Не все цветы хорошо пахнут…

Мы опять даём материал из разряда табу. Тема подходящая – для сегодняшнего Всемирного дня молодёжи.

А если серьёзно, то пора, пора об этом поговорить, на наш взгляд. Потому что у нас ведь как-то не принято обращать внимание на детей, которые ведут себя отвратительно, ужасно, по-скотски порой. Дескать, дети же! Ну что вы?!

И детям по факту простительно всё, кроме, разумеется, двоек в дневнике. Которые, понятно, суть – кошмар кошмарный. А больше ничего кошмарного наши дети как бы создать (сделать, сотворить) не могут. Даже если матерятся, как в стельку пьяный извозчик царских времён… Кстати, мы уже начинаем сомневаться, а так ли уж мерзко ругались извозчики тех лет – по сравнению с сегодняшними-то нашими детьми?!

Дети – абстрактное слово! Не спешите возмущаться! Если без привязки к «свои», «соседские» или «сёстры» и т.д. Рассуждения о детях всегда, как и об Истине, привязаны к конкретике.

Конкретно – чьи дети? Что с ними? Зачем они?

Мне нравится ответы:

– Наши!

– Все в порядке!

– Любить!

Но! И вот это но!

Посиди за компом возле окна, открытого на втором этаже с мая по октябрь на живой пешеходный маршрут внутри района, и ты начнёшь ненавидеть всех прохожих без исключения... Всех!

Один, лет 15, идёт и разговаривает по телефону:

– Да чо ты паришься? Дай ей по ушам, чтобы не ...

– ####  в ####!

– Ну и #### ты мне ######?

И ни одного предложения без мата. Ни одного! Мужчины и женщины! Дети и взрослые! И так 24/7/365. Их миллионы! Миллиарды!

И днём, и ночью. И так много лет.

Интересно: а дома они так же… и с мамой, и с папой? Мат – норма их семьи?

Или это «игра» в «хорошего мальчика» с одобрения родителей?

А выходишь на улицу, и они всё ближе и ближе. Они рядом. Мат отовсюду, и нет от него спасенья.

И самое страшное – детский мат. Взрослый так же режет ухо, но вторично.

Иду в середине дня мимо песочницы, грибка и горки... Из домика, в котором сидят пятеро школьников, доносится громко и отчётливо:

– Ты ####! Ты меня ### сфотал!

– Сам ты ###!

Понимаю, что не могу пройти мимо.

– Молодые люди! Я попрошу матов поменьше!

И тут классика – возмущённые и оборачивающиеся ко мне лица, мол, кто посмел?

Сидят две соплюхи и три пацана. Лет по 12-14. На лицах высокомерие и злость – их важную беседу прервали!

Сворачиваю и подхожу к домику. В голове одна мысль: только не психуй! Я знаю, сколько во мне злости накопилось за все годы возле окна, и пытаюсь унять ярость.

– Мы не матерились!

– Вы не докажете!

– Какое вам дело?

– Шли мимо и идите!

Я с трудом держусь.

– Я в этом дворе в 1973-74 году учился ездить на четырёхколёсном велике. Потом на двухколесном без рук, это уже в 1976-77, я пришёл раньше! Это мой двор! И в нём будет по-моему! В моём дворе дети не будут материться!

Смотрят на меня с полным непониманием – у них не складывается в уме седой дед и трёхколесные велосипеды. Цифры они, похоже, вообще с трудом воспринимают.

То, что я тут «старый» и «местный», для них не очевидно.

Куда ушло вот это понимание «старшинства» и права старших ставить условия? Когда это отменили? Что я могу противопоставить их хамству и наглости? Ломать носы, руки и челюсти? Им или их папам? Пороть мам?

Вызвать машину рабочинских  «спортсменов» и наполнить двор болью?

Не доходит через уши? Дойдёт через седло! Проверено! До всех доходит! Очень опасные рассуждения, которые я гашу в зародыше – не по-людски.

Не по-соседски. А как по-соседски? Идти к их родителям? И уже их, всё равно, «учить жизни» через «не хочу»? Детская комната? А как же простые вещи? Как насчёт «не стучать на соседа»?

Это был дико неприятный для меня разговор. И нелепый!

Они мне хором навязывают, что имеют право вести себя, как хотят, что родителей у них нет и поговорить с ними невозможно – нет ни адреса, ни номера телефона. И я, оказывается, сам матерюсь, когда с ними разговариваю!

А я, оказывается, ещё и ударить их пытался! Напал! Пытался! Треш. На ходу придумали и прямо говорят: мы обвиним тебя в причинении вреда.

Видимо, это уже привычное клише – не я первый? Интересный у них «жизненный опыт», если такие шаблоны наизусть и всегда наготове!

Во мне 90 кг и 184 см росту. Что там останется от его башки, если я...

Они абсолютно уверены, что взрослый не ударит малолетку – побоится большого срока. Они правы – не ударит, но не из-за срока и не из-за страха.

Это они крепко выучили. И ведут себя максимально по-хамски.

Именно эта компания много лет орала под окнами «Хайль Гитлер!», рисовала свастику на стенах, но я так и не догнал их ни разу... Трусливые пакостники. Потом увидели, что их ищут и притаились.

Подошли ещё трое, другие, молча послушали нас минуту:  «Дедушка! Прости!»

Вспомнилась песня про деда Афанасия. Знали бы вы, с кем разговариваете...

Я знал, что разговариваю с маленькими и ни в чём не виноватыми ребятишками, но как ещё донести до них… А надо ли?

Если у них дома так родители общаются между собой, то смогу ли я привить им иное? Если это их обыденная культурная среда, в которой они формируются как личности уже много лет?

Но я хотя бы попытаюсь. Я не пройду мимо, как делают миллионы взрослых, прячущих глаза и отворачивающихся при звуке детского мата: «Это не мои дети! Это не моё дело!» Их миллионы! Я таких вижу каждый день! И мне стыдно за них.

Одно радует: не раз и не два делая замечания детям, я иногда слышу, уже отходя от группы: «А мы ведь и правда слишком много материмся! Я давно хотел вам сказать», – или что-то подобное.

Не всегда, но я дотягиваюсь до их сознания и души. Это единственное, что меня радует. Это даёт мне надежду.

Александр Скальд