Борис Алексеев рассказал о своей жизни и о людях, с которыми ему доводилось встречаться
Наша встреча с депутатом Законодательного собрания Иркутской области, председателем комитета по законодательству о государственном строительстве области и местном самоуправлении Борисом Алексеевым началась во многом не-
обычно. Борис Григорьевич раскрыл свою книгу-автобиографию «Кадры из жизни» и процитировал оттуда фрагмент материала из нашей газеты «СМ Номер один» за 2003 год, да еще и за моей подписью. Он касался ситуации вокруг Коршуновского ГОКа, когда предприятие пытались обанкротить, и лишь твердая позиция районной мэрии во главе с Борисом Алексеевым помогла остановить беспредел. «СМ Номер один» выступил тогда с безусловной поддержкой горняков, хотя ради этого пришлось пойти на конфликт с губернатором. Это было яркое и неожиданное воспоминание, поэтому было бы по меньшей мере странно начать беседу с чего-то другого.
Битва за комбинат
— Не знал я, Борис Григорьевич, что попал в вашу книгу… Раз мы начали с темы Коршуновского ГОКа, расскажите о событиях того времени. Можете ли вы сейчас, 13 лет спустя, рассказать какие-то подробности, которые в 2003 году по понятным причинам остались за кадром?
— Думаю, вы помните предысторию этого конфликта. В свое время Коршуновский горно-обогатительный комбинат создавался для обеспечения сырьем Западно-Сибирского металлургического комбината, который находится в Кемеровской области. Пока существовал Советский Союз, эти предприятия работали в одной связке и горя не знали. Но в 90-х годах, с началом экономических реформ, комбинаты стало лихорадить. Так или иначе, комбинаты проработали вместе до 2002 года. И вдруг металлурги прекратили платить за сырье. Отгрузки, естественно, были остановлены, ГОК встал. Было очевидно, что компания «Евразхолдинг», в состав которой входил Запсиб, пыталась таким образом обанкротить ГОК, чтобы потом зайти сюда на выгодных условиях. Я на тот момент был мэром Нижнеилимского района. Допустить потерю ГОКа я не мог. Мы написали десятки писем во все инстанции — от полпреда президента в СФО до губернатора Иркутской области. Никто не ответил. Параллельно искали другого потребителя нашей продукции. И нашли его в лице Челябинского металлургического завода, входящего в состав стальной группы «Мечел». Наш ГОК начал оживать, получил прибыль, с кредиторами были заключены мировые соглашения. Однако Федеральная служба финансового оздоровления, явно выполняя заказ определенных структур, подала иск в арбитражный суд с требованием отменить мировое соглашение и сменить внешнего управляющего. А 14 июля 2003 года была попытка во-
оруженного захвата предприятия. Я в этот момент находился на военных сборах под Братском, которые были организованы для мэров территорий. И вот мне сообщают, что идет захват комбината. Я тут же покинул сборы и, как был, в армейской форме, полетел в Железногорск. Вечером губернатор Борис Говорин, руководивший сборами, хватился меня: «А где Алексеев?» А Алексеев в тот момент уже был на баррикадах.
— В Железногорске тогда действительно были баррикады?
— Да. На комбинате, безусловно, предполагали, что возможен захват предприятия. Помимо штатной охраны было организовано круглосуточное дежурство сотрудников ГОКа. Вечером 14 июля возле ворот комбината появился новый внешний управляющий Сергей Рожков, еще не получивший на тот момент права на руководство предприятием. Его сопровождал отряд Братского ОМОНа в полном обмундировании — каски, бронежилеты, дубинки. Все эти люди попытались проникнуть на территорию. Горняки, которые в тот момент были на дежурстве, попытались этому противостоять, за что и поплатились. Били всех, не считаясь с возрастом и полом. Часть людей прижали щитами к решетке и колотили по головам, не давая уйти. В итоге серьезно пострадали 13 человек. Пока омоновцы разбирались с абсолютно безоружными людьми, охрана административного здания ГОКа подсоединила пожарные шланги и мощными струями воды на какой-то момент остановила нападавших. Тогда люди, сопровождавшие Рожкова, подогнали к металлическим воротам передвижную электростанцию, включили болгарки и начали резать решетку. И вдруг все остановилось. Омоновцы развернулись и покинули поле боя.
— Вы знаете, с чем это было связано? Почему внезапно все изменилось?
— Думаю, что знаю. На тот момент я уже был в Железногорске. Понимая, что своими силами не справиться, я позвонил в Москву председателю комиссии по правам человека при президенте России Элле Памфиловой, с которой сохранил очень хорошие отношения еще с тех пор, когда мы вместе находились в Совете народных депутатов СССР. Я думаю, Элла Александровна смогла оперативно донести ситуацию на нужный уровень, и уже оттуда поступила соответствующая команда.
— В итоге ГОК отстояли?
— Да. В августе 2003 года прошло еще одно собрание кредиторов, на котором было одобрено заключение мирового соглашения. ГОК был спасен, Железногорск-Илимский вернулся к нормальной жизни. Для меня, как для мэра, это было главным.
Георгиевский кавалер
— Борис Григорьевич, как-то сразу мы начали разговор с настоящего боевика. Давайте немного вернемся к началу вашей жизни. Насколько я знаю, вы родились в Бурятии. Что вам вспоминается из детства?
— Действительно, я родился на станции Джида в Бурятии. Каждый год на лето родители отправляли меня к дедушке и бабушке в село Нижний Торей, и практически все детские воспоминания у меня связаны с деревенской жизнью. Дед Николай в свое время участвовал в Первой мировой войне, получил Георгиевский крест. В Гражданскую войну воевал против барона Унгерна — того самого «черного барона», который «снова готовил нам царский трон». По совокупности всех заслуг деду присвоили звание почетного гражданина Бурятии. Без дела дед сам никогда не сидел и другим не давал. Причем требовал, чтобы работу свою каждый выполнял добротно, на совесть. Помню, копаю грядку, подходит дед: «Неглубоко пашешь, уважаемый Борис Григорьевич, давай по новой». Или косим вместе траву. Дед — настоящий мастер, косит низко и чисто, а я, понятно, машу косой как попало. «Нет, — говорит дед Николай, — так не пойдет, заходи снова».
Бабушка Феклиста была достаточно известной целительницей. К ней приходили люди со всего района. Она заговаривала кровь, лечила от сглаза. Примечательно, что денег за лечение она никогда не брала. Люди просто благодарили ее и уходили.
— А вас она лечила?
— Да, бывало. Как-то повело у меня шею. Чувствовал себя неважно, буквально жизнь не в радость. Бабушка это дело заметила, усадила меня напротив себя, налила в стакан воды, бросила туда древесных углей. Угли, по идее, должны плавать, а тут они пошли ко дну. Отправила меня спать, а утром я проснулся совершенно здоровым. Я, конечно, тут же захотел стать «колдуном», но бабушка сказала: «С этим родиться нужно».
— А были ли какие-то житейские принципы, которые сформировались у вас уже в тот период?
— Как-то я спросил бабушку, верит ли она в Бога. Хотя по утрам и вечерам она всегда молилась, но на этот раз задумалась. Потом ответила: «Привыкла верить. Если будешь думать о людях, Бог всегда будет с тобой». Эти слова я часто вспоминал в своей жизни и каждый раз убеждался в их истинности. Как бы ни складывались обстоятельства — если делаешь людям полезное, у тебя у самого все получается.
Чемпион по полосе препятствий
— В детстве спортом занимались?
— Если вы имеете в виду спорт больших достижений, то нет. Ни в Джиде, ни тем более в Нижнем Торее таких возможностей не было. Но по мере возможности старался какие-то навыки получать. Я не скажу, что рос богатырем: часто болел, роста был небольшого — бывали периоды, что в классе я был самым маленьким. А хотелось быть сильным. И вот отец поставил перед домом турник, и я на нем постоянно занимался. Готовился к состязаниям. Проходили они традиционно на окраине Нижнего Торея. Там была ровная лужайка, которую мы называли зеленкой, и на ней проходил весь наш досуг. Можно было и в «чижа» поиграть, но меня привлекали единоборства: бокс и борьба. И хотя старший двоюродный брат Василий и дал мне несколько уроков бокса, я почти всегда проигрывал, но в бой шел постоянно. По пять-десять схваток в день проводил. Потом мне этот опыт сильно помог.
— Когда именно?
— Вспоминаются две истории. Первая, понятно, связана со службой в армии. Я попал в мотострелковые войска. После прохождения учебки мне предлагали в ней остаться, но я отказался, все-таки в моем представлении армия — это не курсантами командовать, а что-то более существенное. Думаю, поступил правильно. Служба в должности помкомвзвода, исполнение обязанностей командира взвода, звание старшего сержанта — все это помогло мне осмыслить ответственность за тех людей, которые в данный момент находятся рядом. Почему-то именно тогда, в армейских казармах, я особенно отчетливо понял, что я не один, что я живу среди людей и должен с уважением относиться к ним. Что касается спорта — то я был чемпионом дивизии по бегу и чемпионом части по полосе препятствий. Ведь для того, чтобы командовать, надо еще и самому быть примером. В ходе армейской службы я не раз поощрялся отпуском, а в один из отпусков даже успел жениться…
— Ничего себе! А как же ухаживания, цветы и прочее?
— Все это было, и даже вечерние серенады — я со школы люблю петь, и здесь мне мои навыки пригодились. Свадьба, кстати, проходила в Чуне, откуда моя Татьяна родом. А вторая история, связанная с моими спортивными навыками, которая мне часто вспоминается, случилась уже осенью 1993 года, когда я, будучи заместителем губернатора Иркутской области, возглавлял нашу делегацию на Всемирном съезде монголов. После официальных мероприятий мы отправились в Каракорум — древнюю столицу Монголии. Там поставили юрту, которая, как нам объяснили, полностью повторяет юрту Чингисхана. Мы туда заходим — горит очаг с котлом, где что-то варится. И вдруг Дашийн Бямбасурен, на тот момент уже бывший премьер-министр Монголии, предлагает мне потягаться на руках. Сначала я думал — шутка. Потом смотрю — нет, он уже рукава закатывает. Почему Бямбасурен меня выбрал — до сих пор не знаю. Посадил он меня рядом с очагом, спиной к огню. Чувствую — припекает, но говорить что-то поздно уже, поединок начался. Пять раз Бямбасурен со мной схватывался, но так и не победил. А потом я лечил спину от ожогов — поскольку ничего другого под рукой не было, пришлось смазывать ее сметаной.
Народный депутат
— Скажите, а как вы в Железногорске оказались? После армии?
— Нет, до. Я из Железногорска призывался. А оказался я очень просто. Окончил школу и вопреки желанию родителей уехал поступать в Иркутск, в политехнический институт. С третьего курса вместе со своими друзьями Колей Анкудиновым и Игорем Буровым был отчислен. За строптивость. Мог, конечно, остаться, но ушел из солидарности. Коля и Игорь — из Железногорска. Они меня позвали к себе — и я поехал. Помню, была у меня тогда большая широкополая шляпа. По-настоящему пижонская. И вот в ней я в Железногорске и появился. Впечатление хотел произвести. А уже на следующий день устроился электромонтером на ГОК. Отработал меньше года — забрали в армию. Вернулся я оттуда уже совсем другим человеком. Вернулся на комбинат, восстановился на заочное отделение в политех. Меня заметили и предложили на выбор две работы: райком комсомола и КГБ. Я, честно сказать, склонялся ко второму варианту, но жена воспротивилась: только из армии вернулся, надо быт налаживать, а работа в КГБ подразумевала полугодовую учебу. На тот момент у нас уже старшая дочь Оля родилась, и я просто не мог оставить семью — даже на полгода. Пошел в райком комсомола. Сейчас я понимаю, что это решение предопределило всю мою дальнейшую жизнь.
— В 1989 году вы стали народным депутатом СССР — как выяснится позже, последнего созыва. Что вспоминается?
— Вспоминается то, что многие наказы выполнены. Заасфальтирована дорога на Качуг. Планировал до Жигалово, но не успел. В Качуге же была построена подстанция, начато строительство моста через Витим в районе Бодайбо. Как мог поддерживал Мамслюду. Запустили понтонный мост через реку Киренгу в Казачинско-Ленском районе, параллельно проектировали капитальный мост. В Железногорске-Илимском появился молокозавод, вырабатывавший шесть тонн продукции в смену. В район была завезена голландская технология по выращиванию картофеля — впервые в Иркутской области. Поэтому, когда Гавриил Степанович Франтенко (основатель и генеральный директор СХОАО «Белореченское». — Ред.) говорит, что это он впервые применил эту технологию, я ему всегда напоминаю, что первыми были мы. Я планировал тогда очень серьезно зайти на продовольственный рынок региона с молочной и овощной продукцией, произведенной в Нижнеилимском районе. Строительство аэропорта в Усть-Илимске состоялось при моем участии. Это был мощный авиаузел, способный принимать большие самолеты. На сегодня, к сожалению, этот аэропорт, по сути, заброшен. Был выполнен ряд наказов по Киренску и Киренскому району… Наверное, много чего еще можно было сделать, но наши полномочия, как вы понимаете, закончились задолго до ожидаемого срока.
— Это что касается наказов… А какие-то личные впечатления? Все-таки это было время перемен, и, насколько я помню, трансляции со съездов даже по телевизору смотрели в прямом эфире…
— Не все перемены были, к сожалению, к лучшему. Помню третий съезд народных депутатов СССР. Он состоялся в марте 1990 года, и на нем безальтернативным голосованием Горбачев был избран первым президентом СССР. Я был одним из тех представителей депутатского корпуса, кто был уверен, что этого делать нельзя. И я вышел на трибуну и открыто заявил об этом. Даже не вышел, а вбежал. Как сейчас вижу эту картину: бегу я по проходу, а Анатолий Лукьянов (председатель Верховного Совета СССР. — Ред.) говорит в микрофон: «Вон наш коллега бежит, дадим ему слово». Если бы он знал, о чем я буду говорить! Я вбежал на трибуну и сказал: «Мне мои избиратели не давали полномочий избирать президента». Зал угрожающе загудел, а там было больше половины так называемых патриотов — нынешних членов КПРФ. Но я нашел нужную на тот момент фразу: «Вместе с тем…». Зал притих, и я продолжил: «…предлагаю вывести меня из состава счетной комиссии по выборам президента СССР на съезде народных депутатов, а вместо себя предлагаю кандидатуру Володичева Виктора Васильевича». Это депутат из города Братска, и перед тем, как бежать, я спросил у него: «Войдешь в состав счетной комиссии?» Он вроде как кивнул. Так что в этом позорном акте я не участвовал. Потом я еще раз пытался выступить, но мне уже не дали.
— О чем хотели говорить?
— Я хотел предложить другой путь развития нашей страны, включая внесение изменений в Конституцию, которая упраздняла бы господствующую роль партии и ставила во главу угла Верховный Совет СССР. Было бы разумно, если, проводя реформы, мы планомерно переходили бы от экономики к развитию демократических институтов нашей страны. Мы же пошли сразу по всему фронту, захлебнулись и получили соответствующую реакцию.
— Несмотря на вашу репутацию активного оппозиционера, у вас тем не менее была возможность продолжить карьеру в Москве. Почему не согласились?
— В октябре 1991 года Ельцин и Хасбулатов действительно предлагали мне войти в состав смешанного союзно-российского парламента, но я отказался. Всячески благодарил за оказанное доверие, но добавлял, что я в Сибири родился, в Сибири и пригодился. А парламент в итоге так и не был создан.
«Могу и должен служить людям»
— Потом, насколько я помню, вы оказались в администрации Иркутской области. Как работалось в команде Ножикова?
— Да, в декабре 1991 года я принял предложение Юрия Абрамовича перейти на работу в администрацию Иркутской области заместителем главы по социальным вопросам. Команда собралась по-настоящему мощная. Исходя из своей должности я старался быть естественным противовесом другому заместителю — Владимиру Кузьмичу Яковенко, который курировал экономический блок. По сути, сложился руководящий треугольник: Ножиков — Яковенко — Алексеев. У нас были дискуссии, и нередко Ножиков вставал на мою сторону — в каких-то вопросах он признавал приоритет социалки над промышленностью. Было принято много важных решений. Назову лишь одно: так называемые ножиковские надбавки. Совместно с профсоюзами мы уговорили Юрия Абрамовича принять соответствующее решение. Думаю, вы помните, насколько это подняло уровень дохода работников бюджетной сферы. В целом же у меня остались самые позитивные воспоминания от работы в команде Ножикова.
— Тем не менее в 2004 году вы выдвинули свою кандидатуру на выборах главы администрации Иркутской области, став, по сути, единственным оппонентом Ножикова…
— Сначала, кстати, я предложил Юрию Абрамовичу вообще отменить выборы. В декабре 1993-го он избрался в Совет Федераций и, как мне казалось, подтвердил доверие избирателей. Деньги, выделенные на выборы, можно было пустить на другие нужды. Ну а главной причиной, по которой я пошел на выборы, стало мое несогласие с Уставом Иркутской области. Он определял главенство исполнительной власти над законодательной, я же считал по-другому. Выборы я ожидаемо проиграл, после чего ушел в отставку. Думаю, это был первый в истории страны случай добровольной отставки со столь высокой должности. Юрий Абрамович, кстати, не настаивал на моем уходе, но в его окружении было немало людей, которые думали по-другому. Целый год я отдыхал, читал, более того — прошел курсы конкурсных управляющих. Открыл свое дело, которое старался добросовестно вести. А в 2000 году вернулся в политику, во власть, потому что понял: я могу и должен служить людям.
— Скажите, Борис Григорьевич, а от общения с какими людьми — кроме Ножикова и Яковенко, которых вы уже упомянули, — у вас остались самые сильные впечатления?
— Первый, наверное, это Виталий Васильевич Беломоин, Герой Социалистического Труда, первый директор Коршуновского горно-обогатительного комбината. С ним у нас были порой непростые отношения, но почти всегда наше общение приводило к правильному результату. Свой след в моей жизни оставил Анатолий Александрович Собчак, который, как я, был народным депутатом СССР. Это всенародно избранный мэр Санкт-Петербурга, очень сильный человек, и в команде его были исключительно сильные люди. Достаточно назвать Владимира Владимировича Путина. До сих пор я храню фотографию Собчака с его автографом: «Борису Алексееву в память о нашей совместной работе в Москве». Были встречи и разговоры с Горбачевым. Прямо на съезде я попросил восстановить в партии Анатолия Закопырина, своего коллегу по депутатскому корпусу, которого, как я считал, исключили несправедливо. Общался я и с Ельциным. По моей просьбе он перечислил авторский гонорар за свою книгу «Исповедь на заданную тему» на восстановление поселка Заярск, попавшего в зону затопления Усть-Илимским и Братским водохранилищами. Я поддерживал первые шаги Бориса Николаевича — и по заключению союзного договора, и по борьбе с привилегиями, но потом увидел, что новые привилегии стали еще больше прежних... Поэтому, будучи заместителем Ножикова, я нашел в себе силы и даже, думаю, определенную смелость не принять предложение Юрия Абрамовича возглавить региональный штаб по выборам президента России в 1993 году. Я сказал Ножикову: «Чтобы убеждать людей, нужно самому быть убежденным».
«Не боюсь косых взглядов»
— Что думаете о сегодняшнем моменте?
— Вы о выборах в Государственную думу или в целом?
— Давайте начнем с выборов.
— Если говорить о выборах, то есть, например, такая программа развития Дальнего Востока и северных регионов. Мы должны быть в этой программе, но нас там нет. Нас признали северным регионом только по участку дороги Тайшет — Чуна — Братск и по реконструкции дороги на Листвянку. И для того, чтобы мы там появились в полной мере и рассчитывали на какое-то развитие, необходимо сформировать команду лоббистов от Иркутской области. И те, кто будет избран в этом созыве по одномандатным округам, и так называемые списочники должны выступить единой командой, как это делают в Саха-Якутии или Татарстане…
— Ну, а в целом о ситуации в стране какое мнение?
— Если говорить в целом, то, на первый взгляд, напрашивается вывод: раз благосостояние народа не улучшается, а нередко и ухудшается, значит, власть не справилась. Но мы знаем, какие события этому сопутствовали, и должны понимать, что мы правильно сделали, вернув Крым. Мы правильно делаем, что сегодня на подступах к России сдерживаем боевиков «исламского государства». Да, людям надо помогать, но и объяснять при этом, что наши трудности — это явление временное и оно обязательно завершится движением вперед.
— Нижнеилимский район сейчас воспринимаете как родину?
— Да, я знаю здесь многих людей, меня знают. Я не боялся и не боюсь ходить по улицам Железногорска и поселков, не боюсь косых взглядов, потому что знаю, что всегда работал здесь честно и добросовестно.
— А можно в связи с этим один, может, не очень корректный вопрос?
— Почему в прошлом году меня не выбрали на пост мэра?
— Да.
— Есть у людей одно развлечение — они голосуют за того, кого, как им кажется, не выберут. А потом люди подходят и извиняются: «Ой, а мы думали вас все равно выберут, и поэтому решили проголосовать за другого». Я, конечно, не обижаюсь, тем более что у меня сейчас есть возможность помогать территории через Законодательное собрание. Я очень рад совместной работе по нашему округу с Мариной Владимировной Седых, генеральным директором Иркутской нефтяной компании. Ее благотворительный фонд оказывает заметную помощь Усть-Кутскому и Нижнеилимскому районам.
— В ходе нашего разговора вы упоминали, что хорошо пели в школе. До сих пор поете?
— Пою. И в Законодательном собрании на неформальных мероприятиях просят спеть, и на встречах с избирателями. Причем в Нижнеилимском районе я обычно исполняю песню «Берега», а в Усть-Кутском — городской романс «Одинокая ветка сирени». Так почему-то сложилось.
— Знаю, что вы большой поклонник стихов, особенно творчества Лермонтова. Может, в завершение нашей беседы расскажете свое любимое стихотворение?
— Я рожден с душою пылкой,
Я люблю с друзьями быть,
А подчас и за бутылкой
Быстро время проводить.
Я не склонен к славе громкой,
Сердце греет лишь любовь;
Лиры звук дрожащий, звонкой
Мне волнует также кровь.
Но нередко средь веселья
Дух мой страждет и грустит,
В шуме буйного похмелья
Дума на сердце лежит.
И эта дума о том, что еще можно сделать для своей малой родины, для Иркутской области, для России в целом.
