Богомол. Глава пятнадцатая

Иркутск, Тихвинская площадь и Казанский собор. Февраль-март 1919 года.
Иркутск, Тихвинская площадь и Казанский собор. Февраль-март 1919 года.

Продолжение. Начало в номерах 38—51 за 2019 год. Глава четырнадцатаяНачало

Глава пятнадцатая

Мона исчезла. Для очистки совести я наведался в гостиницу «Централь» и узнал, что она съехала позавчера. Обзвонил театр, офицерское собрание, рестораны; все в один голос сказали, что Мона уехала на гастроли в Харбин. На даче, где недавно резвилась танцовщица в венецианской маске, я нашел пустоту в задрапированных бархатом комнатах и обозленного сторожа, не получавшего плату две недели. Я посоветовал ему продать шторы и мебель — Бекешин и атлеты с мечами здесь уже не появятся.

Итак, мой соперник зачистил хвост и мелькнул на миг, перед тем как исчезнуть. Близится финал? Леди Мэри старается подстегнуть меня к поиску? Пора играть по-крупному?

Ладно, посмотрим, какие карты у меня на руках. Две дамы разной масти, пик и треф, Мэри Хаддиган и Диана. Мона вне игры. С ней с самого начала все было ясно: классическая наседка, ведьма на шее. Певица с праздничной биографией, опытный манипулятор. Пришлось подставить ей шею — других возможностей приблизиться к леди Мэри я не видел, а еще это удобный канал для дезинформации. Ничего не поделаешь, приходится использовать любой случай.

Значит, Диана и Мэри… Их внешнее сходство можно объяснить кровным родством. Что если они родные сестры? Бикреев сказал, что младшая сестра Дианы мертва, но, кажется, он не слишком в это верит.

Еще один вопрос: круг посвященных в секрет Идогана ширится на глазах. Не считая меня, об этой реликвии знали двое, Лао Ши и Саката. Оба мертвы. И вдруг появляется некто осведомленный. Кто он? У меня есть лишь один ответ.

Мать Дианы происходит из богатого монгольского рода, чингизидов по линии Джучи или Есугэя. У родственников Дианы по материнской линии зеленые или синие глаза, для монголов это редкость, а для родных Дианы — повод, чтобы причислить себя к роду Борджигин. Предание о камне Чингисхана могло перейти к Диане по наследству. Это я могу допустить. От ее матери я слышал несколько интересных легенд, все они перекликаются с «Сокровенным сказанием монголов».

Следующий вопрос: почему я до сих пор жив? Первая причина: Мэри до сих пор не нашла бриллианты и очень рассчитывает на мой успех. Вторая: вполне вероятно, что она включила меня в свои планы на будущее, когда в Иркутске рухнет власть и золотой запас, по замыслу Бэйли, достанется японцам. Состав с государственным резервом стоит в Нижнеудинске под охраной чехов, но события могут повернуться в любую сторону. Банкиры микадо — единственный кандидат на захват золота. Американцы и англичане сделали ставку на большевиков, иначе никак не объяснить унижение Белой армии. Им нужно, чтобы золотой запас остался в России. Другое дело японцы. Их амбиции огромны, и они крайне нуждаются в золоте. Достать его, выдернуть из-под охраны  они могут несколькими способами. Могу допустить такой сценарий: в Иркутске начинается мятеж, японские войска поддерживают правительство и берут золото под свою опеку, а дальше следы золотых эшелонов попросту теряются. Но если так, то я нужен Мэри только в одном случае: если она играет против Бэйли и японцев. Значит, Диана и Мэри — сестры. Они действуют заодно. Им нужен священный камень их рода — Идоган.

Миссия Моны провалена, значит, сестры больше не нуждаются в ее услугах. Они приступили к решающей фазе, заметают следы, возможно отлучились из города, и чтобы я не мешал их планам, не придумали ничего лучше, как усыпить меня на целых тринадцать дней. Мое пробуждение означает, что их подготовка окончена. Восстание случится на днях.

****

После обеда я зашел в публичную библиотеку на Тихвинской площади. Служитель в потертой черной паре, очень похожий на молодого Ленина, принес подшивку свежих газет. Новости тревожнее с каждым днем. Армейские поезда застряли где-то под Красноярском. Красноярск заняли красные, гарнизон предал Колчака. Новым командующим назначен Каппель. Войска пересели на сани и движутся по Московскому тракту, генералы Ставки едут с армейскими обозами, Бикреев, конечно, с ними. Чехи пропустили только два эшелона: личный поезд Колчака и первый эшелон с золотом. Колчак попадет прямо в ловушку.

Захотелось подышать свежим воздухом. Я встал и прогулялся по главной иркутской площади, между Тихвинской церковью и Казанским собором. У китайского балагана, расположенного, как водится, между святынями, на меня налетел Пурхевич.

— O, Dieu! — воскликнул он. — Вот так встреча! Представьте, меня пригласили в Хабаровск — там еще ценят нашего брата куплетиста-злободневника! Не одолжите ли на билет? Хотя не надо, все равно пропью: мост через Ангару сорвало к чертям, придется торчать на правом берегу, пока пароходы не пустят.

— Что вы говорите? Сорвало мост?

— Двенадцать понтонов — подчистую! До вокзала не доехать, не доплыть!

До меня, наконец, дошло.

Сообщение между берегами прервано. Золотой запас — в городе. Переворот случится сегодня или завтра.

Единственный шанс его предотвратить — арестовать верхушку заговорщиков. Сегодня.

Я вернулся в библиотеку и попросил воспользоваться телефоном. Договорился с Гамлетом о встрече.

****

— Господи боже мой! — Гамлет растроганно преломил руки. — Слава богу, вы живы!

— Я должен срочно встретиться с вашей группой. Обсудить совместную работу.

— Конечно, если так срочно, через три часа устрою...

— Где?

— Давайте на Иерусалимской.

Мы попрощались. Я неспешно прогулялся до Офицерского собрания и сделал еще один звонок. Потом выпил водки, взял пролетку и погнал на Иерусалимскую.

Погода стояла тяжелая: хмурое небо, пронизывающий ветер. Всю дорогу я тер свой окоченевший нос, другой рукой согревая револьвер в кармане шубы, и размышлял над тем, в какую авантюру я ввязался. Из Офицерского собрания я позвонил Копфу, сообщил о предстоящей встрече эсеровского актива. Проигнорировать этот звонок он не сможет, группа захвата обязательно при­мчится на Иерусалимскую и арестует всех, кого найдет в доме. Сказать об этом Копфу было крайне рискованно: Гамлет и Копф подельники, но что за дело их связывает? Тот и другой отнюдь не склонны к жертвам во имя идеи. Ими руководит тупая жадность, их цель — пропавшие бриллианты и девятьсот килограммов золота из подвалов иркутского казначейства. Мятеж, кровь на улице, хаос — подходящая атмосфера для грабежа, политика всегда была лучшим прикрытием для криминала. Меня не покидала уверенность, что этих двух идиотов разрывают лютые разногласия по поводу дележа добычи. Копф не предупредит Гамлета, более того — он непременно постарается его убрать. Такой исход меня нисколько не устроит, Гамлет нужен мне живым. Он — лучший способ получить информацию о сестрах Брагиных, выбить из него правду намного проще, чем из Копфа или Дианы. Что ж, придется ввести себя в уравнение, подставиться, пусть даже криво; главное — не позволить Копфу запросто убить Гамлета, и что-то мне подсказывает, что я способен ему помешать. Гамлет наверняка затаится в подвале, в потайной комнате, где сможет переждать переполох в относительном комфорте; об этой комнате знаем только я и он.

План откровенно дрянной, но изобретать более надежный ход уже некогда. Карты раскрывать рано, карты надо поберечь — мой поиск не завершен и безопасность золотого запаса, как прежде, под вопросом. Итак, господа, покер закончился, начались шашки. Точнее, поддавки.

****

На квартире меня ждали. Гостиную заволокло папиросным дымом. У стола с самоваром в расслабленной позе стоял Гамлет, на стульях расположились десять человек в военной форме и гражданском. На меня с дурашливой угрозой смотрел длинный сгорбленный брюнет с ястребиным носом — штабс-капитан Колпачников, один из зачинщиков бунта. Когда я вошел, он поднялся и вынул наган.

Гамлет облизал пересохшие губы.

— Ну-с, господин Богомол, как вам моя группа?

— Не могу сказать, что удивлен, — сказал я и выстрелил, не вынимая руку из кармана. Штабс-капитан охнул и завертелся волчком, схватив свой локоть.

Нажать курок повторно я не успел — через миг уже лежал на полу, скованный наручниками, а штабс-капитан, скуля по-собачьи, пинал меня носком сапога. Нужно было стрелять на убой.

Заговорщики не спешили, переговариваясь и усмехаясь. Гамлет возбужденно говорил, то и дело кивая в мою сторону. Наконец за окнами раздались выстрелы. Зычный голос поручика Копфа возгласил несколько театрально:

— Красные черти, сдавайтесь! Дом окружен! Выходи по одному, копыта в гору!

Дом на секунду погрузился в ступор, затем в художественное геройство и дальше в банальную панику. Кто-то выбил стекло, выстрелил, заохал, покатился. Во дворе послышались крики, защелкали выстрелы, и вскоре я остался один.

Меня вывели на воздух, усадили на землю, кто-то протер мне лицо снегом. Поручик присел на корточки рядом.

— Телеграфист задержан?

— Нет! — рявкнул Копф. — Конечно, спасибо вам за звонок, но уж больно вы прыткий для ученого.

****

В санях под охраной двух бойцов меня отвезли в центр города, в Потеряиху — прибрежную местность между понтонным мостом и Троицкой церковью. Говорят, в старину здесь простиралось болото, где увязал заблудившийся мелкий скот, а полтора года тому назад здесь обосновались амнистированные каторжники, и в Потеряихе стали пропадать люди.

Старый, тесный, пропитанный копотью дом с наглухо забитыми ставнями стоял в глубоком загашнике за гимназией. В своем заточении я находился один, без соседей. Обеды носили из трактира, даже доставили пачку детективных историй, и все это могло показаться терпимым, если б не полная звуконепроницаемость.

На десятые сутки я заскучал. Не развлекали даже раскаты грома, едва различимые здесь, в глухой бревенчатой коробке. Само собой, никакого грома в декабре быть не могло, а могло быть только одно — бой.

На одиннадцатый день рано утром меня вывели на воздух. Во дворе стоял автомобиль. Место шофера пустовало, позади из темноты возникло лицо Копфа.

— Извините, пришлось подержать вас немного, — сказал он. — Навестить вас не было возможности — красные, видите ли, поднялись, атакуют из предместий. Взяли все Глазково, за Ушаковкой их тоже полно.

— Это так неожиданно.

Где-то вдалеке разорвался снаряд. Копф досадливо отвернулся от окна.

— Считайте себя пророком, если вам угодно. Переправиться на тот берег у нас действительно не получилось — союзники не дали пароходов. Обстрелять казармы тоже не вышло — генерал Жанен пригрозил, что натравит на наш гарнизон все иноземное воинство. Но ничего, отбиваемся потихоньку. На подходе семеновцы, японцы тоже нас поддержат, так что через пару дней все кончится. Лучше скажите, откуда вы узнали о подготовке мятежа?

— Я докладывал.

Копф сделал глоток из золотой, осыпанной рубинами фляжки. Одна лишь запонка на рубашке поручика стоила больше, чем он мог заработать за несколько лет. Я бы не надел такие запонки на службу, и Бикреев не надел бы, это точно, наше ведомство он называет по старинке — Монастырь.

— Господи, как трудно с вами общаться, — вздохнул Копф. — Ладно, делать нечего. Вас доставят за город ради вашей безопасности.

Копф выглянул из автомобиля. Подбежал, неловко придерживая саблю, черноусый круглолицый прапорщик.

— Слушай приказ, — сказал Копф. — Поедешь вниз по Набережной до угла Амурской. В саду встретишь наш патруль. Поступаешь в распоряжение командира патруля корнета Фостюшкова. Все, вперед.

Меня охватило скверное предчувствие.

Продолжение.