Богомол. Глава восемнадцатая

Продолжение.  Начало в номерах 38 (2019) — 3 (2020). Глава семнадцатая. Начало

Глава восемнадцатая

Оттепель продолжается. Ночью ударил было мороз, но к полудню вернулась надоевшая, стыдная неопределенность.

Вот и случилось то, что предсказывал Бикреев. Колчак арестован чехами и передан большевикам и эсерам. Милиция быстро очистила от бандитов главные улицы, по которым тотчас поехали грузовики с изрыгающими «Интернационал» медными трубами. Первые четыре дня, после того как Часов бежал из Иркутска, в городе было спокойно, если можно назвать покоем ровную ползущую тревогу. На пятый день в город вступили партизаны, четыреста злых как черти и голодных до всего живого бойцов. А потом из тайги вышли полторы тысячи анархистов, и началось такое, что храни Бог.

Я оделся в гимнастерку без погон и потрепанный полушубок, водрузил на голову папаху без кокарды и, сунув руки в карманы и сутулясь, обошел город. На главных улицах пусто, во дворах и на окраинах — грабеж, стрельба, поножовщина.

Большой состав с золотом прибыл из Нижнеудинска четырнадцатого, в новогоднюю ночь. Он стоит в тупике, вытянувшись вдоль Ангары. Пути перед ним и позади разобраны, все тридцать два вагона лишены хода — из колес вынуты подшипники. Периметр станции держат японцы и большевики. Красные действуют четко, как автоматы, дисциплина железная. Похоже, японцы уйдут несолоно хлебавши.

Две недели я почти ничего не ел, кусок не лез в горло. Поддерживал себя водкой и папиросным дымом, пока наконец не уговорил себя поужинать в «Модерне».

Зал, как всегда, был полон. Метрдотель проводил меня в «приют пилигримов» — тихий уголок за плетеной ширмой, увитой бумажным плющом. В табачных облаках за столом напротив сидели трое, долговязый шатен в затемненных окулярах и двое прилично одетых вурдалаков. Они вели себя сдержанно и аккуратно, что сразу бросалось в глаза в ошалевшем от революции городе. Лицо шатена показалось мне знакомым.

Я попросил свежие газеты. Новости не удивили. Каппель ведет солдат по ледяной тайге. Обойдя Красноярск, армия разделилась на несколько потоков и продолжает организованный отход, отбивая наскоки красных и приводя в замешательство военных стратегов, которые давно похоронили наши войска. Армия приближается к Иркутску. В феврале она будет здесь.

Пока я размышлял, шатен в дымчатом пенсне поднялся из-за стола и заплетающейся походкой, с бутылкой коньяка в одной руке и сигарою в другой направился ко мне. На газетную страницу легла тень.

— Вы позволите?

Шатен плюхнулся за мой столик. Я сложил газету.

— Мы знакомы?

— Увы, нет, — он поставил бутылку в центр стола. — Просто внешность у вас располагающая — белое лицо, как на Руси говорили. Это так необычно в нынешней враждебности... Не подумайте плохого, я не из тех, ценителей мужской красоты. Я обычный беженец, отец двоих детей… Просто ищу человека, с которым можно обсудить наши дела. Позвольте представиться: Грызоватый Иван Иванович.

— Андрей Петрович Безсонов, к вашим услугам.

Мой собеседник снял пенсне и с нажимом потер переносицу. Потом снова надел и сказал:

— Я грешным делом заметил, что вы читаете военные сводки. А я, признаться, давно перестал. Колчак обречен. Он думал, что для победы над этим люэсом и хаосом надо сплотить ряды и спеть какую-нибудь бравую песню. Притом весь царский генштаб работает на товарища Троцкого, а у Колчака сплошь подпоручики, напялившие на себя генеральские погоны. Жалкий маскарад!

— Вы умный человек.

Он отрицательно замотал головой.

— Я не умный, боже сохрани. Очень страшно понимать происходящее.

— Что же пугает вас?

— Пугает? Очень мягко сказано... Вся штука, видите ли, весь источник русского кошмара таится в нашей экономике. Империя всегда жила на иностранные займы. Это когда в страну вливаются настоящие деньги, а залогом выступают внутренние богатства и важные экономические объекты — торговые пути, морские порты, месторождения. Кому дали настоящие деньги, тот и царь, а кто дал, тот и заказывает политику. Романовы поднялись, как дрожжи, на серебре английской Московской компании и Ганзейского союза. Вместо того чтобы создать собственную систему, они триста лет ловили финансовые потоки, пока сами наконец не попались. Это произошло, когда англосаксы и французы решили подкосить Германию, своего давнего конкурента. Штаты и немножечко Англия вручили Романовым деньги, чтобы втянуть Россию в драку. В то же время Германия выдала деньги эсерам и большевикам, чтобы Россия вышла из войны. Немцы не знали, что Америка тоже отсыпала денег красным — для той же цели. Америка хотела вступить в войну вместо нас и собрать все сливки за столом победителей. Этой цели она добилась. А поскольку с тринадцатого года в Америке правят демократы, то бишь международные банкиры, которые физически не переваривают монархию, то свержение царя стало неизбежностью.

— Не много ли чести для США?

— Позвольте! Америка чертовски богата. Она основной кредитор Великой войны, ей все должны, а теперь она еще и победитель. Наш золотой запас уплывет в Америку.

— Полагаете, вопрос решен?

— Увы! — Грызоватый глубоко затянулся сигарой. — Когда Колчак сдал Омск перед угрозой всего одной неполной бригады, которая гордо именуется Пятой армией, только ленивый не понял, что все кончилось. Финита ля трагедия! Но я бы не стал сильно печалиться по этому поводу; Колчак был обречен с самого начала. Его поставили диктатором только для того чтобы придать внутреннему сопротивлению видимость национального русского движения. Он вполне устроил бы англичан, которые уважают тиранию в странах-заложниках, простите мой невольный каламбур, но американцы решительно против адмирала. У Штатов далеко идущие планы; вот увидите, скоро в Вашингтоне к власти придут республиканцы — националисты, промышленники, и в Совдепии начнется такая индустриализация, что мама дорогая. Большевики начнут строить коммунизм в одной обособленной стране, глобальные планы Троцкого накроются медным тазом. Ленина прикончат обязательно, а за ним и Троцкого с его камарильей, всеми этими фанатиками, председателями Земшара, а заодно прихлопнут и царских военспецов. Всё, кредитная линия демократов закрыта.

— Однако все равно придется сделать выбор.

Грызоватый вздохнул.

— Выбор, знаете ли, плохое изобретение. Допустим, заходите вы в лавку за спичками, а приказчик: спичек нет-с, что будете брать, селедку или зонтик-с?

— Паршивая история, — сказал я. — И в чем же спасение?

— В том, чтобы сохранять бдительность. Вот вы, например. Пьете коньяк, будто чай.

— Разве от коньяка пьянеют?

— Представьте, — с долгой улыбкой произнес он. — Все пьянеют, кроме липовых археологов из монастыря генерала Бикреева.

— Что делать? Кто-то должен присматривать за слегка выпившим комиссаром из штаба Пятой армии.

Грызоватый заглянул мне в глаза. Жилы на его шее натянулись.

— Надо же, — проговорил он. — Где мы, простите, виделись?

— В Челябинске, на квартире Пыльцова.

— Ах, так это вы… Аплодирую. Этот идиот хранил досье на меня, источник вашей осведомленности. Да, просто беда с вами…

— Это полбеды. Вторая половина заключается в том, что вы — бывший офицер корпуса жандармов. Марк Николаевич фон Пиллау, дюжина лет беспорочной службы, из них десять — под глубоким прикрытием в рядах большевиков. Вы отчаянный человек, господин барон.

Пиллау шумно выдохнул и зажмурился.

— Бог мой, какое редкое наслаждение — говорить с понимающим человеком... Давайте еще поболтаем.

— Охотно. Вы пришли меня казнить?

— Надо, надо… — он вытянул руки перед собой и забарабанил пальцами. — Но я не хочу. У меня к вам есть небольшое деловое предложение... Кстати, вам будет интересно знать, что вас сдала одна женщина.

— У нее есть имя?

— Конечно, у нее их около десяти. Эта сука подчиняется напрямую Троцкому, уж не знаю, за какие заслуги… Ладно, ну ее ко всем чертям.

Он потушил сигару.

— Сейчас мы выйдем на улицу. Пойдем на Ангару, на остров Конный. Там красные намерены вас убить. Но что-то мне говорит, что у них возникнут непредвиденные трудности.

— Справитесь?

— Если не будете мешать.

Я выложил свой револьвер на стол. Пиллау бросил на боевиков торжествующий взгляд.

****

В ночном безветренном воздухе было сыро, повсюду стоял запах прачечной. Мы вышли из ресторана и пошлепали по серому снегу. Боевики шли позади меня, а впереди  поскрипывал сапогами Пиллау.

На берегу реки повисла мокрая зябкая мгла. Барон оглянулся. Я сделал шаг в сторону. Один за другим хлопнули два выстрела.

— Вот и все, — сказал Пиллау и почесал лоб стволом револьвера. — Отличная пушка у вас.

— Куда теперь?

— Я приметил один чудесный уголок на Кладбищенской. Тишина, покой, memento mori. Вот только ключи от этого дома — в вашем кармане, Андрей Петрович. Надеюсь, чаем угостите?

Пиллау имел в виду конспиративную квартиру британской разведки. Любопытно, при чем здесь я? Еще не вполне ясно понимая, как выпутаться из идиотского положения, в которое я угодил по милости барона, я пошел с ним вверх по Троицкой улице, глубокой и мертвецки тихой в предрассветном тумане.

— Я вот о чем подумал, — начал Пиллау. — Допустим, есть некий офицер белогвардейского генштаба, агент Интеллидженс. Его отправили в Иркутск с довольно важной миссией: сделать так, чтобы русское золото не досталось японцам, ведь оно должно достаться американцам и англичанам. Теперь, когда все прояснилось, ему больше нечего делать в городе. Куда он отправится? Думаю, отсюда он поедет прямиком в Америку. Готов побиться об заклад — он уже получил иностранные документы. Наверное, канадские, чтобы не так прямо.

— Но для чего он нужен в Америке?

— Зачем английский разведчик в Соединенных Штатах? — Пиллау хмыкнул и высморкался. — Отличная шутка. Нет, я понимаю, вы чертовски рискуете. Но, — Пиллау сделал серьезное лицо, — даю слово: я могила. У меня лишь одна просьба. Перед отъездом вы можете рекомендовать меня своим коллегам в Интеллидженс. Надеюсь, мой добрый жест не останется без награды.

Вот оно что. Меня отпустили сомнения. Бедолага Пиллау стал жертвой специфической болезни, сродни умопомешательству. Бикреев называет ее динамитным синдромом, ведь правда в наше время если и всплывает, то только кверху брюхом, когда кто-то начинает «глушить рыбу» — вбрасывать дезинформацию, от которой все сходят с ума. Пока я размышлял над этим, Пиллау настороженно остановился и поднес к лицу руку.

— Стой, кто идет! — раздалось впереди из тумана.

Клацнули затворы винтовок.

— Я — комиссар Наркомвоена! — выкрикнул, ухмыляясь, барон. — А ты кто, молодой санкюлот?

— Ах ты морда! — ломающимся голосом взвизгнули впереди. — Обзываться?

Хлестнул выстрел, за ним еще два. За моим плечом с дребезгом разлетелось стекло. Пиллау чертыхнулся и сложился пополам. Я подхватил его за бока и усадил на снег, из-под полы его кожаного пальто обильно выступила кровь. Схватив меня за рукав, он судорожно всхлипнул и откинулся спиной на землю.

Три мутных силуэта, лязгая затворами, косолапо бежали навстречу.

Я забрал у барона свой револьвер, опустил во внутренний карман полушубка и поднял руки. Что ж, подумалось мне, может, оно и к лучшему. Будда был прав: всегда есть путь посередине.

Продолжение.