра и демократы
К марту 1950 года Като Кюдзо сменил более чем десять лагерей. Когда он попал в Сибирь, ему было 23 года, теперь исполнилось 28. К этому времени уже не осталось никого из тех, кто был пленен вместе с ним. Японцев томила тоска по родине. Однажды Кюдзо сказал товарищам: "Что же Советский Союз так плохо к нам относится? Разве могли мы, маленькие люди, влиять на события? Скоро уже пять лет, а нас и не думают возвращать домой". Во всех лагерях были организованы так называемые демократические группы японцев, которые поддерживали администрацию (что-то вроде наших секций внутреннего порядка или "красноповязочников"). Они решили обсудить поведение Кюдзо на собрании.
"Члены группы решили объявить мне бойкот, — вспоминал он. — Меня стали называть контрой. У нас в лагере были люди, которых можно было назвать контрой. Это были высшие офицеры и бывшие чины полиции. Они отказывались работать, поскольку, согласно международным правилам, офицеры имеют на это право. Младшие офицеры, включая меня, не отлынивали от работы. Демократическая группа в данном случае поступила несправедливо. Я не был враждебно настроен к демократическому движению лагеря, но у меня были свои взгляды на жизнь".
Когда 16 апреля 1950 года пришло разрешение вернуть пленных на родину и в порту Находка японцы погрузились на пароход "Мэйюмару", многие солдаты повязали на рукава белые бинты с нарисованным красным кругом — флагом Японии. "Интересно, как себя чувствовали в это время члены демократической группы?" — не удержался от сарказма Като Кюдзо.
Трехтомник Белинского
Зимой 1948 года Кюдзо оказался в Иркутске. Его использовали как переводчика, и он мог без конвоя ходить по городу. Каждое утро он шел по мосту через Ангару и не мог отвести глаз от ее бурного течения. Любимым местом бывшего студента-филолога был книжный магазин на улице Карла Маркса, над дверью которого висела вывеска "Знание — сила".
Однажды он нашел там трехтомник Белинского стоимостью 30 рублей. У пленного не было таких денег, поэтому он просто приходил в магазин и листал желанные книги. Однажды с ним заговорил студент-бурят. Он купил японцу произведения русского мыслителя, "хотя ему, как и всем советским людям, наверное, жилось нелегко". "Бывая в России, я иногда езжу в Иркутск, — пишет Кюдзо. — Туда меня влекут воспоминания и вода Ангары — самая вкусная на свете".
Любовь к Сибири
Вернувшись на родину, Кюдзо, как и все военнопленные, был подвергнут японской контрразведкой тщательной проверке с применением детектора лжи. Все обошлось, и он поступил на третий курс университета.
Первой опубликованной работой Кюдзо была статья о Пржевальском, затем монография "История Сибири", которая привлекла внимание академика Алексея Окладникова. В 1967 году академик приехал в Токио, и они познакомились и подружились.
Кюдзо перевел на японский книгу Окладникова "Олень Золотые рога". Като Кюдзо стал профессором этнографии и почетным доктором Российской академии наук. Впервые после плена он приехал в СССР в 1972 году, а позже участвовал в археологических экспедициях на Алтае и Дальнем Востоке. "Япония — самая европейская из всех стран Азии, а Россия — самая азиатская в Европе", — утверждал бывший офицер Квантунской армии.