Капитан и Ледокол (от 11 июня 2020)

Мы продолжаем публикацию повести известного иркутского краеведа Станислава Гольдфарба (начало в № 48—50 за 2019 год, № 1—13, 15 за 2020 год)
Поезд, на котором везли 1600 тонн золота, принадлежавших адмиралу Александру Колчаку. В годы Гражданской войны эшелон белых потерпел крушение из-за падения на него огромного валуна, устроенного красными. После крушения хвостовая часть поезда упала в Байкал. Легенд много, но любая должна основываться на четком историческом источнике. Пока историки спорят, кладоискатели продолжают искать. Ведь для них, пока золото Колчака не найдено, Байкал остается хранителем золотого запаса Российской империи
Поезд, на котором везли 1600 тонн золота, принадлежавших адмиралу Александру Колчаку. В годы Гражданской войны эшелон белых потерпел крушение из-за падения на него огромного валуна, устроенного красными. После крушения хвостовая часть поезда упала в Байкал. Легенд много, но любая должна основываться на четком историческом источнике. Пока историки спорят, кладоискатели продолжают искать. Ведь для них, пока золото Колчака не найдено, Байкал остается хранителем золотого запаса Российской империи

Станислав Гольдфарб — доктор исторических наук, заведующий кафедрой массовых коммуникаций и мультимедиа Иркутского госуниверситета, краевед, автор монографий и научно-популярных книг. «Путешествуя по Байкалу, работая в архивах и библиотеках, обнаружил я хоть и известный, но плохо прописанный в истории сюжет со строительством во время Русско-японской войны 1904-1905-х гг. на Байкале самой настоящей ледовой железнодорожной магистрали с путями, разъездами, паровозами, вагонами, водокачками и прочим железнодорожным хозяйством. Эта странная и, пожалуй, единственная в таких масштабах дорога привела к появлению целого городка, который возник на льду. Так появились госпиталя для раненых, теплые бараки для ожидающих переправу, столовые, рестораны, склады и ремонтные мастерские: Иркутск и Байкал стали важнейшими тыловыми точками воюющей страны… Все это и многое другое перемешалось и в итоге сложилось в эту историко-приключенческую повесть. Здесь много документального, но и выдуманного достаточно», — рассказывает Станислав Иосифович историю рождения повести «Капитан и Ледокол».

Продолжение. Капитан и Ледокол (от 22 мая 2020)

Захожу в кабинет. Полковник спрашивает — карту читать умею?

«Как же, — говорю, — для разведки дело привычное». Он меня пальцем поманил, чтоб я расположение частей показал. Я к карте склонился и тут понял, что живым мне отсюда не выбраться. Оперативку передо мной раскинули, на ней все их военное хозяйство вплоть до пулеметика отмечено. Значит, не опасаются, что сбегу. Может быть, сразу же тут и прихлопнут. Они на это мастера великие. Тошно вдруг стало, в глазах потемнело. Одно утешенье: вспомнят словом добрым, был, дескать, Спиридон Тимофеевич, разведчик.

Полковнику я, конечно, ложные позиции показал.

«Спасибо, — говорит он, — солдат Драпак. Иди с богом на все четыре стороны, куда глаза глядят». И адъютанту: «Дайте ему коня и провианту на двое суток».

Только я из кабинета вышел, смотрю — Варвара из соседнего, где я сидел, выглядывает. А больше ничего не помню. Меня сзади по затылку тюкнули.

Очнулся в подвале. Гадостно, во рту все пересохло, голова гудит, сыро, темно, дышать нечем.

Ох, и били меня, изверги, в контрразведке. Получается, полковник мне не поверил, приказал вытрясти правду любой ценой. Вот они и старались, а я на своем стоял. К вечеру меня в подвал бросили, на рассвете говорят — если не одумаюсь, пытать будут. Ремень с меня сняли, пуговки на штанах обрезали, чтоб я не убежал. Куда там. Оконце махонькое, стены толстенные, дверь прочная, славный мастер сработал. И часовой к тому же.

Лежу, от боли корчусь, даже про жизнь размышлять не могу. Обидно ведь, мало годочков пожил, ничего толком сделать не успел. Эх, неладица-нескладица.

Ночь тихая, каждый шорох, шажок сквозь решеточку слышен. Пробовал я с часовым поговорить — куда там, матюкнул меня пару раз, вот и вся наша беседа.

Потом чую — шепоток у дверей, потом погромче. Один голос грубый такой. Ясно дело, часовой, а второй голосочек мягкий, ласковый. Девка! И сердце прямо так екнуло. Варвара?!

Потом все стихло, а еще минуты через две слышу, что-то тяжелое на землю шлепнулось. Засов потихоньку отодвигается, и на пороге, точно, Варвара стоит.

Обалдел я от радости. Броситься хочу к ней, обнять, но не могу, штаны-то не держатся!

Она мне: «Солдатик, живой ли?» «Живой», — отвечаю. «Ну-ка помоги, — говорит, — охрану втащить да связать ему руки-ноги. Оглушила его».

Скоренько сделали это, я в его одежду переоделся. Обнял Варвару, и, как влюбленные, мы от белых за дозоры пробрались.

Вот, значит, какая история. Потом воевали, потом свадьбу сыграли. А за ту разведку наградили меня грамотой и именным оружием.

— Хорошая история, Спиридон. Мы с Ледоколом такие любим… Вот выйдем из ремонта — пригласим тебя на Байкал. Пойдешь в рейс с нами?

— Нет, Варвара не отпустит. Не любит моя одной дома быть…

Ледокол. Два подрядчика

…На строительстве Кругобайкальской железной дороги и Ледянки было много подрядчиков, в том числе Давид Кузнец, который проложил стратегическую магистраль по льду Байкала и брался за самые срочные подряды, без которых армия на Дальнем Востоке не смогла бы получать все необходимое в срок, и Половинкин, который укладывал пути между станциями Танхой и Слюдянка.

Оба несколько раз бывали у меня, совершая переезды по делам своих компаний. Кузнец любил говаривать: «Хочу с высоты ледокола на свою работу поглядеть». Половинкин ничего не говорил — запирался в своей каюте первого класса и не выходил оттуда до самого окончания плавания.

Кузнец непростой купец — первогильдейский. Знали его хорошо как мецената, как активного углепромышленника, строителя крупных объектов — к примеру, моста через реку Селенгу, он сам производил детали для железнодорожного мостового строительства. Еще Кузнец входил в число основателей спичечного производства в Иркутской губернии, будучи акционером «Товарищества паровой спичечной фабрики» в селе Усолье. Любил деньгам счет, но на образование, музыкальную культуру, попечительство о тюрьмах жертвовал большие суммы. На доме, который он построил на Арсенальской улице для управления Забайкальской железной дороги, в его честь установлена мемориальная доска. Желающих получать подряды на строительство рельсового пути через Байкал и гужевые перевозки было предостаточно. Вначале Кузнец выиграл оба подряда — так решила правительственная комиссия. У победителя был опыт, отличные отзывы, наличие уже завершенных объектов, производственная жилка и… вполне приемлемая цена, по которой он был готов работать.

В последний момент гужевую переправу отдали другому…

…На календаре был 1901 год, но приближение войны с Японией чувствовалось по тому, как зачастили на Байкал и Транссиб высокие чины империи. Уже тогда думали о переброске грузов, строительстве складов, линиях связи и… соединении разрозненных участков Транссиба в единую магистраль. Слабым звеном оставался небольшой участок — Кругобайкальская дорога. А когда грянула война, стало ясно: кроме Давида Кузнеца строить железную дорогу по льду Байкала некому. 24 января 1904 года он начал укладку рельсов от станции Байкал до станции Танхой. К середине февраля все работы, как и было обещано, завершились. Строительство Ледянки шло непросто. Приходилось все время что-то изобретать — Байкал постоянно «дышал» и «возмущался». Так, когда стали появляться трещины во льду, их придумали перекрывать длинными брусьями, уложенными крест-накрест, а уж затем на них класть шпалы и рельсы.

Купца благодарил министр путей сообщения князь Хилков, но что еще важнее для иркутянина Кузнеца — его благодарили горожане. Иркутский купец Давид Кузнец, представитель еврейской общины, получил в награду золотые часы из рук князя и звание потомственного почетного гражданина Иркутска по указу императора. В ту пору ему было 43 года….

Конечно, звание потомственного почетного гражданина он получил за всю свою деятельность. Он сделал еще немало добрых дел для Иркутска. Между прочим, именно на его средства была устроена астрономическая обсерватория на здании ВСОРГО. В 1905 году входил в исполнительную комиссию по организации городской милиции, заведовал возведением нового здания для престарелых евреев. Знаменитый дом на Арсенальской, современной улице Дзержинского, так и вошел в историю как Дом Кузнеца. Великолепный архитектурный памятник!

Я пережил Кузнеца. Он ушел совсем молодым в 1912 году. Как жаль, он мог еще столько сделать для Иркутска и его жителей. Кузнец, кажется, работал без выходных. Половинкин все время обижался. Он делал срочную укладку пути между станциями Танхой и Слюдянка. Запросил 48 000 рублей. Цена была явно завышена. Об этом писали в газетах. Капитан читал вслух и называл подрядчика кровопийцей: «Такая сумма, в виде только добавочной платы за укладку и балластировку пути, является исключительным фактом во всей постройке Кругобайкальской железной дороги. Срочная укладка пути совершалась и ранее. Как, например, на работах Куковского от станции Мысовой до Мишихи, но она никогда не превышала 500 рублей за каждую версту, между тем как каждая верста на работах Половинкина определялась 1180 рублей. Представляя такую баснословно огромную сумму добавочной платы, Половинкин обошел и такие расходы, как, например, за очистку снега. За очистку каждой кубической сажени управление должно подрядчику 1 рубль 50 копеек, между тем как сам он уплачивает по 35 копеек.

…Однако, несмотря на все выгоды для Половинкина данной подписки, качество работ в техническом отношении на участке Слюдянка — Танхой далеко не соответствует своему назначению…» Наверное, потому город запомнил Кузнеца, хотя прошло столько десятилетий, и отметил его памятной доской. Половинкина никто не помнит.

Глава 12

Капитан. Два письма

…Наконец он закончил свое письмо. Страниц получилось неожиданно много, и он сам с удивлением смотрел на исписанные белые прямоугольники. Таких писем он никогда не писал. Он уже знал, что сделает с ним, но перед тем еще раз пробежал свои не очень ровные строки, где буквы то шли вразбег, то стремились уехать вверх, то, наоборот, падали вниз. «Здравствуй, дорогая Оля! Не знаю, как это объяснить, и не могу выразить, что я испытал, когда самым неожиданным образом нашел письмо, которое ты оставила на Ледоколе. Это так странно! Столько лет быть рядом с ним и только сейчас, спустя сотни дней, обнаружить его! Для этого, конечно, нужно было попасть в такую передрягу — посадить Ледокол на мель!

Когда я был контужен, мне снился сон. Ты рядом, плачешь и гладишь мою руку. На тебе одежда сестры милосердия. Я боюсь проснуться, чтобы потерять тебя. Лежу тихонько, не шевелясь, ведь в моем сне ты как наяву.

Теперь, найдя твое письмо, понимаю: это была самая настоящая явь!

Но почему же ты вновь ушла? Это какое-то наваждение: находить тебя, чтобы снова потерять. Неужели в этом есть какой-то высший смысл? В наших разлуках? В них, которые длятся годами, есть высший смысл? Высший смысл ради сиюминутных свиданий то ли во сне, то ли наяву!

Пишу это письмо без всякой надежды, что оно когда-нибудь попадет к тебе, ведь я не знаю, где ты, как ты? Может быть, ты уже чья-то жена?

Я положу это свое письмо рядом с твоим, в тот же «волшебный» ящик письменного стола в нашей каюте Ледокола. Пусть они лежат рядом — пусть им не будет одиноко. Ну хоть так! А может быть, это самый верный способ вновь получить ответ. Я знаю, иногда чудеса случаются! Только жаль, если на это опять уйдут годы. Но ты же знаешь, я терпеливый, я научился ждать и верить!

В одном письме, конечно, не расскажешь, что было за эти годы. Я приберегу этот рассказ, если нам суждено встретиться. Сейчас, когда я написал и перечитываю эти строки, мы с Ледоколом попали в историю. Самое настоящее ЧП! Каким-то образом мы умудрились сесть на мель. Ее не должно было быть в этом месте, но мы «нашли» ее. Ледокол в итоге получил пробоину, и мы ждем спасательную экспедицию и бригаду проверяющих, которая, как нетрудно догадаться, будет искать причину и виновных.

Команда снялась и ушла на материк. Я не мог оставить Ледокол. Так что мы с ним зимуем вдвоем. И знаешь, я понял, что иногда «немножко» помолчать тоже полезно. Байкал, конечно, не остров в океане, но за эти дни вынужденной зимовки мы не видели ни одной живой души…

Ты прости меня; наверное, нужно писать о другом, как часто я вспоминал тебя, как думал о тебе, но ты же знаешь, я не очень разговорчивый Капитан. А то, что все эти годы я думал о тебе — факт непреложный. Я так и не удосужился создать семью, потому что какая у меня семья без тебя!

Эта публикация — газетный вариант повести «Капитан и Ледокол». Продолжение — в следующем номере еженедельника «Пятница».