День, который не забыть

Ровно 23 года назад, 6 декабря, в Иркутске произошла одна из самых тяжелых авиакатастроф — на жилые дома микрорайона Авиастроителей рухнул груженый Ан-124. Иркутские спасатели стали одними из тех, кому пришлось голыми руками ликвидировать жуткие последствия трагедии — среди еще горящего металла и останков погибших. Доктор Александр Красник, автор этого материала, — один из участников той операции. Вспоминая произошедшее, он говорит, что каждый год в этот день они — группа спасателей-ликвидаторов — когда стемнеет, собираются на месте катастрофы. Потому что такое не забыть.

В одном из книжных магазинов Иркутска автору этих строк попалась недавно на глаза книга воспоминаний бывшего министра МЧС, а ныне министра обороны России Сергея Шойгу, изданная «небольшим» тиражом в 15 000 экземпляров. Среди прочего, в книге изложены его личные впечатления о работах по ликвидации последствий авиакатастрофы в Иркутске в декабре 1997 года. У нас, спасателей Байкальского поискового отряда, эти события тоже навсегда остались в памяти.

Суточное дежурство так и не закончилось…

6 декабря 1997 года в 14.45 четырехмоторный транспортный самолет Ан-124 «Руслан» с двумя истребителями Су-27 и 140 тоннами топлива на борту взлетел со взлетной полосы иркутского авиазавода курсом на Владивосток и далее во Вьетнам. Через три секунды после взлета отказали три двигателя, и самолет с набранной высоты — всего 66 метров — упал на дома жилого массива.

Это была суббота — одно из моих суточных дежурств в больнице: работа в своем и приемном отделениях, консультации. Занимаюсь тяжелым больным. Служба скорой помощи привозит еще одного мужчину, уже в крайне тяжелом состоянии с разрывом аневризмы аорты. Ему за восемьдесят, и он почти неживой. Что делать? Родственники решили отказаться от операции (он умер менее чем через сутки).

Вдруг звонят из скорой и говорят, что необходимо срочно развернуть все операционные и быть готовыми к приему большого количества пострадавших во время авиакатастрофы в районе авиазавода. Там самолет «Руслан» упал прямо на жилые дома.

Звоню в службу МЧС. Там хаос и переполох — выходной день. Ищут кого только можно из спасателей. Прошу только что назначенного руководителем службы Александра Ильича Степанова первой же машиной со спасателями заехать и за мной в больницу. Заверил, что заедут. Я нашел себе замену для работы в отделении, переоделся в форму спасателей и, не дождавшись обещанного транспорта, помчался к месту аварии на такси. По пути прихватил еще одного сотрудника МЧС. При подъезде к месту аварии наше такси остановил вооруженный патруль: кто такие, куда? Служебные удостоверения МЧС у нас собой — сразу пропускают. Издалека над домами видим столбы дыма и пара. Уже темнеет, приближается вечер.

Хвост, раздавивший пятиэтажку

И вот мы на том месте. Зрелище не для всех. На стене пятиэтажного дома, опираясь на крышу, наклонно стоит фрагмент гигантского транспортника: хвост и часть фюзеляжа. Рядом горят разрушенный упавшим самолетом пятиэтажный дом и огромная туша фюзеляжа с остатками истребителей, пылают близлежащие деревянные постройки. Еще дальше видим разрушенную стену детского дома, перед которой — огромная груда искореженного горящего металла. Это кабина с погибшим экипажем и передняя часть самолета. Все это лежит в огромной зелено-желтого цвета луже, состоящей из снега, авиационного керосина и других технических жидкостей самолета.

Непрерывно работают экипажи пожарной службы, их много. Заливают горящие куски самолета, дымящийся пятиэтажный жилой дом. Холодно, около 30 градусов мороза, вода из пожарных брандспойтов мгновенно замерзает, превращаясь в огромные ледяные натеки. Кругом большое количество военных, сотрудников ОМОНа и милиции. Пожарные расчеты работают на жилой пятиэтажке, а мы, спасатели, на кабине самолета. А там под ногами горят и плавятся искореженные фрагменты кабины. Быстро темнеет.

Вскоре прибыла служба гражданской обороны. У них с собой нет необходимых для такой работы технических средств. Они в наличии есть, но:.. Аварийное освещение не работает, малой механизации нет. Единственный кран из Усольского полка ГО, и тот неисправен.

В кабине сгоревшего самолета

Наша задача разобрать эту груду горящего и плавящегося металла — кабину самолета — и найти и собрать то, что осталось от экипажа. Темно. Спасатели подогнали машину и включили прожектора. Жуткое зрелище. Кругом плохо замерзающая жижа желто-зеленого цвета, груды раскаленного металла и мы в своих красного цвета костюмах. Нашли бортовые самописцы, они вовсе не черные, как принято их называть, а оранжевые ящики.

Вокруг много военных, они осторожно передвигаются среди этого хаоса, тихо переговариваются между собой. А мы своими руками поднимаем, растаскиваем в стороны куски кабины, фрагменты приборов.

И вот перед нами первое, разорванное, раздавленное и обгоревшее, тело члена экипажа, за ним еще, еще и еще. Лежат они среди горящего металла, дымятся и тлеют. Они горят в ночи светло-голубым пламенем, и кажется, как будто это мечутся их души…

Попадаются полуобгоревшие бумажники с документами. Вот поднимаю один. В нем удостоверение полковника, какие-то еще документы и солидная пачка стодолларовых купюр. Все обгоревшее. Пошли мы с Лешей Дегтяревым в машину, где разместились сотрудники прокуратуры. «Вот, — говорим, — документы полковника и деньги». «А кидайте, — говорят, — в пластиковый мешок», и мешок подставляют. «Нет, — говорим, — оприходуйте как положено. Наши фамилии укажите, чьи документы принимаете, денежки пересчитайте, все запишите и нам скажите, где подписи поставить».

Продолжаем свою работу дальше, а Леша Дегтярев и Володя Мамаев быстро добрались до горящего детского дома и там на третьем этаже обнаружили под детской кроваткой задохнувшегося в дыму и пламени ребенка. Это был один из двух детей, которых отдали в детский дом из одной семьи.

Мешки для погибших

К этому моменту прибыл начальник областной спасательной службы Александр Степанов. Он был уже навеселе — видно, взбодрился по дороге для храбрости. Тут пожарные выносят из горящей пятиэтажки тело сгоревшего человека и просят нас уложить его в транспортировочный полиэтиленовый мешок. Степанов разволновался, разгорячился. Дело это для него было непривычное и непонятное. «Не войдет тело в мешок, — говорит, — и ничего у нас с этим не получится». Да, одно дело завхозом или завгаром работать, а тут такое. Пришлось мне новоиспеченного руководителя областной спасательной службы учить простому способу упаковки погибших в транспортировочные мешки. Дошло до него не сразу, но дошло.

Почти до самого утра мы разгребали горящие металлические обломки, искали хоть какие-то фрагменты сгоревшего экипажа. Бок о бок работал я со своим старшим братом Валерием Федоровичем Красником, а также с Виталием Бочковым, Алексеем Дегтяревым, Валентином Петровичем Брянским, Володей Мамаевым и другими спасателями. Мы извлекли все, что осталось от тринадцати человек, которые находились во время взлета в кабине самолета.

Под утро среди догоравших остатков фюзеляжа увидели ствол упавшего тополя, под которым были видны руки и ноги еще одного человека. В 30-градусный мороз мы распилили двуручной пилой этот тополь на куски, а чурки откатили в сторону. Перед нами открылось тело сгоревшего мужчины. На его шее увидели толстую цепочку из желтого металла. Когда попытались за руки и за ноги поднять тело, оно стало растягиваться и рваться. Позвали сотрудника прокуратуры, а он так просто говорит нам, даже не глядя: «В мешок его!» «Э, нет, — говорим, — делайте все как надо и цепь из драгметалла не забудьте указать».

А после сжег сапоги на костре

Только когда стало светать, у нас образовался небольшой перерыв. Нам отвели какое-то помещение. Машина спасательной службы быстро сгоняла в город и привезла для всех коврики и спальные мешки. Для многих. А моему старшему брату Валерию Федоровичу и Валентину Петровичу Брянскому не досталось ничего, хоть среди всех спасателей они были самые старшие по возрасту. Так мы и пролежали с ними на голом полу до раннего утра.

Потом нас покормили в столовой, и мы вновь отправились к месту падения самолета. Вот теперь, утром, техники было много, да и высокого начальства прибавилось: члены правительства, маршал военной авиации, министр МЧС, губернатор области и многие другие.

Теперь первейшей задачей стало аккуратное и безопасное перемещение хвоста самолета со стены жилого пятиэтажного дома. Для этого стрелой крана к хвосту были подняты спасатели, которые пробили в нем дыры, зачалили его. Хвост был осторожно приподнят краном, смещен в сторону и опущен на землю. Все тела погибших в жилом пятиэтажном доме упаковали и транспортировали в морг на опознание. От двух маленьких девочек, Яны Потаниной восьми лет и Люды Шашкиной девяти лет, на которых упал самолет, мы не нашли ничего.

Наши спасатели еще оставались на месте катастрофы, а я возвращался в больницу, на свою работу. Иду по тротуару. На мне купленные три дня назад новые канадские сапоги для зимних путешествий. Иду по асфальту, а звук, как от копыт хорошо подкованного коня. Оплавившиеся подошвы полностью забиты кусками «крылатого» металла и не только ими. Через несколько дней я сжег эти сапоги в костре.

После ликвидации

В той катастрофе всего погибло 72 человека, из них 14 детей. 23 человека погибли на борту Ан-124, в том числе девять членов экипажа. 15 человек посмертно наградили орденами Мужества. 44 пострадавшим жителям этого района удалось остаться в живых. Анечка Зернис умерла через пять дней в ожоговом отделении, Макар умер в ожоговом отделении в Москве... Позже возле храма Рождества Христова в поселке Сеща в Брянской области, где базируется транспортный авиаполк, к которому был приписан погибший в Иркутске «Руслан», воздвигли мемориал экипажу погибшего самолета.

Вскоре в местной иркутской газете появилась заметка Валентина Брянского о катастрофе Ан-124, в которой он, будучи непосредственным участником ликвидации ее последствий, дал принципиальную оценку свершившихся событий. Без прикрас, все как было. И в первую очередь Валентин Петрович рассказал о неготовности подразделений гражданской обороны к выполнению своих обязанностей. К пожарной службе это не относилось — они выполнили свою работу четко и своевременно. На следующий день после этой публикации вышел приказ начальника областного ГО о немедленном увольнении Брянского с работы. При этом руководитель областной спасательной службы Степанов испугался заступиться за своего сотрудника, сказавшего правду…

Сейчас, кроме храма Рождества Христова, построенного на средства фирмы братьев Голышевых через два года после катастрофы, и большой памятной плиты, на которой часто можно видеть живые цветы, о том ужасном событии ничего не напоминает. Из группы Байкальского поисково-спасательного отряда, которая работала на ликвидации катастрофы, в живых по разным причинам к сегодняшнему дню уже нет семерых. Тем из нас, кто еще жив, память напоминает в этот день, 6 декабря, о случившейся трагедии. И мы обычно вечером, когда стемнеет, приходим на то место.