Мы шли на охоту. И эта охота была на людей
В Иркутске прошли съемки документального фильма из проекта «75 фильмов к 75-летию Победы». Два дня московские кинодокументалисты снимали иркутских ветеранов Великой Отечественной в музее истории города. Это масштабная работа. Аналогичные съемки с ноября прошлого года уже прошли в Санкт-Петербурге, Пскове, Твери, Смоленске и Калининграде. После Иркутска съемочная группа направилась к ветеранам на Южный Сахалин. В этом году им предстоит снять воспоминания ста реальных участников боев с фашистами, каждый из которых поведает свою уникальную, непростую военную историю.
Отступать было стыдно
Первым в Иркутске интервью съемочной группе дал Василий Дыгай, который 20 апреля отметил 100-летний юбилей. Ветеран прошел всю войну, воевал на Западном, Северо-Кавказском, 2-м Украинском фронтах. Был командиром взвода, служил в разведке, оперативном отделе штаба.
Как человек военной закалки, Василий Филиппович прибыл в музей ровно в назначенный час. Его сразу направили к гримеру, и пока наводили лоск, он успел немного побеседовать с автором фильма. Татьяна Мишукова рассказала Василию Филипповичу о том, какие именно вопросы ее больше всего интересуют. Для съемочной группы важно передать переживания героя, чтобы он максимально раскрылся во время рассказа. И надо сказать, что со своей задачей все справлялись на отлично. Ветеран вспомнил мельчайшие эпизоды из своего боевого пути и вновь заглянул страху в лицо.
Каждое интервью начиналось с воспоминаний о детстве. Василий Дыгай рассказал, что его детские годы были тяжелыми и он не любит их вспоминать.
— Родители были простыми крестьянами. В семье росли четыре сестры, а я был пятым. Отца репрессировали, и нас воспитала мама. Начиная с третьего класса в школу ходил пешком за пять километров. Жили мы за счет своего огорода, материально было тяжело. С 14 лет я стал работать почтальоном, а в 17 лет окончил курсы бухгалтеров и устроился в колхоз. В армию меня призвали в 22 года. В ту пору я уже состоял в запасе как командир, но без воинского звания. Тогда рядовые служили два года, офицерский состав призывали на 25 лет. Я прослужил в армии 35 лет.
— Как началась для вас война?
— Я пошел служить в мае 1941 года, перед самым началом Великой Отечественной. Мы уже чувствовали, что будет война. Наш отдельный саперный батальон дислоцировался подо Львовом. Мы оказывали помощь в строительстве аэродрома. В один из дней немецкие самолеты, возвращаясь после бомбежки на небольшой высоте, обстреляли нас из пулеметов. После того нападения убитых не было, только раненые. Но так мы поняли, что началось…
Вскоре командование получило сообщение о начале войны. Нас передавали разным воинским частям. Вы знаете, тяжело было. Противник был очень сильный. Он уже имел опыт ведения боевых действий. Поэтому мы были вынуждены отступать. Нам стыдно было и неприятно, но в такой обстановке ничего не могли сделать. Мирные жители нам и сочувствовали, и укоряли, и ругали — все это было. Неприятно было, что мы уходим, оставляя селения врагу. В то время недоставало оружия, снаряжения. Автоматы имелись только у командиров взводов, остальные были вооружены винтовками. А к середине 42-го года почти все получили автоматы. Стало легче.
— Когда вы впервые столкнулись со смертью на войне и что при этом чувствовали?
— Вы знаете, каждый солдат, воин знал, что потери и гибель на войне неизбежны, особо переживаний не было. Все говорят, что страшно. Конечно, страшно. Но в то время, когда начинается бой, ты забываешь про опасность и стараешься выполнить цель, которая перед тобой поставлена. Честно скажу, убитые противники были безразличны и неприятны.
Мой самый тяжелый бой произошел в сентябре 1942 года, когда я перешел в 5-ю гвардейскую стрелковую бригаду. В это время немцы вели большое наступление, старались захватить кавказскую нефть. Они прорвались под Ростовом и захватывали Кубань. Чтобы их не допустить, наши части готовились к отражению нападения. Немцы вели мощное наступление, наши части отходили вглубь Кубани, в направлении города Орджоникидзе. Там наша бригада заняла оборону у реки Терек.
Задача нашего батальона заключалась в том, чтобы охранять мост и не дать противнику пройти через него. Немцы подошли и старались прервать оборону. Наше 1-е отделение батальона тогда состояло из 900 человек, это были хорошо подготовленные ребята. Мы вели бой в течение пяти дней с утра до вечера. Шли танки, била артиллерия. И на пятый день из 900 человек осталось только 125. Остальные погибли или были ранены. При этом все уцелевшие думали лишь об одном: не отступить. Рядом со мной был боец, у которого автомат вышел из строя, и он с саперной лопаткой пошел на фашистов. Мы смогли их остановить — дальше они не прошли.
— Когда вы поняли, что победа близка?
— После Сталинградской битвы. Когда немцы потерпели большое поражение и не могли восстановить свою мощь, стало понятно, что для них наступил закат войны. Появилось первое ощущение, что они проиграют войну.
Мирные немцы русских не боялись
После долгого, почти двухчасового, интервью Василий Дыгай передал эстафету другому ветерану, 96-летнему Василию Литвинову. Первый вопрос аналогичный — о детских годах.
— Я родился в 1923 году в деревне Литвиново Качугского района. Там прожил семь лет. Семья у нас была большая — пятеро детей. Но четверо братьев и сестер умерли, и я остался один. В те годы дети умирали часто. Родители держали свое хозяйство, у нас был большой дом, поголовье скота. Затем мы переехали в Бодайбинский район. Там война нас и застала. Мне тогда исполнилось 18 лет. У нас в поселке был один радиорепродуктор, по нему и объявили. В школе мы к тому времени уже изучали военное дело: выполняли строевую, учились обращаться с оружием.
— Когда вас призвали?
— В 1942 году. Пришел пароход «Лермонтов», нас в него погрузили и повезли в Иркутск, в военкомат. Там вновь обучали военному делу, но это были уже другие занятия. Нас учили дисциплине, выполнять приказы, быть настроенным на победу, уничтожать врага и защищать Родину. В декабре того же года нас погрузили в вагоны и повезли на запад.
— Помните ваш первый бой?
— Конечно. Он произошел под Ельней Смоленской области. Мы были в наступлении. Сначала хорошо отработала артиллерия, а затем в бой вступила пехота. Страха у меня не было. Ты даже противника порой не видишь, но стреляешь и попадаешь в цель. Я видел, как падали товарищи, бойцы. Четыре километра мы наступали, а затем стали обороняться. Рано утром был обстрел, и я был ранен в ногу. Тогда было много раненых. Мне пришлось возвращаться в тыл, лежал в госпитале. После выздоровления был зачислен в 814-й артиллерийский полк 274-й стрелковой дивизии 1-го Белорусского фронта. Служил в разведке.
Вспоминается мне один случай. Я тогда выполнял задание на лошади. Возвращался назад уже затемно, а дорогу сразу всю не запомнил. Немного оставалось до части, когда стало совсем темно. Ориентироваться стало невозможно. В нашем полку были еще лошади, и одна из них заржала. Тогда моя ей ответила. Я поводья отпустил, и она сама вывела нас домой. В другой раз мы заехали в одну деревню, а оттуда немцы не успели уйти. И завязался бой. В результате они нам сдались. Мне поручили вывезти пленных в штаб. Во время пути они не оказывали сопротивления, были сломлены — у них поджилки тряслись.
— Когда вы шли в бой, о чем думали?
— Ни о чем, только о цели. Перед каждым боем давалась единственная команда: «Вперед». Берлин мы штурмовали с трех сторон. Я был в центральной части. В то время командовал нами Георгий Жуков.
— Местные жители вас не боялись?
— Не боялись, но остерегались. Ни у нас, ни у них не было злости или ненависти. Мы к ним заходили, здоровались. Меня удивило, какая у них в домах была образцовая чистота и их техника. Улицы были асфальтированные. Однажды я встретил пацаненка двух лет, который ехал на велосипеде и упал. Я его взял на руки. Он испугался, но не плакал. Вышла его мама и забрала мальчугана. Она улыбалась.
Снайперов звали охотниками
Единственной женщиной среди интервьюируемых оказалась снайпер Галина Шипулина. Пока гример колдовала над ее образом, 95-летняя Галина Романовна улыбалась и шутила. Казалось, что предстоящие съемки ее нисколько не пугают. Свой рассказ она вела открыто, душевно и последовательно. Автору даже не пришлось задавать много наводящих вопросов. Галина Шипулина сама открыла съемочной группе свою душу.
— Я родилась в Красноярском крае в 1924 году, — начала свой рассказ ветеран. — Папа был партийным работником, и наша семья всегда следовала за ним по всей стране. Детей было пятеро, и все родились в разных местах. И школы меняли одну на другую. Мы никогда не покупали ничего из мебели, переезжали налегке.
Начало войны я хорошо помню. До этого были сражения на Халхин-Голе, затем с финнами, и они быстро проходили. Поэтому думали, что и эта война быстро закончится. Мне к тому времени было 16 лет. Мы провожали на войну дядю, папиного младшего брата, двоих двоюродных братьев и сестру. Дядя сразу погиб под Москвой, а братья в 42-м вернулись. У одного была оторвана рука; запомнилось, что из-под гипса у него выползали большие белые вши. Второй брат был весь изранен, его переправляли из одного госпиталя в другой. Он так и не успел обзавестись семьей и умер через два года после окончания войны. Сестра всю Великую Отечественную прослужила зенитчицей. В 41-м году у нас родилась сестренка, и хотя у папы была бронь, он решил уйти служить. Под Сталинградом был ранен, но после госпиталя вернулся на фронт и освобождал Болгарию.
— А что вы делали, когда началась война?
— Мы с одноклассницами были сандружинницами, ходили в госпиталь: письма писали раненым, читали. Когда я первый раз увидела кровь, мне стало плохо, но потом привыкла. Школу я окончила в 1942 году, затем год училась в Томске и вернулась домой. В 44-м году с девчонками пошли в военкомат с заявлением, и, как говорится, «с восторгом нас, девчонок, не встречали: нас гнал домой охрипший военком». Заявления оставили, а через месяц-два пришла разнарядка, нас вызвали и мобилизовали. Посадили в поезд и повезли в Москву. Остригли под мальчишек, «прожарили» на вшивость, обмундировали и привели в центральную женскую школу снайперской подготовки.
Снайперов тогда звали охотниками. У нас даже было понятие — «идем на охоту». Сейчас, на мой взгляд, это звучит жестоко. Охота — на кого? На человека. А тогда так было принято. Командир отделения учила заматывать портянки, постель заправлять, на плацу строиться. Командир взвода обучал работать со снайперской винтовкой, правильно окапываться, выбирать позицию, маскироваться. Была и караульная служба. Мы все еще были домашние, неумелые.
Об этой снайперской школе остались только теплые воспоминания. Как-то мы спросили, зачем женщин делать снайперами. И после войны нашли объяснение. Нам пояснили, что женщины стреляют лучше из-за того, что у них реже дыхание и они могут лучше прицелиться.
В нашем выпуске было 60 девушек. После окончания учебы посадили всех в две теплушки и повезли на фронт. От Москвы до Бреста мы ехали месяц. Затем нас разделили на два фронта, и я отправилась на 1-й Украинский. По дороге мы помогали грузить раненых в вагоны. Страшно было: кто в крови, кто в земле, один раненый держал в руке свой глаз... Попали под бомбежку. Один раз сопровождающие офицеры отстали от нас на пути, и трое суток их не было. А есть нам что-то надо было. Увидели на одной из платформ мороженые свеклу и картофель. Снайперскими лопатками рубили картошку и лепили ее на горячую трубу буржуйки до самого потолка, а затем ели. Компот из свеклы оказался такой противный, что я до сих пор терпеть не могу запах свеклы.
Мы прибыли в 395-ю стрелковую Таманскую Краснознаменную ордена Суворова дивизию. Там нас распределили по полкам. Я попала в 726-й стрелковый полк. В нашем полку был Вася Курка, известный на весь фронт снайпер. Он знакомил нас с обороной. Показал вырытые одиночные окопы для боевого охранения и сказал прыгать в них. Я прыгнула в один, а там оказался мертвый солдат. Он стал уже разлагаться, я на нем поскользнулась и так испугалась, что меня выбросило из окопа. Со страху побежала в сторону фашистских укреплений. Нас от них разделял ручей. Вслед я слышала только мат и ругань: «Назад!» И тогда я вспомнила, как нас учили: «Беги зигзагом, падай камнем, вскакивай пружиной». Вот такое знакомство с передовой получилось.
— Какой оказалась ваша первая «охота»?
—12 января 1945 года началось наступление. Так как мы были необстрелянные, нас прикомандировали к знаменному взводу охранять знамя полковое. Бомбы летят, пулеметы строчат, ружья стреляют, земля брызжет. Наш командир Василий Курка пошел с разведчиками, и его убил немецкий снайпер...
С наступлением мы дошли до Германии, а там встали в оборону. Оттуда ходили на «охоту». Страшно было в первый день. Я тогда была с напарницей Валей. Мы заняли место, впереди обзор хороший. Видим: немцам привезли обед. И они с котелками стоят. Один набрал котелок, идет, улыбается. Так хорошо его видно. Осталось только нажать на крючок — и все. Кровь брызнет. И знаете, я не смогла...
Слезы градом из глаз, не могу их остановить. Говорю напарнице: «Валя, стреляй!», а она отвечает: «Не могу». Так и не убила. И долго после этого я видела перед собой лицо того немца и его котелок.
Уже в другой раз я решила стрелять по ногам. Выстрелила и попала в ногу. Немец как заорал и ползет. А я не могу прямо в него стрелять и четыре патрона выстрелила вокруг него в землю. Это потом уже освоилась, когда снаряд на нашу территорию попал и сразу убило четырех товарищей. Инженеру полка, он был с Урала, оторвало ноги. А мы только с «охоты» прибежали. У него кровь так и хлещет. Он лежит, и единственное, что мы смогли понять из его речи: «Добейте меня, добейте».
Мы ревели, конечно, а после этого озлобились и стали стрелять. Когда у нас было на счету 13 немцев, нас повезли в дивизию и вручили медаль «За отвагу». Нам казалось, что мы еще мало сделали. А командир сказал: «Если бы каждый солдат убил по 13 фашистов, давно бы закончилась война». Потом мы уже не считали, сколько убивали...
5 мая мы услышали вдалеке необычные крики и сначала даже не поняли, что случилось, а оказалось, что закончилась война. Я навсегда запомнила этот счастливый момент.
Запечатлеть живые эмоции
Как рассказала Юлия Петрова, исполнительный продюсер организатора проекта Межрегионального общественного фонда «Образование в третьем тысячелетии», каждый год их фонд выпускает по нескольку документальных фильмов. В них есть и компьютерная графика, и хроника, но самое главное — воспоминания ветеранов о Великой Отечественной войне. Авторы стараются разговорить свидетелей войны, запечатлеть живые эмоции, чувства людей.
— Хронометраж готового документального фильма 26 минут. Это время, за которое можно погрузиться в судьбу человека. Татьяна Мишукова, автор фильмов, предварительно беседует с каждым из героев, узнает его боевой путь и выделяет именно те моменты, которые будут особенно интересны. О них затем и идет беседа во время съемок, — в интервью «СМ Номер один» рассказывает Юлия Петрова. — Порой ветераны говорят откровенные вещи, очень личные. Например, в Туле мы снимали ветерана Михаила Придонова. Когда он пришел, то сказал: «А что я могу вам рассказать? Я воевал пять месяцев, а потом попал в плен. И был в плену фактически до конца войны, пока не освободили лагерь». И рассказал много страшных вещей, которые нас всех потрясли.
Оказалось, что буквально за час до того, как их группу военнопленных немцы собирались уничтожить, а барак сжечь, в лагерь вошли подразделения Советской армии и освободили их. Ветеран поведал о том, как они с другом, работая на немецких заводах по производству снарядов, портили продукцию. Он сказал, что ни один снаряд, который ушел из их рук, не смог бы взорваться. Портить нужно было правильно и незаметно для того, чтобы немцы не обнаружили диверсию. Ведь у них была приемка на каждом этапе, они проверяли работу пленных.
Кстати, каждая съемка требует и особой картинки. Поэтому в одном городе ветеранов записывали на фоне декораций разбомбленного города, в другом использовали современные плазменные панели. А в нашем городе участники боевых действий вели беседу будто в землянке, оформленной в одном из залов Музея истории Иркутска имени Сибирякова.
Cправка
В Иркутской области живут 10 236 человек, которые имеют статус ветерана Великой Отечественной войны. Из них участие в боевых действиях принимали 716 человек. За год их количество, увы, сократилось: на 1 апреля 2018 года участников боевых действий было 770 человек.
Среди других категорий ветеранов Великой Отечественной войны — 137 блокадников Ленинграда, 298 бывших несовершеннолетних узников концлагерей, 18 иных категорий инвалидов и участников войны, не принимавших участия в боевых действиях, один человек, работавший во время войны на объектах противовоздушной обороны, 9066 тружеников тыла.
Кроме того, 128 217 человек имеют статус детей войны.
По данным регионального отделения Пенсионного фонда РФ на 1 апреля 2019 года
Популярные материалы по тегам статьи:
