Капитан и Ледокол (от 8 мая 2020)

Мы продолжаем публикацию повести известного иркутского краеведа Станислава Гольдфарба (начало в № 48—50 за 2019 год, № 1—13 за 2020 год)
Критическая ситуация зимы 1904 года заставила министра Хилкова искать решения, которые могли бы максимально увеличить пропускную способность Байкальской переправы. Наряду с уже работающим гужевым транзитом железнодорожники в лютый мороз проложили по льду озера рельсовый путь для перекатки вагонов от станции Байкал до станции Танхой. Вагоны пустили на конной тяге
Критическая ситуация зимы 1904 года заставила министра Хилкова искать решения, которые могли бы максимально увеличить пропускную способность Байкальской переправы. Наряду с уже работающим гужевым транзитом железнодорожники в лютый мороз проложили по льду озера рельсовый путь для перекатки вагонов от станции Байкал до станции Танхой. Вагоны пустили на конной тяге

Станислав Гольдфарб — доктор исторических наук, заведующий кафедрой массовых коммуникаций и мультимедиа Иркутского госуниверситета, краевед, автор монографий и научно-популярных книг. «Путешествуя по Байкалу, работая в архивах и библиотеках, обнаружил я хоть и известный, но плохо прописанный в истории сюжет со строительством во время Русско-японской войны 1904-1905-х гг. на Байкале самой настоящей ледовой железнодорожной магистрали с путями, разъездами, паровозами, вагонами, водокачками и прочим железнодорожным хозяйством. Эта странная и, пожалуй, единственная в таких масштабах дорога привела к появлению целого городка, который возник на льду. Так появились госпиталя для раненых, теплые бараки для ожидающих переправу, столовые, рестораны, склады и ремонтные мастерские: Иркутск и Байкал стали важнейшими тыловыми точками воюющей страны… Все это и многое другое перемешалось и в итоге сложилось в эту историко-приключенческую повесть. Здесь много документального, но и выдуманного достаточно», — рассказывает Станислав Иосифович историю рождения повести «Капитан и Ледокол».

Продолжение. Капитан и Ледокол (от 24 апреля 2020).

О том, что случилась авария на одном из участков Кругобайкальской железной дороги, я узнал из разговора Капитана и старпома. На перегоне Хвойная — Маритуй, в нескольких саженях от туннеля, произошел обвал скалистого грунта. Поезд № 4, следовавший в это время, был вовремя остановлен путевой стражей. Нам с братиком поступило телеграфное распоряжение вывезти людей с места аварии. К ночи все пассажиры были доставлены на станцию Байкал и продолжили свой путь на восток. Но мы сильно переживали, ведь на месте аварии не было никаких специальных вилок для нашей швартовки, и людей пришлось доставлять на борт по воде, в корабельных шлюпках. Байкал был хотя и относительно спокоен, но легкая волна и бриз затрудняли дело.

А когда все закончилось благополучно, я, признаюсь, был даже рад, что первый же рейс после ремонта прошел для меня с таким напряжением. Расслабляться было некогда — шла большая война.

Потом я отправился на станцию Мысовую — нужно было забрать раненых из лазарета Красного Креста графини С.А.Бобринской и доставить туда же грузы. Уж я постарался, намедни рассказывали, как досталось всей железнодорожной переправе, губернским и городским чиновникам от этой дамочки. По мнению Капитана, досталось справедливо. Я хорошо помню ее телеграмму, которую отстукал наш связист: «Уезжаю с отрядом в Ляоян, но дела на Байкале больше прежнего; отряд мой не в силах справиться. До Байкала движение нормальное, на Байкале перерыв, дальше провозоспособность дороги уменьшается. Прекращается правильность телеграфных и почтовых сообщений. На Байкале сложная переправа: выгрузка из вагонов, посадка на пароходы, ледокол, опять вагоны, обход по Кругобайкальской, 90 верст пешком трудною гористою дорогой, высадка раненых и больных из санитарных поездов, которые возвращаются. Трудные переходы, пересадки, переправа вызовут ослабления и заболевания, потребуют устройства ожидален, питательных пунктов, амбулаторных. Раненые и больные требуют сортировки, приемного покоя, тяжелые — лазарета. Развитие инфекций на войне потребует карантина непременно за Байкалом до места скопления дезинфекционного пункта. Ненаселенная здоровая местность Мысовой, ее помещения благоприятствуют карантину. Должно устранить задержки грузов Красного Креста, сортировать груз на экстренный и не допускающий отсрочку, завести агентов для сопровождения и быстрой доставки грузов. Заведующий будет посредником в отношениях с родиной, встретит прибывающих, даст указания. Снабдит необходимым. Делу поможет присутствие на Байкале высшей железнодорожной администрации. Все примерно потребует до 300 000 руб. в год».

...Прибавилось работы по части перевозок, откуда и не ждали. Министр земледелия и государственных имуществ донес Правительствующему Сенату о своем распоряжении о признании заведомо нефтяной полосы шириною в 50 верст вдоль юго-восточного побережья Байкала, от станции Култушной до устья реки Черемшанки. Но дальше больше. Часть этой площади, а именно полосу вдоль юго-восточного побережья озера от станции Култук до станции Боярской, министр объявил свободной для разведок и поисков нефти.

Не ко времени, не ко времени случилась эта история: появилось множество изыскателей, искателей приключений, которые направились на поиски сказочных месторождений нефти. Эти авантюристы радости не доставляли. Радость доставляли другие мои пассажиры. К примеру, два французских корреспондента из какой-то парижской газеты. Они сопровождали целый вагон разных принадлежностей для целей Красного Креста. Они говорили, что необходимые вещи собрал Дворянский склад.

Так проходили дни и ночи, без перерывов, без остановок чередовались большие и малые дела, прекрасные поступки и незаметные, но столь же необходимые в повседневной жизни. …Мне кажется, устали все: военные и гражданские, корабли и лошади, ямщики и путейцы… Мне кажется, сам Байкал тоже немножко устал от постоянного шума и гомона, лязга металла. Одна только Забайкальская железнодорожная переправа отправляла в сутки до 100 вагонов груза, 1800 подвод помогали переправлять этот объем. А еще были пассажиры, фураж, материальная часть самого транспорта…

Как назло, стало резко теплеть. Байкал словно бы протестовал против всего этого шума, и лед его стал подтаивать, и все это паровозное и лошадиное воинство в буквальном смысле хлюпало по воде.

От такой работы без сна и отдыха мне снова потребовался срочный ремонт. Необходимые для этого доки стали подводить к вилке станции Байкал, так как традиционное место, где они обычно стояли, оказалось мелководным из-за зимнего уровня Байкала. Чтобы подвести доки к более глубокому месту, у вилки пристани пришлось расчищать фарватер с помощью водолазов.

…Да, весна на Байкале оказалась сложной. Даже меня охватывала жалость, когда от непосильной работы на лошадок напал жуткий мор. Много, очень много бездыханных животных за ночь оказывалось на льду на всем протяжении Ледянки. Бывалые ямщики и старожилы уверяли, что это результат какой-то эпидемии. Она периодически повторяется здесь через каждые 6—9 лет. Но старпом заметил — от работы кони дохнут. Неужели он был прав…

Глава 11

Капитан. Рассказ Спиридона Драпака

А ведь однажды мы уже зимовали на Ледоколе. Это уже после Гражданской войны было. Ледокол отправили в очередной рейс в Баргузин, а ледовая обстановка в те дни была неспокойной. В общем, затерли его льды. И пришлось тогда зимовать до весны. В тот раз я получил приказ быть в Госпаре. Меня загрузили другой важной работой. Весной корабль увели в док на ремонт, я все дела в конторе Госпара закончил, а мне предложили на выбор либо в отпуск уйти, либо на бегунке «отдохнуть». Бегунок — это катерок паровой, еще со времен царских бегал между Лиственничным и станцией Байкал, и распоряжался им лично начальник Байкальской железнодорожной переправы. Название у катерка было громкое — «Сибирская звезда».

В отпуск мне идти было непривычно, в Госпаре в кабинете дожидаться окончания ремонта тоже не с руки, не люблю я эти чиновничьи кабинеты, а чтобы дома отсидеться — так не было ни дома своего, ни семьи. В общем, стал я капитаном этой самой «Сибирской звезды», которая когда-то нас с Ледоколом чуть в аварию не загнала.

В общем, пока мой Ледокол на ремонте стоял, я на этом катерке и жил. Начальник Госпара, в чьем распоряжении был катерок, неделями пропадал в командировках, так что времени у меня «свободного» хватало. Даже как-то неудобно было. Вынужденные мои «каникулы», признаться, прекрасный вариант для холостяка. Как на курорте: море — вот оно, на рыбалку далеко ходить не надо, с удочкой часок прямо с катерка — и тебе уха, и тебе жареха. В общем, натуральный отдых у меня случился.

Повадился ко мне дед Спиридон. Вроде тоже рыбку половить, с катерка сподручнее. И мне не так скучно. Спиридон на самом-то деле никакой не дед. Просто все вокруг величали его дедом, стало быть и приклеилось — дед Спиридон. На самом деле это его война Гражданская маленько состарила. Ну, вот со Спиридоном мы и чаевничали по утрам, да по вечерам, бывало, для разговора «спиридоновки» рюмашку-другую за Байкал и Ледокол дозволяли себе. Да, Спиридон настойки-наливки производил мастерски, а уж рассказчиком был хоть куда.

— В Лиственничном Гражданская сильно бушевала. Оно и понятно, здесь переправа через Байкал, отсюда все пути на восток. И когда красные их под Иркутском-то прижали, все они скопом — беляки да чехи — скоренько сюда, в Листвянку. Тут же развязка — или по Кругобайкалке на восток, или морем до другого берега, а там на поездах. Да ты и сам маленько знаешь, так сказать, свидетель эпохи.

Ну да, конечно, на словах все «скоренько», а на деле красные им мешали сильно. Ты помнишь, колчаковцы с белочехами сильно лютовали. Достаточно убийство на твоем же ледоколе припомнить. Ну да, белые, однако, день и ночь стреляли. Все им большевики мерещились. Оно и понятно, загнанные они были, уже почти без родины.

Сам-то я из местных и в здешней телеграфной конторе посыльным служил. Мы первыми все новости и узнавали. И про белочехов, которые сюда вместе с колчаковцами отступили, тоже первыми узнали. Белочехи — это, получается, мужики из Чехии, которая входила в состав Австро-Венгерской империи. Где эта империя, а где Лиственничное! Ну и какого рожна их от родной стороны оторвало и на другой конец света принесло?

В этом месте Спиридон делал многозначительную паузу и внимательно смотрел на Капитана — может, и он чего добавит. Но тот молчал, все больше слушал, а думал, скорее всего, о своем.

Спиридон же, не дождавшись диалога, продолжал:

— В один прекрасный момент, видать, надоело чехам за белых-красных в землю падать, и решили они сбежать на восток, к океану, а уж оттуда — по домам. Чехи, однако, поспокойнее колчаковцев были. Хоть и грабили с размахом, но стреляли в мирное население редко. А вот колчаковцы — те, значит, свои и лютовали, как говорится, по-сродственному, от души. Расквартировали у нас целый эскадрон, причалы и железную дорогу стерегли. Ох и лютовали! На допросы каждый день людей таскали, выпытывали: куда партизаны ушли да кто им из местных помогает? А мы много ли знали? В селе одни бабы и пацанва остались.

День тихо. Ну, слава богу, думаем, успокоились. По дворам, конечно, то чехи, то колчаковцы шныряют: молоко, яйца, кур, хлеб — все чистят.

Каждый день солдатики на противоположный берег Ангары переправлялись. Там у них дозор имелся. Караульных меняли и продукты возили. Ну а здешние мальчишки это дело приметили, совещались, видно, недолго, такое учудили! Незаметно к лодке подобрались, дыру в ней пробили, а потом затычку ловко засадили. Как будто и нет дыры. А к затычке веревку длинную приладили да к мосткам привязали.

Вот беляки на тот берег собрались. Метров двадцать-тридцать отплыли, гребнули еще раз, а затычка и вылети. В Байкале метр-другой от берега — и по горлышко, а тут и с головой. Вода, хоть и лето, холодная. Искупали беляков! Те от неожиданности да со страху воды нахлебались, перепугались страшно, винтовки-сабельки утопили, кое-как на берег выбрались. Ну, шум-гам! Колчаковцы и без того накрученные, а тут совсем озверели. Кто диверсию устроил? Найти злоумышленников!

Бабы, конечно, воют, мамки плачут, дети тоже подхватили. А беляки порыскали, порыскали, высекли нескольких для страха, на том дело и кончилось.

Да разве наших пострелов удержишь! Им порка-то не впрок, кожа на заднице зажила, а злость осталась! Словом, новую хитрость придумали.

Как-то ночью собрались кто постарше в одном месте, факелы, заранее припасенные, запалили — и шасть по поселку. Да еще трещотки, свистульки разные прихватили. Такой гам подняли — не то что живой, мертвый со страху подскочит.

Свои-то по свисткам сейчас смекнули, что к чему. Из дому не высовываются, а чужакам-то невдомек — перепугались. Повыскакивали кто в чем, на коней и айда в Иркутск, мол, красные наступают.

Эта публикация — газетный вариант повести «Капитан и Ледокол». Продолжение — в следующем номере еженедельника «Пятница».