Когда минус 50 — это нормально
Раньше в Иркутске, чтобы заказать такси на следующий день, нужно было ехать или на вокзал, или к цирку. Цирк для многих горожан был более удобной точкой: в круглосуточном киоске люди заказывали ГАЗ-21 «Волгу» на семь утра...
Вставали затемно. Полусонный, я наблюдал, как бабушка пластала ломти свинины. Мелко рубила луковицу с морковкой. Укладывала на дно гусятницы, которую называли латкой. Когда «основа» обжаривалась, бабушка сверху накладывала картофель, порезанный «лодочками», закрывала крышкой, добавляла бульона: жаркое «прело». Бабушка говорила мне: «Ешь ладом! Тебе сегодня долго-долго ехать!»
Осенние рейсы. Затяжные туманы...
По еще пустому городу такси резво мчит в аэропорт. Но в порту оживленно: народу скопилось много. Наш вылет Иркутск — Киренск — Мама назначен на восемь часов, но это не значит, что мы улетим. Отправки ждут пассажиры еще с позавчера и вчера. Птицы по осени летят на юг, а эти странные люди наоборот — на север. Но ничего странного: отпуска закончились, пора на работу, да еще детей в школу собрать.
Теперь даже в городе ночами свежо. А там, куда нам дорога, тайга уже расцвечена пурпуром и золотом — ею хорошо любоваться из самолета. Но в это раннее время наш край подернут плотными туманами. И если к полудню солнце вертикальными лучами расплавит этот туман, то сразу уйдет первый рейс. За ним, может быть, второй. Но не более: летчикам предписано возвращаться в Иркутск засветло.
Детям в аэропорту скучно: можно бы побегать в сквере, под тополями, но родители разрешают играть только возле фонтана. Им, взрослым, легче: все северяне друг друга знают, сидят на чемоданах, говорят и говорят. Но вдруг напрягаются, тянут шеи: прислушиваются. И даже облегченно вздыхают, когда репродуктор объявляет: «Вылет вашего рейса переносится на завтра...» И мы с мамой возвращаемся к бабушке — обедаем, отдыхаем, чтобы вечером сходить к цирку и наутро все повторить.
...В самолете я сплю. В Киренске — дозаправка, киренчане выходят, наш Ил-14 становится просторнее. Потом я жду момента, когда корпус самолета вздрогнет — это колеса выпустили, значит, скоро Мама. Липну к мутному пластику иллюминатора: забавляют застывшие в Витиме моторки, их распущенные волны-усики.
Подхватив багаж, с поля спешим к причалу. Топаем по деревянному тротуару, и кажется, что эта улица самая длинная в мире. По крутой лестнице спускаемся к реке (дебаркадер на фото), где остро пахнет рыбой. Нас ждет баржа. Потом натужно ревет катерок — трогаемся с плеском волн и вонючим выхлопом. Этот синий дым будет дуть нам в лицо, а плыть нам долго, до темноты. Наверное, и река, и ее скалистые берега красивы. Однако в детстве красотой не любуешься, ее просто принимаешь как данность...
Уже в сумерках проходим Чукчу, Луговку, Слюдянку. Мама укутывает меня: к вечеру холодно. На борту не забалуешь: тесно, и сердитые дядьки в морских фуражках грозят пальцем. И люди достают припасы. Это такая отрада — поесть в дороге. Лущат крутые яйца, режут колбасу — вареную, городскую, почему-то в виде хлебной буханки. По рубке разносится огуречный запах. После перекуса народ клонит ко сну...
По законам шоферского братства
Меня тормошит мама. Просыпаюсь. Таращусь на огни. Это поселок Польяновка. Перевалочная база. Отсюда начинается твердая дорога. Здесь скапливаются грузы, которые развозят по поселкам и геологическим партиям. Для нас в темноте белеет автобус. Считай, повезло. Бывает, начальство перестраховывается — присылает автобус лишь к утру. Тогда пассажиры коротают ночь на берегу: жгут костры, выпивают, отгоняют комаров от ребят...
В 1949 году всех мамских геологов — рудоуправление и экспедицию — передали «под крыло» МВД. Тогда и начались изыскания по будущей трассе Польяновка — Горная Чуя. Потом прибыли два батальона военных дорожников. Пока строили дорогу, сделали «пролаз» до Согдиондона.
В памяти «пролаз» закрепился как знак чего-то страшного. Временная дорога, прорубленная и пробитая в тайге, обрастала легендами. Детские уши ловили обрывки взрослых разговоров: мол, этот на «пролазе» разбился и тот... Особую опасность таили ручьи, бегущие с гор: зимой они замерзали, лед многократно лопался от мороза, вода разливалась и намерзала — получалась наледь.
Припорошенная снежком наледь для усталого водителя (да еще в свете фар) — верная гибель. Василий Игнатьевич Индюков, шофер с почти 50-летним стажем, вспоминал:
— Случалось, автомобили срывались с обрыва. А проезжая зимой по рекам, нередко проваливались. В январе температура опускалась ниже 50 градусов. И такой мороз иногда стоял целую неделю. Тосола тогда не было, в радиатор заливали воду. А потому в сильный мороз радиатор прихватывало даже на ходу. Не спасал и утеплитель на капоте.
Я работал на самосвале КрАЗ-256 (на фото). Однажды в зиму арктическую солярку не завезли, а обыкновенная после 40 градусов застывала. Заправляли этот кисель (приходилось сетку из горловины бака вытаскивать), и тут же двигатель глох. Топливный насос не мог в форсунки продавить такое топливо. Да и фильтры грубой и тонкой очисток забивались частицами парафина. Приходилось их выбрасывать. Добавить бы в бак керосину, но его на заправках не было...
В полудеревянной кабине крепилась отопительная печка на пять ватт, которой не хватало даже на обдув ветровых стекол. Приходилось на пластилин крепить дополнительные стекла. Донимали наледи — мелкие перемерзшие ручейки перемерзали, когда разливались по дорогам. Проезжая по такой неприметной наледи, зачастую проваливались в снег по самую раму. Ломались рамы и рессоры, а амортизаторы отламывались вместе с кронштейном.
Конечно, автомобиль вытаскивали из этих ловушек другими машинами. Но при этом рвали кучу тросов-канатов. Все водители, у кого автомобиль с неполным приводом, возили с собой тросы, цепи противоскольжения, лопаты, лом, паяльную лампу, иногда кайло и кошму, чтобы при буксовке бросить под колеса. Вокруг — горная местность; естественно, дорога идет то на подъем, то на спуск с крутыми поворотами. Зимой и в оттепель даже автомобили с тремя ведущими мостами на подъемах буксовали, приходилось на колеса надевать цепи...
Перевал — середина пути
По сути, все полторы сотни километров трассы — это медленный подъем к перевалу, а потом — такой же медленный спуск с него. На перевале голо. Деревья не растут, только кустарник. Потому что дуют сильные ветры. А в сентябре часто выпадает снег. Помнятся огромные дощатые щиты на подпорках — их ставили с севера, чтобы задерживать снег. Но разве его задержишь?
Навалит тонны снега — налетает ветер: начинает уминать, давить прессовать. Такой снег лопатой не возьмешь — погнется и переломится.
На Перевале выпал снег.
С утра водилы хмурят лица:
— Звони в контору — нужен шнек.
К Согдиондону не пробиться...
Пошли. Продутая тайга
Перед машиной расступалась.
Там мгла в распадках залегла,
И до зимы — такая малость.
А на вершине — беспредел!
Застряли, потеряв дорогу.
Там — снег летел. И был он бел!
И стекла стыли понемногу...
Плотней, чем платины оскал,
Тот пласт, в который мы врезались...
Но — одолели Перевал.
И те, которые остались...
По словам шофера Василия Индюкова, на перевале снегу наметало вровень с телеграфными столбами (фото подтверждают). В большие метели на перевале постоянно работали бульдозер с косым ножом и ротор на базе «Урала». В сильные морозы и метели ходили в рейс караваном или парами. Если у кого случалась поломка или пробуксовка, то проезжавший мимо обязательно останавливался. Это был неписаный дорожный закон: оказать помощь в ремонте или вытащить застрявшую автомашину из сугроба или наледи.
Бывало, в дороге заканчивалась горючка. Тут без разговоров — нальют, сколько необходимо, чтобы доехать до заправки. Бензин тогда стоил семь копеек за один литр. А пол-литровая бутылка «газировки» — 22 копейки. Соляра стоила и того меньше: четыре копейки за литр.
Из-за плохих дорог в рейсах приходилось находиться по многу часов. Из рейсов в гараж возвращались иногда за полночь. Часто недосыпали. И чего греха таить, иногда в движении подремывали, засыпали. Хватишь, бывало, бровку передним колесом, и сон — как рукой! Правда, только на время…
От мороза лопались запчасти
Вспоминает геолог Борис Андреевич Черников:
— Однажды морозы были особенно злые. В Согдиондоне по домам воду и дрова при такой температуре развозил на маленьком тракторе Борис Киселев. Так у него от мороза треснул направляющий каток. Всё! Запасных частей нет ни у нас, в разведке, ни на руднике. Вдруг стрекот трактора, у двери конторы останавливается, заходит улыбающийся Борис. Оказывается, он каток заменил березовой чуркой, которая на таком морозе была крепче стали. На день хватило, но таких «запчастей» было много.
На этом же тракторе мы с Борисом поехали за 16 км на олонгринскую «аммонитку» (от слова «аммонит» — так звали склад взрывчатки. — Прим. автора) за дровами, которые я купил у сторожей. Поехали после рабочего дня. Мороз был свирепый. Срочность была вызвана тем, что меня вызвали в экспедицию, а Борис через неделю призывался на воинскую службу.
Пока доехали — стемнело, но погрузили, выбрались на трассу. В гору сани шли плохо. Вдруг соскакивает правая гусеница. Хорошо, что взошла луна: сразу видно, что лопнул от мороза «палец», соединяющий соседние траки. Это уже не беда, а катастрофа! Мороз прижимает. Борис обнаружил прут, подходящий по диаметру. Нужно подтянуть и соединить гусеницу.
С большим трудом подтянули, набросили на катки, а соединить не удается: не хватает сил натянуть. Исхитрились, но держать нужно только вдвоем. А дизель работает, солярка расходуется. Надолго не хватит — уже первый час ночи. Может, все бросить и идти в поселок? Это часа два пути. Нет, не дойдем, замерзнем. И вредный прут не можем вставить в отверстия, так как работаем в рукавицах, где только большие пальцы). А без них на железе кожа с рук...
Все-таки без рукавиц, с помощью шарфа, удалось соединить сначала одну проушину, через какое-то время вторую. Всё? Нет, не всё: сани примерзли. Еще полчаса дергали их туда-сюда. Поехали. А поскольку прут был длиннее «пальца», приходилось его на ходу подбивать молотком, чтобы не выскакивал. Вот, наконец, огни Согдиондона.
Наш дом был крайний у трассы, мы заехали с мамской стороны. И ведь у самого дома трактор заглох: кончилась солярка! Сил у нас уже не было. Встретили нас встревоженно — моя жена и отец Бориса, Николай Иванович Киселев. И он сына втащил в тепло почти волоком. Говорю это потому, чтобы вы понимали: в наше время даже простые вещи давались нелегко. И морозы были сильнее, и мы были молодые — здоровые и красивые. Правда, теперь — только красивые...
Нарочно не придумать
В обратный путь — на Маму — караван машин доставлял слюду в ящиках. Груз тяжелый. Недаром при автобазе работал столярный цех: на поворотах и спусках деревянные борта не выдерживали нагрузки. Иногда из поселка на базу автомобиль отправлялся в одиночку — если требовалось доставить срочный груз. Тогда и выпадали случаи. На первый взгляд — забавные...
Мой племянник Володя Яковлев рассказывал, как однажды осенью пошел в рейс порожняком. И вдруг наперерез выкатились на дорогу два мохнатых кома. Батюшки! Малые медвежата... Володя дал по тормозам. Но двигатель не заглушил. Любой таежник знает: появились медвежата — значит, где-то рядом их мамаша. А с ней лучше не шутить...
Глядь — точно: выходит из зарослей медведица. Уставилась на грузовик. Пугнуть, что ли? Володя — руку за плечо: пусто! Ружье дома позабыл. Это уже серьезно. Зверюга может одним прыжком вскочить на капот и ударом лапы выбить стекло. Но пока детишки ее резвились, она разлеглась на дороге. Посигналить? А если разозлится? Вон как поглядывает в сторону машины...
Так и сидел шофер неподвижно. За час ноги затекли. Наконец, поднялась, отряхнулась. Одному медвежонку поддала под зад. Детишки полезли в гору, она следом. Володя еще выждал немного. А потом осторожно тронулся...
Еще послушаем мамского шофера Василия Игнатьевича Индюкова:
— Как-то получил задание ехать в поселок Садки, примерно в 200 километрах от Мамы на берегу Лены — вывезти пиломатериал. Еще диспетчер велел взять пассажирку. Что ж, поехали. На календаре конец марта. Днем уже тепло. А по ночам стояли еще морозы. Дорога шла реками: сначала по Витиму, потом по Лене. Долго ехали молча. На ледяной дороге начали появляться лужи, иногда и довольно большие.
Пассажирка задремала. Вдруг — лужа! Решил объехать стороной на низшей передаче. Уже почти объехал, как вдруг мой «Урал» встал, двигатель заглох. В чем дело? Быстренько выскочил, заглянул под автомобиль: задний мост провалился! Вода из пролома быстро разливалась.
Мигом вскочил в кабину, завел двигатель, выжал сцепление, включил блокировку и пониженную передачу. Мысленно воззвал и к Господу Богу, и к автомобилю: мол, миленький, выручай, помоги выбраться из этого пролома! О, радость! Автомобиль тронулся, и я вырулил на наезженную дорогу.
Когда успокоился, понял свою ошибку: съезжать с дороги, какой бы она ни была, нельзя! Дорога от снега чистилась и, естественно, глубоко промерзала, нежели под метровым снегом в стороне от дороги. Продолжая путь, больше не рисковал съезжать по наезженной дорожке. Будь что будет.
Моя попутчица и не подозревала, в какую опасную ситуацию мы попали и как удачно из нее выбрались. Уже потом, когда проехали какое-то расстояние, она спокойно спросила: «Что, на большой торос наскочили?» Я подтвердил. А зачем пугать женщину, коли все страхи позади?
Продолжение следует.
От мороза лопались запчасти
Вспоминает геолог Борис Андреевич Черников:
— Однажды морозы были особенно злые. В Согдиондоне по домам воду и дрова при такой температуре развозил на маленьком тракторе Борис Киселев. Так у него от мороза треснул направляющий каток. Всё! Запасных частей нет ни у нас, в разведке, ни на руднике. Вдруг стрекот трактора, у двери конторы останавливается, заходит улыбающийся Борис. Оказывается, он каток заменил березовой чуркой, которая на таком морозе была крепче стали. На день хватило, но таких «запчастей» было много.
На этом же тракторе мы с Борисом поехали за 16 км на олонгринскую «аммонитку» (от слова «аммонит» — так звали склад взрывчатки. — Прим. автора) за дровами, которые я купил у сторожей. Поехали после рабочего дня. Мороз был свирепый. Срочность была вызвана тем, что меня вызвали в экспедицию, а Борис через неделю призывался на воинскую службу.
Пока доехали — стемнело, но погрузили, выбрались на трассу. В гору сани шли плохо. Вдруг соскакивает правая гусеница. Хорошо, что взошла луна: сразу видно, что лопнул от мороза «палец», соединяющий соседние траки. Это уже не беда, а катастрофа! Мороз прижимает. Борис обнаружил прут, подходящий по диаметру. Нужно подтянуть и соединить гусеницу.
С большим трудом подтянули, набросили на катки, а соединить не удается: не хватает сил натянуть. Исхитрились, но держать нужно только вдвоем. А дизель работает, солярка расходуется. Надолго не хватит — уже первый час ночи. Может, все бросить и идти в поселок? Это часа два пути. Нет, не дойдем, замерзнем. И вредный прут не можем вставить в отверстия, так как работаем в рукавицах, где только большие пальцы). А без них на железе кожа с рук...
Все-таки без рукавиц, с помощью шарфа, удалось соединить сначала одну проушину, через какое-то время вторую. Всё? Нет, не всё: сани примерзли. Еще полчаса дергали их туда-сюда. Поехали. А поскольку прут был длиннее «пальца», приходилось его на ходу подбивать молотком, чтобы не выскакивал. Вот, наконец, огни Согдиондона.
Наш дом был крайний у трассы, мы заехали с мамской стороны. И ведь у самого дома трактор заглох: кончилась солярка! Сил у нас уже не было. Встретили нас встревоженно — моя жена и отец Бориса, Николай Иванович Киселев. И он сына втащил в тепло почти волоком. Говорю это потому, чтобы вы понимали: в наше время даже простые вещи давались нелегко. И морозы были сильнее, и мы были молодые — здоровые и красивые. Правда, теперь — только красивые...
Нарочно
не придумать
В обратный путь — на Маму — караван машин доставлял слюду в ящиках. Груз тяжелый. Недаром при автобазе работал столярный цех: на поворотах и спусках деревянные борта не выдерживали нагрузки. Иногда из поселка на базу автомобиль отправлялся в одиночку — если требовалось доставить срочный груз. Тогда и выпадали случаи. На первый взгляд — забавные...
Мой племянник Володя Яковлев рассказывал, как однажды осенью пошел в рейс порожняком. И вдруг наперерез выкатились на дорогу два мохнатых кома. Батюшки! Малые медвежата... Володя дал по тормозам. Но двигатель не заглушил. Любой таежник знает: появились медвежата — значит, где-то рядом их мамаша. А с ней лучше не шутить...
Глядь — точно: выходит из зарослей медведица. Уставилась на грузовик. Пугнуть, что ли? Володя — руку за плечо: пусто! Ружье дома позабыл. Это уже серьезно. Зверюга может одним прыжком вскочить на капот и ударом лапы выбить стекло. Но пока детишки ее резвились, она разлеглась на дороге. Посигналить? А если разозлится? Вон как поглядывает в сторону машины...
Так и сидел шофер неподвижно. За час ноги затекли. Наконец, поднялась, отряхнулась. Одному медвежонку поддала под зад. Детишки полезли в гору, она следом. Володя еще выждал немного. А потом осторожно тронулся...
Еще послушаем мамского шофера Василия Игнатьевича Индюкова:
— Как-то получил задание ехать в поселок Садки, примерно в 200 километрах от Мамы на берегу Лены — вывезти пиломатериал. Еще диспетчер велел взять пассажирку. Что ж, поехали. На календаре конец марта. Днем уже тепло. А по ночам стояли еще морозы. Дорога шла реками: сначала по Витиму, потом по Лене. Долго ехали молча. На ледяной дороге начали появляться лужи, иногда и довольно большие.
Пассажирка задремала. Вдруг — лужа! Решил объехать стороной на низшей передаче. Уже почти объехал, как вдруг мой «Урал» встал, двигатель заглох. В чем дело? Быстренько выскочил, заглянул под автомобиль: задний мост провалился! Вода из пролома быстро разливалась.
Мигом вскочил в кабину, завел двигатель, выжал сцепление, включил блокировку и пониженную передачу. Мысленно воззвал и к Господу Богу, и к автомобилю: мол, миленький, выручай, помоги выбраться из этого пролома! О, радость! Автомобиль тронулся, и я вырулил на наезженную дорогу.
Когда успокоился, понял свою ошибку: съезжать с дороги, какой бы она ни была, нельзя! Дорога от снега чистилась и, естественно, глубоко промерзала, нежели под метровым снегом в стороне от дороги. Продолжая путь, больше не рисковал съезжать по наезженной дорожке. Будь что будет.
Моя попутчица и не подозревала, в какую опасную ситуацию мы попали и как удачно из нее выбрались. Уже потом, когда проехали какое-то расстояние, она спокойно спросила: «Что, на большой торос наскочили?» Я подтвердил. А зачем пугать женщину, коли все страхи позади?
Продолжение следует.
Популярные материалы по тегам статьи:
