Легенды о батюшке Байкале

В старые времена могучий Байкал был веселый и добрый. Крепко любил он свою единственную дочь Ангару. Красивее ее не было на земле. Днем она светла — светлее неба, ночью темна — темнее тучи. И кто бы ни ехал мимо Ангары, все любовались ею, все славили ее. Даже перелетные птицы — гуси, лебеди, журавли — спускались низко, но на воду Ангары садились редко. Они говорили: «Разве можно светлое чернить?»

Священный богатырь

Старик Байкал берег дочь пуще своего сердца. Однажды, когда Байкал заснул, бросилась Ангара бежать к юноше Енисею. Проснулся отец, гневно всплеснул волнами. Поднялась свирепая буря, зарыдали горы, попадали леса, почернело от горя небо. Звери в страхе разбежались по всей земле, рыбы нырнули на самое дно, даже птицы унеслись к солнцу. Только ветер выл да бесновалось море-богатырь.

Могучий Байкал ударил по седой горе, отломил от нее скалу и бросил вслед убегавшей дочери. Скала упала на самое горло красавицы. Взмолилась синеглазая Ангара, задыхаясь и рыдая, стала просить: «Отец, я умираю от жажды. Прости меня и дай мне хоть одну капельку воды». В ответ Байкал гневно воскликнул: «Я могу дать только свои слезы!..»

Сотни лет течет Ангара в Енисей водой-слезой, а седой одинокий Байкал стал хмурым и страшным. Скалу, которую бросил он вслед дочери, назвали люди Шаманским камнем. Там приносились Байкалу богатые жертвы. Люди говорили: «Байкал разгневается, сорвет Шаманский камень, вода хлынет и зальет всю землю». Только давно это было. Теперь люди смелые и Байкала не боятся...

Пересказал Г.Кунгуров.

Могучий Байкал

Сидели два старика на берегу Байкала — русский и бурят. Русский спросил, какой он, Байкал. И старик Бурядан речитативом начал свою песню-легенду.

Красив и могуч священный Байкал. Нет ему равного в мире. Протянулся он вдоль на шестьсот верст*, а в ширину на восемьдесят. Вот какой большой. А до дна его полторы версты — вот какой глубокий. Окружен он со всех сторон большими-большими горами: здесь Хамар-Дабан, на восход — Баргузин, а дальше Муйские горы. Только от захода и с полуночи гор мало. Оттуда всегда веет Сарма, самый сердитый ветер. Он дает короткую волну, которая морщинит чело Байкала, а он не любит, чтобы его гневили. Тогда он так разгуляется, что весь свет дрожит от ударов могучих волн его, небо потемнеет, солнце спрячется, дрогнут скалы, и в душу самого смелого человека закрадется такой страх, что он падет ниц и будет просить добрых и злых духов, витающих над озером, успокоить расходившегося старика. Вот какой он.

Смилостивится, сдернет свои могучие волны — снова выглянет солнышко на ясном небе и позолотит верхушки успокоенных рябых волн. С морем успокаивается все на свете, и горячее льется кровь, и сердца людей становятся добрее.

Другой ветер, Култук, который веет прямо от захода солнца, — тот спокойный. А еще ветер Баргузин тоже сильно беспокоит море. Несется он от Яблонового хребта и от Лены. Как Сарма и Баргузин встретятся вместе, море и начнет с ними войну. И воюет до самой зимы, пока не замерзнет. Вот какое оно.

В спокойную погоду Байкал не скрывает своей мощи, он по-прежнему велик и задумчив. Но хочется и ему показать всему живому на свете: смотрите, я не такой злой, как вы думаете. И видно тогда, как чиста и прозрачна его пресная вода, как плещутся и ныряют в ней осетры, семги, крупные омули. Выглянет из воды и неуклюжий тюлень. Закричат над ним чайки, утки, бакланы. Поплывут по поверхности его пароходы, барки, плоты. Всем он дает жить и наслаждаться. Вот какой он.

У Байкала большая семья. У него триста трицать три сына разных имен и только одна дочь Ангара. Все они родились на окружающих Байкал высотах и хребтах, вливают в него свои воды и тем поддерживают старого. Все они у него в повиновении. Вот какой он.

Одна только Ангара всегда неспокойна и своевольна. Она несла свои сварливые волны с отдаленных вершин Муйского хребта, от них получила свою мрачность и вечный ропот. Не нравилось это старику, но что поделаешь: одна дочь, жалко ее. «Все же и она поит меня водой. Даже больше своих братьев», — говорил Байкал.

Долго скучала Ангара. Чтобы развеселиться, она прыгала с камня на камень, ударялась об утесы и скалы, отскакивала от них, покрытая белой пеной; кружилась, делая повороты и изгибы, словно та девушка, которая всегда забывается в жгучей пляске. Но однажды ранним утром, когда прозрачные туманы еще не успели подняться к небу, Ангара подслушала разговор двух черных чаек, сидевших на прибрежной скале...

— Подожди, — сказал русский. — Ты говоришь — черных?

— Да, они были черные. — Разве ты видал когда-нибудь таких?

— Нет, не видал. Все они белые, а эти были черные. Значит, вещие птицы. В песнях они так и называются, — ответил Бурядан и вскользь посмотрел на русского.

Этакий ведь человек! И про чаек спрашивает... Уж не слышал ли он и этой песни?

— Ну, что же было дальше?

— Вот и подслушала она этот разговор. Одна чайка говорит другой: «Я была далеко отсюда, в той стороне, где каждый день заходит солнце. Там, далеко-далеко, вьется извилистой лентой могучий богатырь, красавец Енисей. Он начинается в высоких-высоких Саянских горах, всегда покрытых снегом. Бурлит и кипит он, когда пробивает себе дорогу меж камней; потом разливается по широкой степи, минует города и села, носит на себе ревучие пароходы. И далеко-далеко несет он свои воды, пока не вольется в самое холодное на свете море, что раскинулось на полночь отсюда, в той стороне, откуда доносятся до Байкала зловещие песни Сармы. Нет на свете реки красивее Енисея. Вот какой он».

Вторая чайка от удивления и восхищения громко, пронзительно закричала: «Полетим туда!» — «Полетим. Весной совьем себе гнездышко там». Вспорхнули, улетели.

От слова до слова прослушала Ангара разговор двух чаек, и стало ей неспокойно, невесело. Красавец Енисей не выходил у нее из памяти. Постоянно мерещился ей, и днем и ночью. Когда закатывалось багряное солнце, Ангара думала, что эти же лучи, которые огоньками скользят по ее воде, будут играть и на зыбкой поверхности Енисея. Она чувствовала себя всеми покинутой, обиженной и решила во что бы то ни стало повидаться с Енисеем. Вот какая она.

Но что делать со старым отцом? Не пустит он ее, не пустит. Сердитый и сильный он. Но желание встречи было сильнее страха перед отцом, и задумала она большую думу: решила бежать. В одну беспросветную ночь, когда не тревожимый Сармой Байкал крепко спал и не слышал, как в далеких горах переполнились дождевой водой все ручейки и реки, Ангара решила привести свой дерзкий план в исполнение. Собрала она все свои воды, напрягла все силы и бросилась в море. Широкой лентой промчалась она вдоль всего Байкала, направляясь в сторону захода солнца. Проснулся старик, увидел, что дочь вышла из повиновения, взревел и начал громоздить свои валы. Услышали сыновья этот дикий рев отца и стали посылать ему в помощь свои свежие воды. Но все было напрасно. Ангара уже достигла противоположного берега. Обезумел старик, сорвал одну громадную скалу и со всего размаха бросил ее вслед убегавшей непокорной дочери своей. Высоко в воздухе поднялась скала и со страшным шумом и треском упала перед убегающей Ангарой, загородила ей дорогу. Напрягла Ангара последние силы; обошла скалу с двух сторон и уже одной широкой лентой понеслась через степи и леса, долины и болота, домчалась до красавца Енисея и слилась с ним. Вот какая она.

Долго не мог успокоиться старик. Он ревел, стонал, потрясал скалы — так горько было потерять ему дочь. Но никакие силы не могли уже вернуть ее к отцу. Та скала, которую старик бросил вдогонку убегавшей дочери, и до сих пор стоит окруженная водой, и называется она Шаманский Бык. На ней поселились злые духи — онгоны, которых человек боится.

Люди бывают на Шаманском Быке, приносят духам жертвы. Если кто заподозрен в краже или в каком другом дурном поступке, его ведут на эту скалу и заставляют поклясться, что он невиновен. Только тогда верят ему. А если тот принесет обманную клятву, тогда горе ему, онгоны жестоко накажут его. Байкал дал приют всем духам, добрым и злым, распоряжается ими, поэтому и называется священным. Вот какой он. Кончил старик свой рассказ. Улегся, покрылся, сомкнул глаза. А русский сидел и все думал. Вдруг старик встрепенулся.

— Только давно это все было, — сказал он, — очень давно. Не помнили этого ни прадеды, ни деды. И солнце, может быть, не то было тогда. Луна и звезды тоже не те. Горы, леса, травы, люди и звери, может быть, были иные. Водились и черные чайки. Старый Байкал все помнит, все знает. Нет такого человека на свете, которому мог бы доверить он тайны свои.