Первый водитель области

Под Иркутском в обычном дачном домике в одиночестве коротает старость пенсионер, можно сказать, всесоюзного значения. Владимиру Серебренникову 74 года, из них более полувека он за рулем. Владимир Иннокентьевич был личным шофером первых лиц нашей области — председателя Иркутского горисполкома Николая Салацкого, первого секретаря обкома партии Николая Банникова, первого губернатора Юрия Ножикова. На правительственной «Чайке» ему довелось катать Валентину Терешкову, Бориса Волынова, Фиделя Кастро, руководителя Монголии Юмжагийна Цеденбала и других важных гостей — всех не перечислишь. А когда в Москве работал, при Кремле, то возил председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина, вспоминает водитель.

— Да, хорошие были времена, братка! — с душой произносит Серебренников, обращаясь к своему коллеге — нашему редакционному водителю. — Я только коньяк пил, да какой — настоящий, армянский, для правительства!

Тут Владимир Иннокентьевич (для меня — дядя Володя) спохватывается:

— Так я же сегодня в город ездил, бутылочку-то купил — знал, что ты приедешь. Пойдем... — зовет он.

— Значит, все еще за рулем? — удивляюсь я.

— Кто же меня повезет — за пенсией, за продуктами? Сам езжу. Бывает, с девчонками прокачусь... — шутит старик. — Я иномарку не стал покупать. Жигуленок у меня, «семерка» новая...

Наш разговор с водителем, возившим больших людей ушедшей советской эпохи, размеренно течет на скамейке у загородного дома с видом на огород. Участок у Владимира Иннокентьевича Серебренникова, надо сказать, образцовый, грядки под новый урожай приготовлены идеально. — Ты сходи посмотри, какая у меня редиска в теплице уже выросла, — хвастает пенсионер-водитель. — И рассада как на дрожжах поднимается — помидоры, перцы, цветы... Все сам — ты же не помогаешь... — опять шутит он.

Корни у Серебренникова настоящие крестьянские. Родился в Качуге в 1937 году, в большой семье — 10 детей, он четвертый. Мать с отцом всю жизнь прожили на земле, детей к труду приучили.

— Я до пяти лет титьку сосал, — смеется дядя Володя.

От «Москвича» до черной «Чайки»

Путь к черным правительственным «Волгам» и «Чайкам» для Серебренникова был не сильно извилистым. Как-то само собой сложилось...

— После армии устроился я в автоколонну № 1945 на улице Писарева, получил «Москвич», возил директора дрожзавода. А потом меня забрали в горсовет — за хорошую работу, а ты как думала? — рассказывает Владимир Иннокентьевич. — А дальше — в облисполком. Посмотрели: шофер-то путевый ...

В горсовете сперва ездил на «Волге» — люксованная, черная машина была. «Чайки» своей, которую после «Волги» дали, до сих пор номер помню. Чем я начальникам понравился, не знаю. Салацкий меня приглядел, Банников — первый секретарь обкома партии, его я, наверное, лет десять возил. Долго-то с ними не разговаривали: отслужил свой срок — в Монголию послами отправляли. И Банников туда же послом — конечно, а ты как хотела?

— Хороший человек был Банников, не обижал?

— Банникова Николая Васильевича вспоминаю часто. Мы с женой Галиной и маленьким сыном Андрюшкой жили на Седова, 26. Дом этот со стенами кирпичными, широкими строил себе какой-то архитектор, но почему-то домишко «плакал» всю жизнь. Банников комиссию отправил, чтобы посмотрели, как его личный шофер живет, и мне махом квартиру дали. С Банниковым я за рулем мотался сутками. По районам ездили: и в Усть-Орду, и в Баяндай, и в Еланцы. Он насчет этого молодец был — смотрел что к чему. А мое дело было доставить.

— А пока Банников свои дела решал, чем можно было заниматься?

— А я что? Допустим, в Еланцы приехали, там его секретари, все начальство встречают, а мне сидеть ждать. Но шофера секретаря обкома партии никогда не забывали: «Володя, пойдем кушать». Я за одним столом сидел с ними, что характерно. Машину — под замок. Милиция охраняла!

— А что про Салацкого запомнилось?

— Николай Францевич Салацкий высокий был. Он на Курской дуге ранение получил — бывало, с тросточкой ходил. Про войну часто рассказывал.

— А как он город строил, про него же легенды ходят...

— Помню, на Постышева я его привез на «Волге». Он стоит в шляпе, и голубь на него сверху чиркнул — цирк! — смеется Владимир Иннокентьевич. — «Вот, хороший микрорайон будет», — сказал тогда Салацкий. А он и действительно хороший получился — Постышева-то!

— Под машиной помногу приходилось лежать, чтобы работала исправно?

— Помню, космонавта Волынова везу с Байкала, и у меня педаль тормоза проваливается. Я фары врубаю (как раз в Лисихе уже дело было) и на сигнал, чтобы аварию-то не сделать, у меня же в салоне еще японцы (что я — иностранцев убивать должен?), сам Банников сидит — вот горе-то какое было! Но хорошо, меня пропустили, все на тормоза — я проскочил. На ручнике довез — он-то работал, е-карганай! У обкома партии высадил. Банников: «Володя, бегом на Богдана Хмельницкого, чтобы срочно сделали».

У меня в гараже — он где Госбанк располагался, в ограде, — диванчик стоял, телевизор. Три телефона — три линии! Смотри: с председателем горисполкома Салацким, с первым секретарем Шафировым, с первым секретарем обкома партии Банниковым. Кто позвонит, меня вызывают: «К подъезду!» Машину выгоняешь и сидишь.

Одевали нас с иголочки — рубашку, костюм шили для нас в специальном ателье. Помню, когда Фидель Кастро приехал в Иркутск, отрезы на костюмы нам подарили — мать моя! Продуктами отоваривали, в отдельной столовой кормили — в общем, по-человечески нас обслуживали, от и до.

— А я им тоже подарки привозил — из тайги, — продолжает он. — Я ходил на охоту — на соболя: у меня у матери в Качуге собаки были золотые. Орех добуду — дам, ну что, жалко, что ли? Женщины, жены обкомовские, захотят шапочку из соболей — пожалуйста, меня в отпуск, да еще и на вертолете, в лес закинут. В тайге хоть отдыхаешь...

Космонавты любили Байкал

Без пафоса, в руках Серебренникова в прямом смысле этого слова находились жизнь и безопасность не только первых лиц области, но и всего Союза, а то и мира.

— Терешкову на Байкал возил, — рассказывает дядя Володя. — Она отдыхала тут, в Листвянке, после космоса.

— Автографы брали у знаменитостей?

— Зачем мне это надо было? Когда наяву с ними разговариваешь, как с тобой, вот это приятно. Терешкова — женщина простая, русская, но лишних слов не говори, сразу к ногтю: «Вовка, замолчи...» А у меня язык-то отвязанный. Но сказали мне молчать — значит, молчу. Какой вопрос задаст — на тот отвечу. Ее интересовала, какая в Иркутске жизнь...

Волынова, нашего земляка, тоже возил. В аэропорту его встречали три «Чайки». Потом, когда мы на Байкал поехали, один на один он рассказывал: жили они с мамкой на бульваре Гагарина небогато, покушать нечего было — вот так.

— А про Фиделя Кастро — лидера кубинского — расскажите... — прошу я дядю Володю, пока он утирает слезы, вдруг нахлынувшие. Сразу начинает улыбаться.

— Ой, медвежонка ему подарили здесь! Я-то Фиделя Кастро везу, а он его (медвежонок маленький совсем) держит на руках, б..., — всхлипывает Иннокентьич.

И продолжает: — Кастро на самолете прилетел, в аэропорту его встретили — целая бригада.

— С Кастро-то удалось поговорить?

— Нам запрещено разговаривать с пассажирами. Переводчик сидел — вот он с ним и гутарил. Кастро я отвез в гостиницу «Ангара», а сам в машине остался. Четыре дня Кастро прожил в Иркутске, я был при нем. А потом он на самолет да и улетел на свою Кубу.

Личный шофер Косыгина

Сейчас, тридцать лет спустя, Серебренников признается, что работал при Кремле, возил председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина.

— Вот это сюрприз! Как — Косыгина? — я в полном недоумении.

— А как ты хотела? Меня же в Москву забрали, в правительство. Ненадолго, года на четыре, по-моему, — рассказывает дядя Володя. И пускается в воспоминания:

— Косыгин мужик золотой был от и до. Он шофера никогда в обиду не давал. Жену его как-то везу, а пятница, отоварка идет, продукты они забирают — у них отдельные магазины. Так она, жена его, говорит: «Володя, а тебе что купить?» А я уже научился раньше-то и отвечаю: «Что себе, то и мне берите». — «А у тебя какая семья?» — «Жена и сын». — Что же, Косыгин не мог себе водителя в Москве найти? Или хорошего водилу по всему СССР поискать надо было?..

— Хороший водитель — редкость, почему нас уважали и приветствовали, — охотно соглашается Иннокентьич. — Меня в Москву-то с руками-ногами забрали.

— КГБ проверками замучил?

— Да кого! Я когда летал, в армии, на Дальнем Востоке, там все уже проверено было.

— Москву посмотрели?

— Ходил только с разрешения, никуда не денешься, девочка моя. По театрам и то под охраной. А ты как думала? Он назначает людей, и за тобой секут. Никуда не убежишь, антракт, девонька.

Косыгин прилетал в Иркутск — я с ним. Конечно, я его тут и на Байкал отвозил, и в Шелехов, на ИркАЗ. Косыгин был длинный, стройный. Однажды едем по Иркутску, по Карла Маркса, возле первого гастронома (знаешь?) он говорит: «Остановись». Меня только тыкнуть — я сразу на тормоза. Он зашел в магазин, потом мне махнул: дескать, я пойду, а ты тихонечко езжай. И вот он дошел до драмтеатра пешком. У первого особняка, думаю, наверное, тормознет. Нет, он дошагал до Гагарина — и вперед по бульвару. Вот тебе и Косыгин, б...! А наши пузаны-то за ним не успевают: вот, казалось, такой прозрачный мужик, а они еле-еле дышат. Потом Косыгин меня обратно в Иркутск отправил: езжай на родину, у тебя там мать, сестра, братья, семья.

От этого времени на память в старом альбоме осталось фото с подписью: «Адскому водителю — от пассажира из Москвы». Серебренников божится, что на нем он с Косыгиным...

* * *

У Юрия Ножикова, нашего первого губернатора, Серебренников тоже был личным шофером.

— Но недолго, — уверяет дядя Володя. — А Говорина уже не возил, нет. И вообще, что ты меня слушаешь? Я тебе наговорю семь верст до небес...