Жительница деревни Петрово восстанавливает родовое поместье

Пять лет она судилась за дом, который отобрали у ее семьи во время раскулачивания

В далекие времена направили в Ольхонский район на поселение двух ссыльных — Петрова и Попова. Так, неподалеку от Еланцов появились две деревни — Попово, где все жители были Поповы, и Петрово, где все, соответственно, были Петровы. Однажды некто Владимир Петров, зажиточный крестьянин, взял в жены девушку из соседней деревни — Домну Попову. Семья поселилась в Петрово, отстроили большой дом, но пришла советская власть и раскулачила Петровых. Забрали дом, четыре коровы, шесть овец, две лошади, три метра ситца, три метра бязи, диван, посуду. Владимира Ефимовича с семьей сослали в Игарку, а большой дом переделали под школу на два младших класса. Сейчас от большого дома (восемь окон по одной стороне) осталась, дай бог, если половина. Тем не менее все, что сохранилось, вернулось в семью Петровых. Одна из дочерей Владимира Ефимовича, Анна, пять лет ходила по судам, и сейчас знакомые этой уже пожилой женщины собирают некогда добротную избу заново — бревно к бревну. Дом вернулся к хозяевам спустя 65 лет.

Неделю плавали на лодке, чтобы попасть на пароход
Анна Владимировна Петрова одиноко коротает свой век в маленькой полусгнившей избенке и надеется, что хоть через год-два сможет переехать в дом, где она когда-то родилась.
— Сейчас-то вон все на "Мерседесах" ездят, а у нас что было-то? Все трудом зарабатывали. Дед, отец трудились не покладая рук, — баба Аня никак не может смириться с событиями 20-х годов. — Все лето отец занимался хозяйством — коровами, овцами. Еще в Монголию ездил — скот перегонял. А зимой без дела тоже не сидели — ямшичили, в Хайту возили камень для производства посуды. Так ведь это не так, как сейчас, съездить, а неделю туда да неделю обратно. Когда раскулачивали, дед Ефим как раз из Монголии скот пригнал, но, узнав, что происходит, ушел назад. А отец здесь был, его сразу схватили. В дедовом доме, в Петрово, чужие люди живут, а в его новом доме, в Еланцах, церковь сделали.
В Игарке Петровых — отца, мать да пятерых детей — поселили в общем бараке. Спали все на нарах, семья от семьи отгораживалась шторками, есть давали один горох.
— Там много ссыльных было, — вспоминает Анна Владимировна. — Отец работал на погрузке судов — пароходы из Англии приходили. Туда грузили паркет, свиней огромных — выкармливали на опытном предприятии. Мама наша ходила за этими свиньями, а еще она на опытном поле работала — там картошка за полтора месяца вырастала. Однажды отец сильно заболел и на работу пойти не смог, вместо него мама пошла. Отца же забрали и сильно избили, через несколько дней он умер. Ему было всего 34 года.
— До конца ссылки отцу оставалось два года, — продолжает свой рассказ Анна Владимировна, — и нас ни за что из этой Игарки не выпустили бы, если бы не добрые люди. Так как уезжали мы незаконно, то целую неделю плавали на лодке, чтобы попасть на пароход. В барже умер братик, и вернулось нас четверо детей, ну и мама, конечно.
В Иркутске Петровы поселились у родственников, но на работу без документов Домна Павловна устроиться долгое время не могла. Потом ее взяли в привокзальную столовую грузчицей и истопницей. Однако тяжелые 37—38-й годы серьезно подорвали здоровье, Домна Павловна вернулась в свою родную деревню Петрово и вновь начала скитаться по родственникам.
В конце концов ей удалось купить маленький домик, а на свой родной дом, превращенный в школу, оставалось только любоваться.
В 70-е годы школу закрыли — детей 7—8 лет в деревне не было. Здание долгое время пустовало — действовало постановление о том, что школьные помещения никто не имеет права забирать. Тем не менее году в 87-м здание незаконно захватили.
Шкурное предприятие
— Эти люди, захватчики, вообще не местные, приехали откуда-то и всю деревню под себя стали подбирать, — говорит Анна Владимировна. — Старшие в доме деда Ефима поселились, дети их другие дома заняли, а в нашем (бывшей школе) они начали шкуры выделывать. Здание-то большое — 114 квадратных метров, восемь окон с одной стороны, четыре с другой. А еще печь была на полдома — да не кирпичная, а настоящая русская, долбленная из глины. Так они одну стену вообще вырубили — чтобы машины за шкурами заезжали, какие-то турбины поставили — пар, вода. В общем, еще часть дома сгноили. А тут как раз закон вышел о том, что дома можно возвращать. Так я и начала хлопотать.
Хлопоты Анны Владимировны растянулись на пять долгих лет. Ей пришлось собрать сотни разных бумажек — и о том, что отец был реабилитирован, и опись имущества — то, что забрали при раскулачивании, и справку о том, что в доме школа располагалась, и много-много других всевозможных документов.
Но и это еще не все. Петровой сказали найти трех свидетелей, 1909—1910 годов рождения, которые могли бы подтвердить, что дом принадлежал семье Петровых.
— Сначала я нашла одного свидетеля, 10-го года, потом поехала в Тырган — там деда нашла, еле ходил, — вспоминает Анна Владимировна. — Все они подтвердили, что дом-то наш, но надо было найти еще одного свидетеля. Я пошла по деревням, и в одной из них мне сказали, что в Нарын-Кунте есть дед 1909 года рождения. Пошла туда и нашла старичка, который мне рассказал, как наш дед Ефим пригнал овец из Монголии как раз в Нарын-Кунту и как его тайком отправили обратно. Но когда начался суд, судья спрашивает: "Где свидетели?" Я ей объяснила, что они все еле ходят, и тогда она взяла машину и поехала по всем этим деревням собирать показания. Собрала. Однако когда ответчика спросили, где его свидетели (он настаивал, что дом принадлежал его семье), тот ответил, что они все в Иркутске, и заседание вновь не состоялось.
Дом караулила до позднего вечера
Только на третий раз суд все-таки вынес решение. Анне Петровой не только вернули дом, но и обязали ответчика восстановить порушенное жилище — вставить окна, настелить полы. Окна он вставил, привез лес для пола, кирпич для печки. Однако и на этом мытарства Петровой не закончились.
— Как только я подписала бумагу, что лес получила, его на второй день украли. Я стала ходить караулить дом. До 11 вечера караулила, а наутро приду — уже окна повыдраны. Потом в дом стали овец загонять, он разрушался все больше и больше. Поэтому мне ничего не оставалось, как разбирать дом и перевозить его к себе во двор. Дети помогли, наняли людей, перевезли, но за сборку никто не хотел браться. Только в этом году нашлись старые знакомые, которые решились мне помочь.
Сейчас от дома осталась половина. Тем не менее сохранившиеся бревна уже укладываются в добротные стены, старый дом возрождается. Может, через год-два Анна Владимировна переедет в свое законное жилье и перевезет туда еще отцовские табуретки, скамью, диван — совестливые люди вернули Петровым некоторое имущество, отобранное советской властью.
Анна Петрова до сих пор не может поверить, что ей все-таки удалось добиться справедливости.
— Через день да каждый день я ходила пешком в Еланцы — и в жару, и в 30-градусный мороз. Пятнадцать километров туда, пятнадцать обратно. Местные даже подшучивали: "Сколько же ты обуви сносила, Анна?" Потом еще два раза в Иркутск ездила да свидетелей сколько ходила искала. Бывали моменты, что хотелось все бросить. Но обида брала свое, и я решала стоять до конца. Мне даже судья потом сказала: "Какое же у вас терпение, Анна Владимировна!"
На лето к бабе Ане приезжает правнук, помогает по хозяйству. Он с увлечением слушает рассказы своей прабабушки и тоже надеется, что родовое гнездо Петровых все-таки будет восстановлено.