Богомол. Глава седьмая

Продолжение. Глава шестая. Начало

Глава седьмая

В номере, устало оглядевшись, Мона скинула платье и села на пуф у трельяжа, снимая сережки. У нее была девичья талия и поразительной красоты бедра.

— Пожалуйста, наполните ванну, — вполоборота бросила она.

Затем, устроившись в облаках пены, положила мою руку себе на горло и сказала:

— Знаете ли вы, как в средние века распознавали ведьм? Женщину связывали по рукам и ногам и бросали в глубокую воду. Если она тонула, то все подозрения с неё снимали. А если выплывала живой и невредимой, то её сжигали на костре, ведь только ведьма может уцелеть. Хотите проверить?

— Вы пройдете испытание, я знаю.

В ту ночь повсюду горели костры, на каждом перекрестке. Они не погасли и к трем часа утра, когда мы остановились, чтобы перевести дыхание. Мона зажгла лампу на столе. Пристально глядя на меня, дотянулась до моей кобуры, расстегнула и вынула кольт.

— Мне понравилась эта игра, — сказала она, взвешивая в ладошке. — Вы похожи на экзорциста, ваша вера идет впереди вас. И теперь я должна вас убить.

— Не забудьте взвести курок.

— Вот так?..

Курок отчетливо щелкнул.

В тот же миг лампа погасла. Взлетел подол портьеры, и на пороге спальни выросли два силуэта — фальшивый голландец и коммерсант. Ярко зажженные светильники в их руках отбрасывали блеск на револьверы. Раздался выстрел, другой, третий. Лампа брызнула, захлопала подушка. Рука Моны дрогнула, ствол клюнул вниз. Я забрал кольт и дважды, машинально и почти не целясь, выстрелил в подсвеченные фигуры. Оба гостя повалились на пол.

Я подошел к ним. Мертвы. На всякий случай дозарядил револьвер, но продолжения не последовало. Отель, привыкший к идиотским выходкам, не шелохнулся.

Через полчаса в дверь постучали. У порога стояли ночной портье и извозчик, хмуро чесавший патлатую голову. Они утащили мертвые тела в ближайшую подворотню, истребовав с меня американский доллар. Удивительно, как популярна сейчас эта валюта, о которой мы ничего не знали еще год назад.

И все же не удалось избежать последствий. Ближе к обеду за мной пришли двое унылых солдат под началом простуженного подпоручика. В открытом автомобиле мы покатились по заснеженному чистому городу. Оставив по левую руку здание суда, а по правую — мелочной базар, машина свернула во двор штаба военного округа и остановилась.

Трудно не заметить этот пряничный дворец со щитом Давида на крыше. Ходит молва, что отсюда до Ангары прорыт подземный ход, полный останков невинно убитых; слух этот породили зверства революционной братии, а потом и расположившейся здесь контрразведки.

Внутри стоял казарменный угар: черный табак, дешевый одеколон и прелая овчина. Мы неспешно поднялись наверх, миновав папахи и полушубки, курившие на лестнице, к синей двери с караульным. Подпоручик робко постучал. Дверь открыл стриженный бобриком адъютант, неприятного вида мужчина с сосредоточенным на себе взглядом, будто украдкой посматривал на свои аксельбанты. Скривив мучное лицо, он пригласил войти.

В просторном кабинете на шкуре белого медведя у обширного стола, над коим господствовал портрет Колчака, стоял невысокий генерал с аккуратной эспаньолкой на бледном скуластом лице и мальчишеским хохолком на макушке. Часов мало изменился, разве что слегка заматерел. Руки заложены за спину, легкое тело нервно подпрыгивало — его превосходительство покачивался на каблуках. Одним движением бровей отпустив конвойных прочь, он смерил меня взглядом и усмехнулся недобро.

— Ишь, какая птица, — проворчал он тонким хрипловатым голосом. — А я все гадал, кто к нам пожаловал — не тот ли героический картежник Безсонов?

Английский покрой моего мундира явно раздражал Часова. Надо было надеть кожаную форму. В ней удобно драться, а предчувствие драки не покидало меня с вечера прошлого дня.

— Да, натворили вы дел… — Часов открыл папку на столе и вынул продавленный пишущей машинкой листок. — Однако я по старой памяти хочу с вами поговорить. Спросить хочу: на что вы надеялись? Думали, я буду покрывать ваши бесчинства, потому что полагаете, что когда-то, при царе Горохе, спасли мне жизнь? Так вот-с, я вам ничего не должен. Все, этот вопрос закрыт. Теперь другой вопрос: зачем приехали в Иркутск?

— Направлен на лечение.

Я вынул из кармана справку. Часов задрал голову, ошалело уставился мне в глаза.

— Вы мне мозг взрываете, Безсонов! А как же война? Стоит передо мной, Пажеский, мать его, корпус, мальтийский крест на кителе, да еще звезда Давида на крыше дома! Не город, а масонская ложа! Черт знает что!

Генерал отряхнул руки, пригладил усы и продолжил:

— Кстати, что это вы до сих пор капитаном ходите? Помнится, в Порт-Артуре вы были старше меня чином. Что, служить расхотелось? Или, чего доброго, разжалованы?

— Давно ушел в отставку.

— Надеюсь, по ранению?

— Да. Кроме того, был занят иными важными делами.

Часов нахохлился.

— Что за дела такие?

— Археология.

— Вот как? — самурайские глаза Часова стали совершенно круглыми. — Капитан! Вам до черта лет! Могли б уже дивизию получить, армию! А вы — археология! — Часов безнадежно махнул рукой. — Да ну вас к дьяволу, сразу видно — гвардия, пустоцветы. Вот из таких, как вы, возникли декабристы, мать их за ногу! А потом получите масонов — великие князья, Ленин, Керенский!

— Но как же, ваше превосходительство. Вы присягали масону Керенскому.

Часов обернулся. Его лицо перекосилось.

— Что? — проговорил он, теряя голос. — Меня в социалисты записал?

Никогда прежде я не видел, чтобы так стремительно багровели недавно бледные скулы. Часов кинул руку к кобуре. Медлить было нельзя. Лучше не бить в лицо — синяк заметят, и моя жизнь не будет стоить и копейки. Я врезал апперкот в солнечное сплетение. От всей души.

Часов переломился и упал на диван. Пока он корчился, я прикинул его дальнейшие действия. Время для ответа упущено — это нокаут. Позвать охрану не посмеет — это позор. Ему остается одно — соображать, как выйти из положения.

Часов пришел в себя довольно быстро.

— Хорошо, — сказал он, поборов одышку, встал и, кланяясь боли, разлаписто оправил мундир. — Значит, раненая рука не мешает вам.

— Более того — требует.

— Отлично. Как предпочитаете — сталь или свинец?

— Свинец.

Часов подошел к столу и утопил пальцем кнопку звонка. Вбежал адъютант. Не глядя на меня, Часов произнес:

— Этого — в подвал.

Адъютант впустил охрану. Двое солдат скрутили мои руки за спиной и подтолкнули к выходу.

Такого коварства я не ожидал.

***

Ступени, ступени, ступени, два раза я чуть не упал. Подвал не был конечной точкой нашего пути, ниже находился еще один ярус. За крепкой низкой дверью открывался подземный ход. Стоял запах сырости.

Пока я пытался осмотреться, один солдат скучал, держа меня за веревку, а другой зажег лампаду. Она осветила крепкий стол с разбросанной колодой карт, менорой без свечей и россыпью патронов. Рядом стояла пара мягких стульев.

Вошел адъютант. Когда ботинки солдат затопали наверху, он выхватил из-за спины мою портупею с кобурой и саблей и протянул мне.

Я проверил кобуру. Пистолет был на месте, заряжен.

Деловито пыхтя, появился Часов, шуба распахнута, без шапки. Адъютант ретировался, бросив на прощание полный ярости взгляд.

— Что же, приступим, — сказал Часов. — Секунданты ни к чему. Мое условие: по одной пуле на десяти шагах. Втемную.

— Как будем отсчитывать время?

— Ну, не считать же вслух, как дети, — бросил Часов раздраженно.

Я вынул сигарету, поднес к лампе.

— Это «Житан». Тлеет ровно семь минут.

— Знаю, французы весь город завалили этим барахлом, — Часов кашлянул. — Признаюсь, это оригинально, никогда еще не доводилось вот так. Что ж, надо поставить лампу посередине, на нее положить сигарету.

— Пожалуй.

Не люблю дуэли без секундантов — чересчур интимно. Я щелкнул зажигалкой, поднес огонь и сделал одну легкую затяжку. Взяв лампу, отошел на пять шагов. Погасил огонь, сверху положил сигарету. Отошел еще на пять шагов в тяжелую сырую глубину. Лампа отчаянно едко дымила, будто я снова в палатке на летних маневрах. Вся страна пропахла жженым керосином.

Выстрелы раздались в один миг. Жаркая струя воздуха лизнула мой висок. Никак не могу привыкнуть к этому ощущению. Всякий раз кажется, что мимо пролетел не кусок свинца, а разогретый июльским солнцем поезд.

Повисла тишина. Через минуту чиркнула спичка. Сумрачная фигура Часова склонилась над лампой, вспыхнул свет. Генерал поднял лампу и водрузил обратно на стол. Не без удовлетворения я отметил, что вихор на его макушке срезан начисто.

Часов потрогал волосы.

— Вот оно как, — сказал он мрачно. — Ладно... Что стоите? Угощайте своим табаком, а то воняет просто невозможно.

Мы сели на стулья. Часов выдохнул дым и заметил:

— Знаете ли, в Иркутске большие трудности с хорошими парикмахерами. Вы могли бы здесь устроиться.

— Тогда продолжим. Готов сбрить ваши кошачьи усы.

Часов с отвращением бросил окурок на пол. Стул под ним затрещал.

— Все, представление кончено, — хрипло скомандовал он. — Вы убили пару фендриков — туда им и дорога. Вам тоже пора. Вон из Иркутска.

Генерал поднялся, оправил мундир и добавил:

— В качестве платы за стрижку возьмите эту лампу. Пойдете по коридору, дальше сами разберетесь. А замечу вас еще — отрежу ваши примечательные бакенбарды. Вместе с головой. Честь имею.

Он резко повернулся и ушел.

Продолжение.