Богомол. Глава двенадцатая

Продолжение. Начало в номерах 38—48. Глава одиннадцатая. Начало

Глава двенадцатая

Инженер явно жил не по средствам, зависел от наркотиков, при этом имел один источник дохода — службу на дороге; значит, воровал. Дом стоит в глуши, рядом с трактом и густой, обрывающейся в Иркут рощей, до железной дороги — верста, не более. Самое место, чтобы хранить тюки с краденым.

Я постучал кулаком в ставень. Дверь отворил рябой щетинистый жлоб в черной косоворотке. Жгучий пустой взгляд исподлобья окатил мою шинель, блеснула фикса в углу скривившегося рта.

— Постояльца твоего убили. Надо опознать.

Рябой отвел взгляд в сторону.

— Постояльников не держу.

— Ладно, хорошо.

Я отвернулся и с оборота ударил его рукоятью пистолета в лицо. Он отпал в сени, я шагнул за ним и закрыл дверь.

Описание нашего разговора не доставит удовольствия ни мне, ни моему доброму читателю. Замечу только, что вынужденный стиль общения был обусловлен острой нехваткой времени и множеством других причудливо переплетенных кармических предпосылок.

Мои догадки подтвердились: в доме хранили краденое. Товар со станции приносили «хорошие ребята», а инженер давал наводку. Он жил одиноко, по вечерам делал себе укол морфия и заводил граммофон (на крышке сундука я обнаружил пластинку с ариями из «Тангейзера»). Несколько дней назад инженер пропал. Никаких саквояжей в доме я не нашел, в переделанном под склад сарае тоже не было ничего интересного: мешки с табаком, ящики с тушенкой, патроны и новенькие, в смазке, винтовки. Полезная информация заключалась в том, что рябой впустил к себе постояльца по просьбе старухи Чубатихи, ее внук промышляет на вокзале и как-то связан с политическим подпольем.

Отправив кошевщика в ближайший милицейский участок, я вернулся в ландо и через все Глазково поехал к старухе. Она живет в деревне с названием Царь-Девица, в роще за вокзалом.

****

Царь-Девица названа в честь дочери местного кузнеца, она прибила дюжину воров голыми руками, гордо сообщил извозчик. Звучало жизнеутверждающе, недаром инженер слушал «Тангейзера».

Изба нашлась довольно скоро. Из трубы тянулся дымок, в одном из окон теплился свет.

Я отпустил повозку и постучался в большую крепкую дверь, из-за которой наконец послышался резкий ворчливый голос. После долгих выяснений, кто я и зачем, дверь отворилась. На пороге стояла сухонькая бабка в платке и телогрейке поверх длинной черной юбки.

— Чего вперся, служивый? — выкрикнула она. — Нету местов!

— А Чубатый сказал  — передай, что от меня, не откажут.

— Никто-ниче твой Чубатый! Журлябия бродячая! Ладно, чего стал, входи.

Согретый типично иркутским радушием, вскоре я прихлебывал чай с молоком — Чубатиха налила полное блюдце бесплатно, взяв за постой две тысячи рублей. Старухино жилище состояло из двух квартир с общими сенями, разделенное тонкой перегородкой по центру дома. Бабка занимала большую квартиру, ночуя на заваленной пестрыми одеялами кровати в маленькой теплой спаленке позади кухни. Мне она отвела гостиную, холодную в это время года, оттого что в соседней квартире, отданной постояльцам, общая домовая печь топилась крайне редко — жильцы приходили не каждый день и всего на пару часов. По ее словам, жильцы — люди приличные, хоть и политические, платят исправно. Выпив рюмку водки, я раскинулся на вместительном диване в гостиной, у перегородки. Свечка погасла, из кухни покатился старушечий храп.

Я уже почти уснул, когда из-за оконных ставен раздался шум. Остановился экипаж, затопали ноги, захлопали руки о шубы и шапки. Комната за перегородкой наполнилась людьми. Их было трое. О столешницу брякнули револьверы, зашуршала грубая оберточная бумага. Загремели, скрипнули табуреты, кто-то кашлянул в платок, чавкнула пробка, послышалось бульканье. Слышимость почти полная.

— За политический центр Сибири, — торжественно произнес бархатный баритон.

Раздался хор одобрительных голосов. Звякнули стаканы. Кто-то шумно потянул носом и выдохнул.

Минуту продолжалось активное жевание.

— В общем, ситуация такая, — сказал баритон. — Основная повестка дня выполнена: политический центр создан. Но что я хочу сказать вам, товарищи, с глазу на глаз.

Чиркнула спичка, пыхнула сигара.

— Первые вагоны с золотом на пути в Иркутск, уже близко. Остальные блокированы у станции Тайга. С ними Колчак и штаб фронта. Спасибо нашим, держат его крепко. Диктатура не пройдет!

— Не на митинге, короче.

— Хорошие вести, господа, — продолжил баритон. — Я получил весточку от председателя Совета министров Пропилеева. Он сообщил, его брат, командующий Первой армией, возьмет под арест генерала Захарова — командующего всей армией Колчака. Арест произойдет завтра утром, в десять. То есть уже сегодня.

— Феерично! — выдохнул фальцет. — Конец адмиралу, не выкрутится!

— Мне бы ваш оптимизм, — угрюмо вмешался бас. — Ну, арестуют. А Колчак нового поставит. Каппеля, конечно. Он популярен в войсках и, говорят, умен.

— Да пусть он ставит кого хочет! — заспешил фальцет. — Связь рухнет, управление войсками нарушится! Вы представляете, что это значит для отступающей армии? Это конец!

— Отнюдь нет, — упрямо возразил бас. — По мнению товарища Рихтер, хаос продлится не слишком долго, а затем Каппель поведет войска пешком по Московскому тракту.

— Я бы не пошел, — заметил баритон. — Каппель собирается занять позиции у Красноярска. Но в Красноярске товарищи уже поработали. Город, считай, уже наш.

Заседающие притихли. Послышалось одобрительное мычание.

— Кстати, как идет работа с солдатами?

— Пятьдесят третий полк фактически готов. Весь солдатский актив — наш, есть и несколько сознательных офицеров.

— Хорошо. Напомню: в Иркутске начинаем с разрушения моста. Никакой переправы быть не должно. Первым делом берете вокзал. Я подойду позднее, с шахтерами. Они раскачиваются долго, зато потом не остановишь.

Баритон шумно потянулся, зевнул.

— Давайте за успех.

Выпили. Жевание.

Бас проговорил тихо:

— Вы, господа, на эту квартиру больше не ходите. За нашим вокзальным товарищем слежка. Неровен час контрразведку сюда приведет.

— Шлепнуть бы его, — бросил фальцет.

— Да не волнуйтесь, — сказал баритон, — товарищ Рихтер только что угомонила. Я получил звонок по телефону.

— Нет, вы меня точно с ума спятите, — взвизгнул фальцет. — Как вы могли просить об этой услуге большевичку?

— Товарищ Рихтер наш товарищ, — значительно возразил баритон. — К тому же не забывайте, у нее авторитет среди матросов и солдат. А у вас есть авторитет в солдатских массах, господин штабс-капитан?

— Ладно, оставим, — отговорился бас. — А дом этот действительно негодный. Я следы видел под окнами.

Щелкнула крышка часов.

— Что ж, господа. Пятый час, пора по домам.

Звуки за стеной скомкались, скрипнул табурет, хлопнула дверь, заскрипел снег.

До меня дошел план грядущей катастрофы.

Иркутск взорвется еще до Нового года. Накануне восстания красноярский гарнизон предаст своего правителя и обрушится на армию, которая пойдет маршем по своим тылам, рассеянная на отряды, не готовая к серьезной битве.

Сегодня в десять часов будет арестован штаб Захарова, управление войсками — потеряно. Надо срочно телеграфировать Бикрееву.

Я собрался и ушел по-английски. В лесу от мороза потрескивали сосны. Далеко впереди, внизу у Ангары, светились огоньки вокзала. Я побежал на свет.

****

Вокзал переполнен спящими беженцами. Повсюду мешки, котомки, клетки с курами, вонь стоит гибельная. Я поднялся к дежурному, сунул под его воспаленные глаза штабное чешское удостоверение и, выдворив бедолагу на свежий воздух, взял трубку телефона.

— Центральная, пять. Слушаю.

— Барышня, будьте любезны, квартиру Степанова.

— Готово.

В трубке послышалось невнятное шуршание, потом раздался хриплый стон.

— Алле, на проводе…

— Простите, что разбудил.

— Вы… Что случилось?

— Ваш рояль в рабочем состоянии?

Гамлет секунду соображал — под роялем подразумевался, конечно, телеграфный аппарат, но сон еще спасал его от реальности.

— Нет, на ремонте, — проговорил он.

— Сколько нужно времени, чтобы его починить?

— О-о, даже не знаю… Вы, если хотите поиграть, приходите лучше в театр. В девять.

Значит, Гамлет отобьет мою шифровку с телеграфа в девять утра. Арест главкома назначен на десять, но по какому времени — местному или нет? Железная дорога живет по единому петроградскому, девять часов по иркутскому времени — это четыре часа по железнодорожному. Если арест назначен на десять по этому отсчету, то у меня будет фора в шесть часов. А если по местному? Штабные поезда стоят на станции Тайга, это Томская губерния, разница во времени с Иркутском — около часа. Что можно сделать за час? Успеем арестовать Пропилеева, а это значит, что сохранится управление войсками.

— Благодарю, буду непременно, — сказал я.

— Где вы находитесь?

— На вокзале.

— Я заберу вас на авто.

****

Гамлет вошел в зал ожидания, одетый в песочного цвета меховое пальто и яловые сапоги с оторочкой, на голове — лисья шапка с хвостом. Он жестом пригласил меня на выход. На извозчичьей площадке в клубке пара приятно урчал мотором синий «Панар».

Выехав на мост и пересекая реку, Гамлет рассказал, что автомобиль достался ему от большевиков полтора года назад, когда они бежали из города.

Я передал ему текст шифровки (нацарапал в блокноте, пока ждал) и добавил:

— Зайду к вам за ответом после десяти.

Гамлет отрицательно замотал головой:

— Не спешите, за мной следят. Я, знаете ли, немного революционизирую в этом городе. Приходите лучше в полдень, когда в зале будет больше народу. Кстати, — бросил он, когда мы выехали на набережную. — Тут упорно ходит слух об офицере по фамилии Баштин… Контрразведчик. Из главного управления, кажется. Насколько мне удалось понять, его отправили в Иркутск для розыска каких-то бриллиантов. 

— Что с ним?

Гамлет заглушил мотор.

— Чехи арестовали его на железной дороге. Теперь возят на допросы к себе в штаб.

— Почему иркутские коллеги не освободят его?

— Не подчиняются они нашим, чехи. Я третьего дня в их штабе телефонную линию починял, меня позвали как специалиста и знающего язык. Так вот, я своими ушами слышал, как они ругали какого-то Баштина из Омска, дескать, железный человек, но заржаветь не успеет — девятого числа его пустят в расход. Сегодня девятое.

— Не исключаете дезинформацию?

— Исключать не могу, но говорили офицеры в соседней комнате, не зная о моем присутствии.

Многовато совпадений, подумалось мне. Гамлет, конечно, понимает по-чешски, он вырос в Праге, но как-то сразу совпало — и приглашение починить линию, и расстрел именно сегодня, ни днем позже… Все это похоже на дезинформацию, блеф. В сущности, я ничего не знаю о Гамлете. Он мог продаться кому угодно. 

Есть только один способ проверить: устроить небольшой переполох в чешской контрразведке.

Продолжение.