Было что вспомнить

В прошлую субботу в белорусском национальном обществе имени Яна Черского поминали предков

Алена Сипакова каждый год собирает  на праздник Деды всех, кому дорога белорусская культура. В этот день поминают усопших, поют протяжные белорусские песни, едят традиционные белорусские блюда из картошки и обязательно кутью
Алена Сипакова каждый год собирает на праздник Деды всех, кому дорога белорусская культура. В этот день поминают усопших, поют протяжные белорусские песни, едят традиционные белорусские блюда из картошки и обязательно кутью
Леонид Ильич Лабейко: «Я в Сибири с 1976 года, приживаюсь везде, как сорняк.  Но вот приехал в родную деревню, увидел тропиночку, которой мы в лес бегали детьми, и слезы покатились по лицу. Сестра моя осталась в Беларуси, мы вместе ходили на озеро Свитязь. Родителей вспоминаем: она в Беларуси, а я в Сибири.  Все, что есть доброго у меня, это от них»
Леонид Ильич Лабейко: «Я в Сибири с 1976 года, приживаюсь везде, как сорняк. Но вот приехал в родную деревню, увидел тропиночку, которой мы в лес бегали детьми, и слезы покатились по лицу. Сестра моя осталась в Беларуси, мы вместе ходили на озеро Свитязь. Родителей вспоминаем: она в Беларуси, а я в Сибири. Все, что есть доброго у меня, это от них»

В Беларуси праздник Дзяды (Деды) связан с поминовением ушедших предков. В этом году он совпал с православной Дмитриевской субботой, родительским днем, выпавшим на 2 ноября. По древним поверьям, души умерших в этот день покидают могилы и приходят в свои дома. А родные должны приготовить для них ужин и обязательно сварить кутью.

В субботу в белорусском национально-культурном обществе Иркутска собралось 14 человек. Председатель общества Алена СипаковаГалина Данилова и другие женщины накрыли два стола: один — для душ умерших родственников, где по древним традициям стояли зажженная свеча, кружка с киселем, поминальная кутья и кусочек хлеба с салом; другой — для тех, кто пришел на празднование Дедов. Каждый из сидевших за ним вспомнил в этот вечер о своих родных.

— Я помню военное время, середину июля 1944 года, — рассказывает Леонид Ильич Лабейко. — Немцы уже отступали, в панике бросая все. Деревню нашу сожгли, и мы ушли, спрятались на хуторе в лесу. Там никто не жил, мимо шла лесная колея. Было жарко, дети играли во дворе, женщины стирали. И метрах в ста от дома показались немцы на двух мотоциклах. Они стали стрелять по нам из ручного пулемета. Помню, как чьи-то руки схватили меня и бросили в кусты, кто-то навалился на меня. Оказалось, соседка прикрыла меня своим телом. Мне было душно, нечем дышать, я думал — скорее бы меня освободили! Немцы уехали, и все мы оказались живы. Они, видимо, стреляли так, чтобы нас напугать. Заблудились в лесу. Им уже было не до нас — лишь бы самим ноги унести.

Леонид Ильич приехал в Сибирь в 1976 году. Он был специалистом по производству отопительного оборудования, и его пригласили на братский завод главным механиком. Так он и стал сибиряком, живет сейчас в деревне Куде.

— Я крестьянский сын. Мама моя Татьяна Ильинична дожила до 82 лет. Жила еще при царе, рассказывала, как бегала на митинг в центре села, посвященный 300-летию дома Романовых, как в Первую мировую в наше село вошли немцы, а с 1919 по 1939 год нами владела Польша. Все должно было быть на польском языке. Хочешь кусок земли купить — пиши заявление на польском. Хочешь жениться — принимай католическую веру. Паны не разрешали в лесу ни ягоды собирать, ни грибы, ни деревья рубить на дрова. Потом долго вспоминали белорусы, как тяжко жилось «за панским часом». Мама жила в деревне Поречье, а папа пришел в ее семью примаком. Домик у них был маленький. Стояла печка, узкая кровать для дочки, для взрослых кровать пошире, стол длинный и лавка широкая. Вот и все, что было в доме из мебели. Нас было шестеро детей да двое взрослых, спали кто где. У отца было пять гектаров земли, росла рожь, ячмень, бульба и вся огородина. Мы держали и лошадь, и коровушку, и поросят. Надо было и сено косить, и картошку сажать, и лен. Вы видели, как лен белорусский растет? Поле синее-синее, как озеро! Рвать его легко. Мы его рвали, потом колотушкой выбивали семена из него, из семени масло делали. Осенью льняные стебли выкладывали на болото, чтобы сердцевина сгнила, а волокно осталось. Месяц лен должен на болоте лежать. Потом мать снопики льна приносила домой — и на печку! Лен сушился, потом его мяли, трепали, щеткой вычесывали. Получался отдельно лен, отдельно куделя. Из льна мама пряла ткань тонкую, которая шла на платья, сорочки, простыни и скатерти. А из кудели полотно грубое — нам на штаны. Пока носишь такие, все горит с месяц, а потом ничего, привыкаешь.

Много интересных рассказов-воспоминаний прозвучало в тот вечер. Из них вполне можно составить никому не известную историю Белоруссии.