Двенадцать мельниц харатской речки

Жители деревни Кукут бережно хранят легенды о родной земле

«Окружная правда» продолжает рубрику «По сельским улочкам». На этот раз рассказ о деревнях Харат и Кукут Эхирит-Булагатского района и его жителях.

За рулем видавшего вида, но все еще добротного «Москича» едет Михаил Труфанов. Бывший радиотехник Усть-Ордынского аэропорта решил насовсем перебраться на малую родину и заняться на пенсии любимым делом — пчеловодством. О пчелах Михаил Егорович может говорить часами, плавно вплетая в свое повествование рассказы о родной земле, которые достались ему по наследству от родителей.

Спиртовой завод Винника

— Край у нас хороший, люди здесь живут долго. Вот, например, моя мама Мария Назаровна недавно отметила свое 90-летие. Она уже, конечно, многого не помнит, но, когда была моложе, рассказывала о нашей деревне. Поэтому и я кое-чего знаю, — говорит Михаил Труфанов. По пути на пасеку Михаил Егорович заезжает за своим закадычным другом Петром Михайловичем Пенизевым и проводит небольшую экскурсию по Харату.

— Это наша знаменитая березовая роща. Именно она спасала женщин, оставшихся в войну без мужиков. Ее тогда всю вырубили на дрова, а потом — и это небольшое чудо — из каждого пня выросло по четыре дерева. Так что с годами роща стала еще гуще и красивее, чем прежде. А вот в поле пошел самодельный трактор, такой у нас каждый мужик собрать может. Тут, за воротами с лебедями, живет семья Калиничевых. Они своих детей вырастили, а теперь на воспитание двоих взяли. Есть у нас и два Дома культуры, и отличная школа. А здесь граница незаметно для приезжего в Харат заканчивается, и начинается соседняя деревенька, моя родина — Кукут.

Как переводятся на русский язык названия деревень Харат и Кукут, местные жители уже и не помнят, но предполагают, что слова эти могут быть заимствованы из тунгусского языка. Когда-то именно здесь находилось поселение этого народа.

— После прихода русских тунгусы постепенно перебрались из Харата ближе к берегам Байкала, торговали рыбой, пушниной. Еще в 50-х годах была недалеко отсюда деревня, где жило 12 тунгусских семей. Теперь уже, конечно, никого не осталось. Вот и из двух Кукутов — Нижнего и Верхнего — стоит всего один, — говорит Петр Пенизев.

Но в последнее время Кукут стал оживать — дома, оставшиеся без хозяев, выкупают приезжие из Иркутска и Усть-Ордынского. Люди бросают работу в городе и начинают заниматься сельским хозяйством.

— Тут такие места, что, если работать, жить будешь хорошо, безбедно, и люди это понимают, — говорит Петр Пенизев. — Недаром здесь в начале прошлого века на реке Харат стояли 12 мельниц, был спиртзавод, производили лучший сорт белой пшеничной муки — крупчатку. Место было выбрано неспроста — река имела особенность никогда не разливаться, что было очень хорошо для мельниц. Заведовал всем поляк Винник. С тех времен осталась чугунная плита, на которой значится: «1889 год. Винник завод». Сейчас раритет хранится у моих родственников.

Из радиотехников — в пчеловоды

Два друга — Петр Михайлович и Михаил Егорович — в молодости уезжали из родной деревни, а потом обстоятельства сложились так, что оба решили вернуться. Первый долгое время жил в Иркутске, работал на высокооплачиваемой должности, а второй был радиотехником в Усть-Ордынском аэропорту. Приехав, приятели нашли дела по душе: Петр Пенизев завел лошадь, а Михаил Труфанов стал пчеловодом.

— Научился всему на основной работе — в аэропорту. Друзья-радиотехники развели ульи недалеко от рабочего места. А когда в Кукут вернулся, то дело мне передал наш местный старожил, тоже заядлый пчеловод. Он и книжки мне оставил. Полезного в них много. Особенно впечатляет постановление Владимира Ленина об охране пчеловодства. На одной короткой страничке Ильич умудрился решить все проблемы тогдашних пасечников, а сейчас с подобной задачей не может справиться весь многочисленный штат чиновников.

По словам Михаила Труфанова, главное, что нужно сделать для развития пчеловодства, — это разрешить свободное размещение ульев на частных владениях в летнее время. Например, на полях фермера. Ведь травам от этого будет только польза. Но многие землевладельцы за то, чтобы выпустить на лето пчел, берут определенную сумму.

— Мне еще повезло, я летом вывожу пчелиные семьи на бывшие колхозные поля. Они сейчас поросли Иван-чаем, что, конечно, плохо для развития сельского хозяйства, но зато хорошо для пчел. Мед у меня получается цветочным, с неповторимым ароматом. Экология здесь хорошая — наша деревня последняя, затем до самого Байкала нет ни одного поселения, — говорит Михаил Труфанов.

Вскоре насекомые залягут в спячку, их нужно будет убрать в омшаник. Сейчас ульи стоят в не по-мужски ухоженном огороде пасечника. Холостяк Михаил Егорович после возвращения на родину поселился в доме своих предков, сложенном давно, на века, с большим крыльцом, широкими сенями, русской печью. Внутри до сих пор стоят старинные широкие лавки, стол. Менять Михаил Егорович ничего не стал, только повесил в красный угол портрет Владимира Высоцкого.

— Очень он его песни любит — из «Вертикали» или «Охоты на волков». Романтик... — говорит о друге Петр Пенизев.

— Кто бы говорил — сам завел лошадь, а не ездит, любуется. Лошадей больше женщин любит, — быстро реагирует Михаил Егорович. — Недаром на поэта Евтушенко похож.

И Петр Михайлович с интонацией, которой позавидовал бы любой поэт, прочел стихи Евгения Евтушенко. А напоследок сказал: — Время, как мельница, все перемелет. Надо жить так, чтобы оставалось в памяти, а то что же после нас рассказывать будут?..