Обручев Сергей — первооткрыватель

В феврале исполнилось 125 лет со дня рождения нашего земляка, чьи геологические изыскания завершили эру Великих географических открытий во всей северной Евразии

Окончание. Начало в № 9

Есть только миг… 

В августе 1925 года от причала в Мурманске отходит экспедиционное судно «Персей». Сергей Обручев — участник океанографической экспедиции в Баренцевом море, которая должна выполнить геолого-поисковые работы на Шпицбергене по контракту с норвежским обществом «Грумант». Сбылась его мечта — плыть по полярному морю между айсбергами. Добрались удачно, высадились на восточном берегу. Но первая проверка сведений о предполагаемых месторождениях каменного угля приносит разочарование: промышленных угольных пластов на этом побережье нет.

О своем плавании на Шпицберген — мрачный остров, на 90% закованный во льды, а затем, через два года, на Новую Землю, Сергей Обручев оставил очерк «На «Персее» по полярным морям» и книгу «В неизведанные края». Любопытно, что спустя тридцать с лишним лет после путешествия всю жизнь интересовавшийся историей освоения Арктики геолог, опираясь на старинные географические описания и карты, а также текст письма, написанного 14 июля 1493 года нюрнбергским докто­ром медицины Иеронимом Мюнцером португальскому королю Жуану II, доказал: по крайней мере за сто лет до экспедиции Виллема Баренца открыли и освоили Шпицберген русские поморы.

Гораздо более трудный ледовый поход вокруг Северо-Восточной Азии выпал Сергею Обручеву в 1930 году на судне «Колыма». В июле его небольшой поисковый отряд, сплавившись вниз по Колыме, достиг Нижне-Колымска — в то время поселка в 30—40 домов, стоявших между болотами. Дожидаться парохода, чтобы продолжать экспедицию, пришлось до августа: по пути в Нижне-Колымск судно получило две пробоины и едва не затонуло. Забрав на борт пассажиров, «Колыма» повернула вниз по реке и почти сразу по небрежности лоцмана села на мель. Команде и всем пассажирам досталось перевозить груз на берег на кунгасах, «которые мы везем с собой на палубе», вспоминал Обручев. До устья Колымы — всего 200 километров — пароход идет три дня. Выйдя в море, судно попадает в тяжелые льды, толщина которых 5—6, а то и 10 метров.

Четыре дня «Колыма», совершенно не приспособленная для такого плавания, медленно маневрируя, с огромным трудом пробивается вперед. Некоторые льдины экипаж оттаскивает в сторону с помощью якоря и лебедки, иные взрывают динамитными патронами, но это в крайних случаях — взрывчатки мало. Ветер, шторм, льды теснятся все сильнее, ломается лопасть гребного винта. «Колыма» крепит якорь на большой сидящей на мели льдине — стамухе. Пережив эти и другие неприятности, судно все-таки добирается до мыса Северного (на современных картах — мыс Шмидта). По носу снова сплоченные льды. До берега близко, и капитан решает отправить туда кого-нибудь. Среди трех добровольцев — Сергей Обручев. Ветхий ботик, на котором смельчаки пускаются вплавь, быстро наполняется водой, и они едва успевают выпрыгнуть на небольшую льдину. Спасли пловцов чукчи, наблюдавшие за ними с берега.

Остров Колючий, мыс Дежнева… В бухте Провидения судну штопают разбитый нос с сильной течью, меняют винт. Спустя два месяца после выхода из Нижне-Колымска «Колыму» встречают во Владивостокской гавани, все суда разукрашены флагами в честь ее прибытия. Через четыре года там, где «Колыма», изнемогая от изнурительных усилий, боролась с ледяными преградами, погиб раздавленный льдами ледокол «Челюскин», замечает Николай Флоренсов в книге об Обручеве.

И это лишь эпизод биографии, полной риска и невероятных приключений, сопряженной с титанической научной работой во имя будущего. Оказавшись летом 1937 года на самой северной точке Новой Земли — мысе Желания — вместе с участниками Международного геологического конгресса и увидев действующую полярную станцию, Обручев припомнил, как 10 лет назад именно на этом пустынном берегу ему и его товарищам пришлось удирать… от белого медведя! Сколько всего изменилось!

Колымский край

Между двумя этими плаваниями Обручев исследовал бассейн реки Колымы. В 1926 году его экспедиция отправилась на северо-восток Азии, к неизученным огромным рекам и разделяющим их хребтам. Вернуться из долины Алдана собирались последним пароходом в конце сентября. На самом деле попали на Индигирку и с великими трудностями возвратились в Якутск к Новому году, сделав исключительно важные открытия. Искали Чыбагалах и платину, а вышли на реку, о которой Обручев говорил потом: «Из всех рек, которые мне приходилось проплывать, Индигирка самая мрачная и страшная». Но сначала было восхищение неповторимым видом: «С волнением смотрю с перевала. Река, по которой никто не плавал! Совершенно неизвестная область, куда действительно не ступала нога исследователя!»

Сплавлялись на ветках — утлых лодочках: Обручев в своей маленькой один, проводник-якут и инженер Салищев — в большой, обвязанной бревнами. Течение страшное, до 15 км в час. По берегам — горные цепи. Река режет каменные гряды почти поперек. Неделю терпеливо преодолевали пороги и перекаты. Перед новым, особенно грозным ущельем, оставив реку, пошли через горы с тяжелыми подъемами и перевалами. В сентябре экспедиция вышла на Чыбагалах. Ноябрь застал Обручева в Оймяконе. Не успев запастись зимней одеждой, участники похода сильно мерзли: ночью подмораживало до -30. Тогда Обручеву впервые довелось услышать шепот звезд — так якуты называют шум, возникающий при дыхании на жестоком морозе, около 50 градусов. Выделяющаяся влага мгновенно замерзает, и мельчайшие кристаллики льда, сталкиваясь, издают особой звук — как будто снег осыпается с деревьев.

Уже 10 ноября замерз ртутный градусник. Метеорологические наблюдения показали: Оймякон холоднее Верхоянска, где ранее были зафиксированы самые низкие температуры в Северном полушарии. Так Сергей Обручев открыл истинный полюс холода.

Невзирая на лютую стужу, экспедиция каждый день проводила топографические съемки, и появилась совершенно иная географическая картина края, чем она представлялась до похода Обручева, новая и совсем другая география и геология северо-востока СССР! Крупный горный хребет, пересекающий верховья Колымы, Сергей Владимирович предложил назвать именем Черского — мужественного первопроходца, скончавшегося от туберкулеза в 1892 году при спуске вниз по Колыме и похороненного в вечной мерзлоте. Под этим именем хребет и обозначен на картах, теперь подробно изучен и точно очерчен, а его главная вершин, высотой 3147 м, названа пиком Победы.

В небесах и на суше

Он и потом изучал Колымский край, Север, Арктику — суровую и далекую, очертил границы золотых запасов Колымы. «Наши геологические наблюдения на Колыме и Индигирке позволили мне тогда же заключить, что золотоносный район протягивается вдоль всего хребта Черского, за Индигирку, а в ширину он занимает почти весь хребет», — писал Сергей Владимирович в 1929 году.

В 1931-м он организатор и начальник специальной летной Чукотской экспедиции. Обручев предлагает и начинает изучение Чукотского округа при помощи аэропланов. Можно представить себе эти первые полеты — при плохой видимости, в морозном тумане, подчас над самой водой или льдом, чтобы видеть что-то впереди. «Мы летим низко, бреющим полетом, и чувствуешь невольно всем телом, как при какой-нибудь ошибке пилота, легком невнимании самолет своим тонким корпусом врежется в эти торчащие навстречу острые гребни и зубцы», — признавался Обручев. Сам он тем временем успевал следить за главным компасом, зарисовывать и описывать местность, брать засечки на наиболее важные пункты, фотографировать с руки… Впервые в истории отечественной географии в чрезвычайно короткий срок была обследована обширная — около 400 000 квадратных километров — полярная область на крайнем северо-востоке нашей страны. «То был пример для других ученых-полярников», — замечает Николай Флоренсов.

До 1937 года Сергей Обручев исследует Чукотку. Читайте его книгу «По горам и тундрам Чукотки», и вы узнаете, сколь трудными и увлекательными были походы нашего великого земляка, какие открытия он сделал.

Иркутская страница 

Весть о войне застала Обручева в горах Восточного Саяна. Ученый остался в Иркутске и читал лекции в университете три военные зимы — ему дали возможность выбрать любой курс по геологии. Он вел непрерывную работу над геологическими коллекциями, дневниками, рукописями, засиживался в библиотеках, посещал научные семинары и ученые советы. По обыкновению такие заседания работали вечерами в полутемных, а то и совсем темных кабинетах, так что оратора можно было только слышать, плохо видя при этом даже ближайшего соседа. «Так мы однажды слушали в полной темноте холодной аудитории доклад профессора В.Д.Принады о флоре юрского периода», — вспоминает с улыбкой Флоренсов. Человек очень подвижный, крайне простой в общении, скромный и умный собеседник — таким Обручев запомнился иркутянам. Вместе с коллегами он трудился за городом, на огородной деляне. Всегда был занят и находил время для новых интересных дел. И конечно, продолжал изучать Восточный Саян.

«Наступала весна, и начинались сборы к новой экспедиции. Являлся незаменимый А.Г.Перетолчин — житель Иркутска и постоянный спутник С.В.Обручева, а в далеком (бурятском) Орлике готовил лошадей верный Мунконов — его неизменный проводник. Теперь готовились особенно дальние маршруты, за пределы Окинского плоскогорья — на юг и на север», — рассказывает Флоренсов.

Саяно-Тувинское нагорье, западное побережье Байкала, снова Восточный Саян…

«И в самой последней экспедиции — в Тункинских и Китойских гольцах — рабочий день С.Обручева кончался поздним вечером, а в пять-шесть утра начинался вновь, — пишет Флоренсов. — Его товарищей по работе удивляли и умиляли неприхотливость ученого, всегда ровное настроение, легкое, шутливое отношение к бытовым мелочам. Бережно, почти любовно он относился к своему старому, но хорошо сохраненному снаряжению: отлично оборудованным седлам, медным чайникам и котелкам, видавшим виды в десятках прежних экспедиций. И в свой последний, юбилейный, полевой сезон Сергей Владимирович был одет незатейливо и удобно, по его словам — в хорошо выношенную рубаху и такую же бывавшую на разных географических широтах кожаную куртку. Много сезонов подряд ему надежно служили старая фетровая шляпа и легкие ботинки с брезентовыми крагами». Шел 1954 год. Обручеву тогда уже перевалило за шестьдесят. За его плечами было 40 экспедиций. И бессмертие.