Капитан и Ледокол (от 26 июня 2020)

Продолжение. Капитан и Ледокол (от 19 июня 2020)

У самого берега матрос Железнов вытащил веслом алюминиевую крышку от котелка, который был передан когда-то мной барону Толлю. Не оставалось сомнений, что он был на Беннетта. На берегу мы обнаружили следы костра, оленьи кости, патроны, обрывки бумаги…

Двигаясь через внутреннее плато острова по берегу, из-за льдов нельзя было идти, мы набрели на знак, оставленный бароном Толлем; это была куча камней с торчащим веслом; в середине находилась бутылка, в которой мы обнаружили три документа. В первом Толль сообщал, что его партия 21 июля 1902 г. высадилась на Беннетта у м. Эммы. Во втором был помещен план острова и описание его; а в третьем указывалась дорога к жилищу партии на острове.

Тут же мы нашли шкуру убитого медведя. Затем мы направились на восток к мысу, который я назвал в честь русского путешественника — мысом Чернышева. И там мы нашли 4 ящика с геологическими коллекциями, оставленными Толлем; все они хорошо сохранились, лишь этикетки испортились.

Тут же были найдены клык мамонта, кости быка и, наконец, поварня. С волнением мы открыли ее обледенелую дверь — вся внутренность постройки показывала, что здесь не жили с весны. В этом маленьком, около 8 футов в диаметре, помещении нашли комелек, кусок дерева и под слоем льда ящик с инструментами и свернутый бережно четвертый документ, письмо на имя Президента Академии, в котором сообщалось на русском и немецком языках о приходе на остров и о пребывании на нем. Еще указывалось, что 26 октября 1902 года вся партия с запасами провизии на 14 дней покинула остров и пошла на юг.

После тщательного осмотра мы нашли фотографический аппарат, берданку без затвора, пустые записные книжки; склада пищи не оказалось.

Теперь мы торопились возвратиться на материк, так как 20 августа плавание по океану на шлюпках прекращалось.

Мы сложили базальтовый столб, партия поставила доску с датами и именами всех путников, побывавших на острове.

Возвращение с Беннетта на Новую Сибирь на расстояние 150 верст взяло, как и в передний путь, трое суток. Картина моря изменилась: начались ветры и двигались льды. Весь обратный путь партия совершила благополучно. С Котельного, на котором их ждали якуты с запасами, нартами и 80 собаками, 16 ноября, когда море стало, по свежему льду путники отправились на азиатский берег и прибыли в село Казачье. Все коллекции удалось перевезти успешно.

Как это ни печально, дамы и господа, но я должен констатировать, что наши предположения о судьбе барона Толля и его спутников самые печальные….

26 октября партия Толля ушла с Беннетта, когда уже наступала полярная ночь; заря держалась лишь 2 часа; наступило время туманов и штормов.

В темноте каждая полынья, каждая льдина представляет опасность. При температуре минус 40 или 45 градусов судно беспрестанно обмерзает и двигается с трудом.

Самодельная одежда из шкур плохо защищала от холода. Кроме того, пищи было взято Толлем всего на 14 дней, а с момента его выхода прошло уже 1,5 года. Все эти соображения заставили нас высказать печальные предположения о судьбе барона Толля и его спутников…»

Прости, дорогая, что я так долго и подробно пересказываю доклад Колчака. Но его выступление, весь облик бывалого путешественника, полярника, отправившегося на поиски другого отважного путешественника-полярника и его людей, произвели на меня тогда огромное впечатление. Именно после этой лекции Колчака я решил, что с этого человека я хотел бы брать пример.

А спустя годы, когда имя Колчака стало известно с совсем другой стороны, я стал сомневаться, так ли уж он хорош для человека, на которого следует походить. Казни, пытки, повальные порки и аресты не прибавляли ему любви людей. Казнь 31 человека на Ледоколе стало и моей личной трагедией. Говорят, такое время было, такая была мораль, такие поступки. Много чего еще можно придумать в оправдание всего и всех. После этого массового убийства я наконец понял, почему нас всех, и меня с тобой, разбросало в разные стороны, сделало жизнь, о которой мечталось, совсем другой. Что-то произошло, и полярник, герой, человек, который, рискуя жизнью, отправился в Арктику спасать нескольких людей, стал править и казнить сотни. И неважно, сделано это было с его ведома или нет. За все в ответе царь!

Прости меня, Ольга, за это сумбурное, и совсем не любвипризнательное письмо. Ты мой единственный адресат за все эти годы, и я думаю, что я напишу тебе еще не одно письмо.

Твой Капитан и его Ледокол».

Он аккуратно сложил лист бумаги втрое и положил его в стол вместе с письмом Ольги. Сверху положил ее косынку сестры милосердия и задвинул ящик с искренним облегчением.

— Читайте друг друга, не скучайте, — прошептал Капитан. Он совершенно искренне верил, что вдвоем им будет не так грустно.

Ледокол. Рука дающего не оскудеет!

Я всегда смотрю на полкорпуса дальше Капитана. Тут уж ничего не попишешь. Но мы единомышленники, а не соревнователи. И когда он вспоминал о лекции Колчака, я вспоминал разговор корреспондентов одной газеты, которые направлялись в Танхой. Почему-то все они говорили о возможности преодоления Ледовитого океана нашей военной эскадрой. И сходились на том, что холодный океан вполне способен пропустить военные корабли, а это позволит нашему флоту достигнуть места назначения в Тихом океане на месяц раньше срока, чем если бы эскадра шла обычным путем через Суэцкий канал.

Мне, как ледокольному кораблю, специально созданному для работы в суровых условиях, было очень интересно послушать их мнение.

Все ссылались на генерала Вильковицкого. Он целых пять лет работал в экспедиции по улучшению пути из России на Дальний Восток именно через Ледовитый океан.

Я по натуре немногословен, да и мнения моего не спрашивали, иначе непременно напомнил бы, не умаляя трудов самого генерала, о результатах экспедиций Норденшельда, Толля, Колчака…

Так вот, при всех положительных результатах, раздавались и критические мнения. Говорили, что Норденшельд не смог за один навигационный сезон дойти до Берингова пролива и был вынужден зимовать, а Тихого океана достиг только на следующий год после выхода из Европы. А барон Толль за два навигационных периода достиг только острова Котельного. Его экспедиционная яхта «Заря», вышедшая из столицы 8 июня, достигла только западного берега Таймырского полуострова, где 8 сентября стала на зимовку.

Состояние льда во время экспедиции Норденшельда и Толля было чрезвычайно благоприятно для плавания. А такое состояние его бывает очень редко. И вот промышленники, которые ведут свои дела в этих местах и часто посещают новосибирские острова, подтверждают, что очень часто море на юге от островов совершенно не вскрывается ото льда.

Исследования экспедиций, посещавших Ледовитый океан, особенно восточную его часть, показали, что если плавание здесь в благоприятные годы и возможно, то период навигации может длиться только с 1 августа по 1 сентября.

Есть опасность, что если военный министр даст команду провести эскадру в Тихий океан северным путем, то на это может уйти два или даже три года! Огромная эскадра потребует еще и транспорт с топливом и провиантом.

— Уф, — Ледокол выговорился и как-то сразу успокоился.

Самое время для воспоминаний. Капитан разбередил, я тоже многое видел и слышал. Да откуда команде знать, что Ледокол тоже умеет слушать, мечтать и тоже желает время от времени расслабиться, побыть наедине с самим собой.

Пока действовала Ледяная железная дорога, нам с братом «Байкалом» жить стало чуть-чуть полегче. В разгар зимы нас старались не отправлять в рейсы. Ледянка исправно работала днем и ночью, а в наших каютах жили и отдыхали важные командированные. Однажды прибыло сразу 50 сестер милосердия из самого царственного Санкт-Петербурга. Это Красный Крест сформировал дополнительный резерв для фронта.

Именно из их разговоров я узнал, что они отправляются в Харбин. А возглавляла этот медицинский отряд наша Ольга. Да-да-да! Та самая Ольга, которую так любил мой Капитан. Ее назначили главной в этом отряде, как опытного и знающего сотрудника. Она должна была сопроводить группу до Харбина и немедля вернуться в столицу, где уже занимала видное место в системе Красного Креста и отвечала за подготовку сестер милосердия по всей империи.

Именно ей поручалось в ближайшее же время устроить по обеим сторонам Байкала питательные склады для снабжения подвижных складов непосредственно на фронтах; еще ей поручалось организовать эвакуационные пункты с амбулаториями, в которых оказывалась первая медицинская помощь раненым до переправы через Байкал и после.

Капитан, конечно, не мог знать, что в то самое время, когда он ехал на лекцию полярного путешественника Александра Васильевича Колчака, Ольга прибыла на станцию Байкал и занималась размещением сестер милосердия.

Всех поселили в моих каютах, а вечером специально для них прямо на Ледоколе, в кают-компании, давал ужин Иркутский дамский комитет Красного Креста. Ах, какую прекрасную речь сказала Анастасия Петровна Моллериус, супруга иркутского губернатора, которая, кстати, и возглавляла этот комитет. И как жаль, что в это время здесь не было Капитана. Я даже не знаю, узнает ли он когда-нибудь, что в очередной раз он был так близко от Ольги и все-таки не встретился с ней. Как это говорят у вас, людей: «Знать, не судьба!»

Но возвращаюсь к речи Анастасии Петровны Моллериус. И даже процитирую ее: «Первая пролитая на Дальнем Востоке русская кровь вызвала во всех концах необъятной России единодушное горячее стремление не останавливаться ни пред какими жертвами для пользы и славы Отечества. В этих жертвах, в этом великом народном деле, без сомнения, примут участие все русские люди, без различия национальности и вероисповедания: одни — грудью борясь с врагом, другие — материальными средствами и личными трудами на помощь воинам.

На долю русской женщины всегда падает высокая честь облегчать страдания неизбежных жертв войны, заботиться о больных и раненых, об осиротевших и бедствующих семьях.

Эта публикация — газетный вариант повести «Капитан и Ледокол». Продолжение — в следующем номере еженедельника «Пятница».