Капитан и Ледокол (от 31 июля 2020)

Продолжение. Капитан и Ледокол (от 24 июля 2020)

Ах, братик «Байкал» не увидит и не порадуется моему преображению. Как же мне бывает грустно без него… Одна родная душа осталась — Капитан. Он понимает меня с пол-оборота.

А чего ждать от гостя? Зачем он забрал содержимое письменного ящика? Я никак не смог рассказать об этом Капитану, ну никак! До чего же сложно устроена человеческая жизнь!

У нас, у кораблей, счастье совсем иное: если все крутится-вертится, не скрипит, не трется, не греется сверх меры — вот и хорошо, и все понятно. А у людей сплошные эмоции. Все пытаются друг другу доказать свое, единственно правильное. Смешные, честное слово. Ведь со стороны даже мне, стальному, и так все видно, кто красивее, кто быстрее, больше, сильнее, в конце концов. Мы на эмоциях не живем. У нас трезвый ум — половина корпуса в холодной глубине, другая устремлена вверх». Ледокол задумался, вспомнил историю с «Сибирской звездой».

«Положим, и у нас бывает что-то схожее с человеческим соперничеством. В чем-то люди и корабли, однако, похожи».

Ледоколу вдруг стало грустно, но у него все-таки были стальные нервы, и он быстро поменял тему воспоминаний на более приятную.

Эх, были дела и были люди! Однажды в Русско-японскую проездом на театр военных действий на Ледокол пожаловал Василий Иванович Немирович-Данченко, брат того самого знаменитого театрального Немировича-Данченко.

«Веселый, легкий человек Василий Иванович! И это при том, что жизнь видел во всех ее ужасах. Ехал туда, где убивали и калечили, но был спокоен и даже шутил по делу. Без особых претензий к бытовым условиям. Ему у меня все понравилось. Попросился на капитанский мостик. Кто ж ему откажет! Уважили! Капитан тоже просьбу высказал: «Почитайте, Василий Иванович, что-нибудь из своих последних книг команде и пассажирам». Все, кто был свободен от вахты и кто хотел из пассажиров, собрались в кают-компании. А у Немировича-Данченко накануне целых две книги вышли — «На далеком Севере» и «Новая Земля и Вайгач». И что интересно, обе про северные моря и льды, про студеные ветры, арктические путешествия. Ах, как было интересно! Как с затаенным дыханием все слушали о путешествиях Василия Ивановича. Он был там, он видел все своими глазами. Я часто про себя повторяю эти его рассказы: «Далеко, далеко от нас затерялся в зимних льдах и непроглядных туманах холодный, таинственный край. Целые месяцы сплошного дня, по полугоду непрерывная ночь — и за роковою гранью, которую еще никто не перешел, загадочный, неведомый полюс… …Третий день уже носимся мы на утлом обломке ледяной глыбы по этому дикому бесприютному морю. Утром на океане загораются алые зори, весь неоглядный простор неизвестно откуда и куда несущихся валов обливает ровным розовым светом, а земли — ни впереди, ни позади! Напрасно воспаленный взгляд мой приковывается к синей черте едва заметного горизонта. Увы! Повсюду одна величавая гладь, одно мертвое молчание, пустыня без конца и без края.

Подымается яркое холодное солнце. Словно расплавленное серебро, горят неровные гребни медленно подступающих расплавленных волн; с тихим ропотом вздымают и опускают они нашу льдину и уносятся в синюю даль, в ту смутную недостижимую даль, где сурово возвышаются острые скалы и могучие утесы северного побережья…

…О, как устал я! Сегодня мы разделили последний запас соленого мяса. У нас остается несколько кусков хлеба, пригоршня соли да немного воды. Что будет завтра, послезавтра, если нашу льдину не сотрет этими вечными мерно вздымающимися волнами…

…Тонем! Словно громовой раскат раздается надо мною. Я просыпаюсь и вскакиваю. Громадный вал чуть было не разбил ледяную глыбу. …«Земля, земля!» — вдруг прозвучало надо мной. Я вскочил и бросился вперед к старику, стоявшему на коленях на краю льдины…»

Прочитал еще пару рассказов и снова по памяти стал рассказывать главы из другой книги про «Новую Землю». Первые строчки такие: «Только у нас могут относиться так равнодушно к малоизвестным пустыням Русского Севера и Сибири. Только мы можем допускать, что весьма важные притоки реки Печоры и береговые реки, впадающие в Северный океан в пределах, например, Архангельской губернии, обозначаются точками, да и определенно нанесенные на карту, представляют иное течение. Спросите у кого угодно: что такое Новая Земля, и за немногим исключением вы поставите вопрошаемого в глупейшее положение…»

Ледокол призадумался, он тоже не знал, где эта Новая Земля, а хотелось бы пройтись и там, ломая лед…

А Немирович-Данченко оказался в Иркутске, на Байкале совсем не случайно. Известный всей России журналист и писатель согласился работать специальным корреспондентом иркутской газеты «Восточное обозрение» на фронте. И тираж ее вырос до 20 000 экземпляров, чем побил все рекорды местных газет, и не только в Сибири.

Глава 15

Капитан, Тегиминский, Ольга, профессор Львов

Капитан, по мнению Ледокола, все-таки был странным человеком. Пожалуй, он плохо разбирался в людях. Его, к примеру, всегда мучил прямолинейный вопрос: хороший или плохой этот конкретный человек? И ответ он всегда хотел бы получить простой и конкретный — плохой, хороший.

А Тегиминский был какой? Для кого-то наверняка и неплохой, а если присмотреться к отдельным поступкам, так и ничего хорошего. Сильно мучился Капитан, представляя, что и о нем судят примерно так же: вот, дескать, есть такой Капитан, он как — плох, хорош, так себе?

В то, что люди бывают разные и ведут себя по-разному в зависимости от ситуации, от истории, от обстоятельств, Капитан не очень хотел верить. Он вообще считал, что во времени человек не меняется. И жить ему, Капитану, с таким отношением к добру и злу было что при царе-батюшке, что при вождях революции чрезвычайно сложно. Про таких и говорили — прост как правда. А это, знаете, сложно, трудно, да и вообще муторно. Попробуй-ка на одной волне постоянно жить!

Капитан, конечно, не был уж таким простым, страсти обуревали его нередко, но любил в этой жизни он одну женщину, почти всю жизнь ходил на одном корабле, имел единственную профессию, и в этом смысле не очень-то всегда вдавался в нюансы тонкой материи. На счастье, он адекватно оценивал эту свою прямостойкость и прямодумание, и потому старался в споры не встревать и права на истину не качать. Природа таким образом уравновесила его внутренний мир.

Тегиминский тоже имел характер. И хотя он был абсолютно завистливым и честолюбивым, легких побед не любил. И это подвигало его к некоторой объективности, от которой он очень страдал, так как отбрось он эти неудобные качества, путь к личным успехам был бы куда короче. Вполне объективно было бы сказать, что Тегиминский, как любят говорить в народе, сам искал приключения на свою голову. Обуреваемый страстями, которые жгли изнутри, он заливал их внутренней объективностью, ибо когда становился победителем, что называется, испытывал не просто блаженство или великую радость, а сущностный жар.

Уезжал он с Ледокола в отличном состоянии. Он был очень доволен собой, он решил поступить как объективный человек, т. е. как порядочный. Как так получилось, Тегиминский особенно не анализировал. Может быть, Байкал навеял. Собственно говоря, отправляясь в командировку, он был уверен, что после возвращения сделает отчет, который уничтожит Капитана, а заодно и этот Ледокол. В Госпаре были бы только рады такой возможности. Списать эту старую посудину — и делу конец, под сурдинку и Капитана. Что он без Ледокола? И потом, допустить аварию в такое время! Это же явная диверсия. Все борются за планы, за их перевыполнение, а тут! Вполне себе оппортунист, не сумевший перестроиться на новый лад и двигаться по новым рельсам, точнее было бы сказать — волнам. Но Тегиминский решил, что никакой расправы не будет. Все пройдет объективно, и решение Госпар примет после экспертизы. Фактически подлости Тегиминский не совершил, а в бюрократических играх Капитан ему не соперник. Так что все сложится для Тегиминского в итоге как нельзя лучше. Решение о будущем Капитана и Ледокола примет комиссия Госпара, а он, замполит Тегиминский, прослывет объективным и перспективным работником, который не рубит с плеча, выслушивает доводы разных сторон. Бюрократия Капитана съест и не подавится, и он, Тегиминский, победит во времени. Настроение у Тегиминского было прекрасным. На материке его ждали поход в театр и вечер в обществе важной персоны из столицы.

До Иркутска добрались без приключений, к вечеру Тегиминский, одетый с иголочки, заехал за важной сотрудницей Красного Креста в гостиницу «Русь». Увидев спутницу, не только сразу же оценил ее внешний вид, но и подумал, что дамочка реально непростая штучка.

— Добрый вечер, Ольга Анатольевна, рад вас видеть и сопроводить в театр.

— Спасибо, Порфирий Александрович. Вы очень любезны. А мне не сообщили, что будет именно театр, сказали только — культурное мероприятие. Я очень давно не была в театре, никак не выкраивается время.

— Значит, наше руководство попало в точку. У нас до начала спектакля есть несколько часов, я могу показать вам город.

— С радостью, я не была здесь много лет, я ведь родом из Иркутска.

— Что вы говорите, я об этом не знал.

— А вот так, мои родители отсюда. Я работала сестрой милосердия, а уж потом уехала в столицу.

— Как интересно. Ну надо же, как интересно. В таком случае у меня для вас будет маленький сюрприз.

— Интригуете, Порфирий Александрович?

— Что нам остается в провинции, жить загадками… Пойдемте, я покажу вам нашу площадь, ледовый городок, спустимся к Набережной Ангары, в этом году нас миновало наводнение. Обычно зимой река разливается как раз до подъезда вашей гостиницы.

— Вы, Порфирий Александрович, забыли, я здешняя, здесь выросла. Давайте без экскурсий, просто побродим по моим улочкам.

— Слушаюсь, Ольга Анатольевна!

С бывшей Большой (Карла Маркса) они свернули на Амурскую (Ленина). Дошли до прекрасного здания Общественного собрания, понялись вверх до Крестовоздвиженской церкви, по Подгорной поднялись до Сенного базара, снова вышли на Большую и уже прямиком, не сворачивая, отправились к Набережной Ангары.

— Какой все-таки у нас красивый город, Порфирий Александрович!

— Однозначно, а Байкал! Вы давно были на Байкале?

Собеседница заметно посерьезнела.

— Давно, в Русско-японскую. Я служила сестрой милосердия на Байкальской железнодорожной переправе.

— Какое совпадение, Ольга Анатольевна. Я ведь тоже на этой самой переправе трудился. Мой корабль назывался «Сибирская звезда». Может быть, слышали?

— Увы и ах. Не слышала. Но это очень приятно, что мы с вами работали в одном месте.

— А вот позвольте, дорогая Ольга Анатольевна, в знак искреннего уважения преподнести вам небольшой презент.

Эта публикация — газетный вариант повести «Капитан и Ледокол». Продолжение — в следующем номере еженедельника «Пятница».